- Гм, да.- Не было никакого смысла лгать, бабушка видела их насквозь. “А они есть? А ты их видела?”
Бабушка фыркнула: “А ты как думаешь, хантел?- Позже Чаку пришло в голову, что это вовсе не ответ. “Я бы не стал обращать слишком много внимания на Зейди. Он хороший человек, но иногда пьет слишком много. Потом он катается на своих любимых лошадях. Я уверен, что ты знаешь, о чем я говорю.”
Чак так и сделал. Никсон должен был сесть в тюрьму; фейгелы захватили американскую культуру и превратили ее в розовый цвет; конкурс Мисс Америка (который бабушка любила) был ее основным мясным шоу. Но до той ночи она никогда ничего не говорила о призраках в куполе. По крайней мере, для Чака.
- Бубби, а кто был этот мальчик Джеффрис?”
- Она вздохнула. “Это было очень печально, Бойчук.(Это была ее маленькая шутка.) "Он жил в соседнем квартале, и его сбил пьяный водитель, когда он гонялся за мячом на улице. Это случилось очень давно. Если твой дедушка сказал тебе, что видел его до того, как это случилось, он ошибся. Или придумывает что-то для одной из своих шуток.”
Бабушка знала, когда Чак лжет; в ту ночь Чак обнаружил, что это талант, который может пойти в обе стороны. Все дело было в том, как она перестала смотреть на него и перевела взгляд на телевизор, как будто там было что-то интересное, хотя Чак знал, что бабушке плевать на бейсбол, даже на Мировую серию.
“Он просто слишком много пьет” - сказала бабушка, и на этом все закончилось.
А может, и правда. Наверное, это правда. Но после этого Чак испугался купола с запертой дверью наверху короткой (шесть ступенек) узкой лестницы, освещенной единственной голой лампочкой, висевшей на черном шнуре. Но очарование-это брат-близнец страха, и иногда после той ночи, когда оба его дедушки и бабушки были в отъезде, он осмелился взобраться на них. Он дотрагивался до висячего замка Йельского университета, вздрагивал, если тот дребезжал (звук, который мог бы потревожить призраков, запертых внутри), а затем спешил вниз по лестнице, оглядываясь через плечо. Легко было представить, как замок с треском открывается и падает на пол. Дверь со скрипом открылась на неиспользуемых петлях. Если это случится, то он, наверное, умрет от страха.
С другой стороны, подвал был совсем не страшен. Он был ярко освещен флуоресцентными лампами. Продав свои обувные магазины и выйдя на пенсию, дедