У меня было чертовски хорошее время до первого антракта, когда я вышел из спортзала, чтобы разгрузить часть пунша, который я отложил. Я добрался до двери в комнату мальчиков, но тут кто-то схватил меня одной рукой за пояс, а другой за шею и потащил прямо по коридору к боковому выходу, выходящему на стоянку преподавателей. Если бы я не протянул руку, чтобы толкнуть аварийную перекладину, Кенни столкнул бы меня лицом к двери.
Я полностью помню, что было дальше. Я понятия не имею, почему плохие воспоминания детства и ранней юности так ясны, я только знаю, что они есть. И это очень плохое воспоминание.
Ночной воздух был шокирующе холодным после жары спортзала (не говоря уже о влажности, источаемой всеми этими подростковыми плодовыми телами). Я видел лунный свет, мерцающий на хромированных крышах двух припаркованных машин, принадлежащих тем ночным компаньонам, мистеру Тейлору и Мисс Харгенсен (новые учителя застряли, сопровождая их, потому что это была, как вы уже догадались, традиция GFMS). Я слышал, как стучат выхлопные газы через глушитель выстрела какой-то машины на шоссе 96. И еще я почувствовала горячие грубые царапины на своих ладонях, когда Кенни Янко толкнул меня на тротуар автостоянки.
“А теперь вставай, - сказал он. “У тебя есть работа, которую надо делать.”
Я тоже встал. Я посмотрел на свои ладони и увидел, что они кровоточат.
На одной из припаркованных машин лежала сумка. Он взял его и протянул мне. - Начисти мне сапоги. Сделай это, и мы назовем его квадратным.”
- Пошел ты, - сказал я и ударил его кулаком в глаз.
Вспомнить, ладно? Я помню каждый раз, когда он бил меня: всего пять ударов. Я помню, как последний удар отбросил меня назад к шлакоблочной стене здания и как я приказал своим ногам держать меня, но они отказались. Я просто медленно сполз вниз, пока моя задница не оказалась на щебенке. Я помню, как черноглазый горошек, слабый, но слышный, произносил “Бум-Бум-Бум!".- Я помню, как Кенни стоял надо мной, тяжело дыша, и говорил: “Скажи кому-нибудь, и ты умрешь.- Но из всего, что я помню, лучше всего мне запомнилось—и это сокровище-то возвышенное и дикое удовлетворение, которое я испытал, когда мой кулак коснулся его лица. Он был единственным, в который я попал, но это был чертовски хороший удар.
Бум-бум-Бах.
Когда он ушел, я достал из кармана телефон. Убедившись, что он не сломан, я позвонил Билли. Это было все, что я мог думать, чтобы сделать. Он ответил на третьем гудке, крича так, чтобы его было слышно сквозь пение Флориды. Я сказал ему, чтобы он вышел и привел Мисс Харгенсен. Я не хотел впутывать в это дело учителя, но даже когда мои колокольчики зазвенели довольно хорошо, я знал, что рано или поздно это должно было случиться, так что лучше всего было сделать это с самого начала. Я думал, что именно так Мистер Харриган и поступил бы.
- Но почему же? Что случилось, чувак?”
“Какой-то мальчишка избил меня, - сказал я. “Я не думаю, что мне лучше вернуться в дом. Я не очень хорошо выгляжу.”
Он вышел через три минуты не только с Мисс Харгенсен, но и с Реджиной и Марджи. Мои друзья с ужасом уставились на мою разбитую губу и окровавленный нос. Моя одежда тоже была испачкана кровью, а рубашка (совершенно новая) порвана.
“Пойдемте со мной, - сказала Мисс Харгенсен. Она не казалась расстроенной ни кровью, ни синяком на моей щеке, ни тем, как у меня распухли губы. “Каждый из вас.”
“Я не хочу туда идти” - сказала я, имея в виду вернуться в спортзал. “Я не хочу, чтобы на меня пялились.”
“Я тебя не виню, - сказала она. “Сюда.”
Она подвела нас к входу с надписью "Только для персонала", открыла дверь ключом и отвела в учительскую. Это было не совсем роскошно, я видел лучшую мебель на лужайках Харлоу, когда люди продавали ее во дворе, но там были стулья, и я сел на один из них. Она нашла аптечку первой помощи и отправила Реджину в ванную за холодной мочалкой, чтобы положить мне на нос, который, по ее словам, не выглядел сломанным.
Регина вернулась с потрясенным видом. “Там есть крем для рук "Аведа"!”
“Это мое, - сказала Мисс Харгенсен. - Возьми немного, если хочешь. Положи это на нос, Крейг. Погоди. Кто привел вас, дети?
- Отец Крейга, - сказала Марджи. Она смотрела на эту неизведанную страну широко раскрытыми глазами. Поскольку было ясно, что я не собираюсь умирать, она записывала все для последующего обсуждения со своими подружками.
- Позвоните ему, - сказала Мисс Харгенсен. - Дай Марджи свой телефон, Крейг.”
Марджи позвонила папе и попросила его приехать за нами. Он что-то сказал. Марджи послушала, а потом сказала: “Ну, была небольшая неприятность.- Послушала еще немного. “Хм . . . хорошо. . .”
Билли взял трубку. “Его избили, но он в порядке.- Послушал и протянул трубку. “Он хочет поговорить с тобой.”
Конечно, он так и сделал, и после того, как спросил, все ли со мной в порядке, он захотел узнать, кто это сделал. Я сказал, что не знаю, но подумал, что это был старшеклассник, который, возможно, пытался испортить танцы. - Со мной все в порядке, папа. Давай не будем придавать этому большого значения, ладно?”
Он сказал, что это очень важно. Я сказал, что это не так, а он сказал, что это так. Мы так и ходили вокруг да около, а потом он вздохнул и сказал, что приедет так быстро, как только сможет. Я закончил разговор.
Мисс Харгенсен сказала: "я не должна ничего давать от боли, только школьная медсестра может это сделать, и только тогда с разрешения родителей, но ее здесь нет, так что . . .- Она схватила свою сумочку, висевшую на крючке рядом с пальто, и заглянула внутрь. “Может быть, кто-нибудь из вас, детишек, донесет на меня и заставит потерять работу?”
Трое моих друзей покачали головами. Я тоже, но очень осторожно. Кенни поймал меня с довольно хорошим ударом наотмашь в левый висок. Я надеялся, что этот хулиганистый ублюдок повредил себе руку.
Мисс Харгенсен достала маленькую бутылочку Элева. “Моя личная акция. Билли, принеси ему воды.”
Билли принес мне чашку "Дикси". Я проглотил таблетку и сразу почувствовал себя лучше. Такова сила внушения, особенно когда внушение делает великолепная молодая женщина.
- Вы трое, ведите себя как пчелы и жужжите, - сказала Мисс Харгенсен. - Билли, сходи в спортзал и скажи мистеру Тейлору, что я вернусь через десять минут. Девочки, идите на улицу и подождите отца Крейга. Помашите ему рукой, чтобы он подошел к служебной двери.”
И они ушли. Мисс Харгенсен склонилась надо мной так близко, что я почувствовал запах ее духов, и это было чудесно. Я влюбился в нее по уши. Я знал, что это было глупо, но ничего не мог с собой поделать. - Она подняла вверх два пальца. “Пожалуйста, скажи мне, что ты видишь три или четыре.”
“Нет, только два.”
“Окей.- Она выпрямилась. “Это был Янко? Так оно и было, не правда ли?”
“Нет.”
“Разве я выгляжу глупо? Скажи мне правду.”
То, как она выглядела, было прекрасно, но я едва ли мог сказать это. “Нет, вы не выглядите глупо, но это был не Кенни. И это хорошо. Потому что, видите ли, если бы это был он, я уверен, что его бы арестовали, потому что он уже исключен. Потом будет суд, и мне придется пойти в суд и рассказать, как он меня избил. Все бы узнали. Подумайте, как это было бы неловко.”
“А если он еще кого-нибудь избьет?”
Тогда я подумал о мистере Харригане—можно даже сказать, направил его в нужное русло. “Это их проблема. Все, что меня волнует, это то, что он покончил со мной.”
Она попыталась нахмуриться. Вместо этого ее губы изогнулись в широкой улыбке, и я влюбился в нее еще больше, чем когда-либо. “Это же не правильно.”
“Я просто хочу жить дальше, - сказал я. И это была чистая Божья правда.
- Знаешь что, Крейг? Я думаю, что так и будет.”
Когда мой отец пришел туда, он оглядел меня и похвалил Мисс Харгенсен за ее работу.
“В своей прошлой жизни я была боксером-призером, - сказала она. Это заставило его рассмеяться.Никто из них не предложил съездить в отделение неотложной помощи, что было облегчением.
Папа отвез нас четверых домой, так что мы пропустили вторую половину танцев, но никто из нас не возражал. Билли, Марджи и Регина пережили нечто более интересное, чем махание руками в воздухе под Бейонсе и Джей-Зи.что касается меня, то я все еще переживал тот приятный шок, который поднялся вверх по моей руке, когда мой кулак коснулся глаза Кенни Янко. Это должно было оставить великолепный фингал, и мне было интересно, как он это объяснит. Да, я врезался в какую-то дверь. Да, я врезался в стену. Да, я дрочил, и моя рука соскользнула.
Когда мы вернулись домой, папа снова спросил меня, не знаю ли я, кто это сделал. Я же сказал, что нет.
“Не уверен, что я в это верю, сынок.”
Я ничего не ответил.
“Ты просто хочешь оставить все как есть? Это то, что я сейчас слышу?”
Я молча кивнул.
“В порядке.- Он вздохнул. “Кажется, я все понял. Я и сам когда-то был молод. Это то, что родители всегда говорят своим детям рано или поздно, но я сомневаюсь, что кто-то из них в это верит.”
“Я верю в это, - сказал я, и я действительно верил, хотя было забавно представлять себе моего отца в виде пятифутового шримпсквика в эпоху стационарных телефонов.
- Скажи мне хотя бы одну вещь. Твоя мать рассердилась бы на меня за то, что я вообще спросил, Но ведь ее здесь нет . . . ты ударил его в ответ?”
“Да. Только один раз, но удар был очень хорош.”
Это заставило его улыбнуться. “Окей. Но ты должен понимать, что если он снова придет за тобой, это будет делом полиции. Все ли ясно?”
Я же сказал, что да.
“Твоя учительница-она мне нравится—сказала, что я должен не давать тебе спать по крайней мере час и следить, чтобы ты не совсем одурел. Хочешь кусочек пирога?”
“Конечно.”
- Чашку чая в придачу к этому?”
“Абсолютно.”
Так что мы ели пирог и пили чай большими кружками, и папа рассказывал мне истории, которые не были связаны с телефонными линиями для вечеринок, или посещением однокомнатной школы, где была только дровяная печь для обогрева, или телевизорами, которые получали только три станции (и ни одной, если ветер сдувал антенну на крыше). Он рассказал мне, как они с Роем Девиттом нашли несколько фейерверков в подвале Роя, и когда они их отстрелили, один из них попал в ящик для растопки Фрэнка Дрисколла и поджег его, а Фрэнк Дрисколл сказал, что если они не перережут ему веревку, то он расскажет их родителям. Он рассказал мне о том, как его мать подслушала, как он звонил старому Филли Лауберду из церкви Шайло, большому вождю Вампуму, и вымыла ему рот с мылом, игнорируя его обещания никогда больше не говорить ничего подобного. Он рассказывал мне о драках на аэродроме Оберн—ролл-Роллс, как он их называл—- где ребята из Лисбонской средней школы и те, кто учился в школе Эдварда Литтла, учились там почти каждую пятницу вечером. Он рассказал мне о том, как двое здоровых ребят стащили с него плавки на Уайт-Бич (“я шел домой, завернувшись в полотенце”), и о том, как какой-то мальчишка гнался за ним по карабин-стрит в Касл-Роке с бейсбольной битой (“он сказал, что я засосал его сестру, чего я никогда не делал”).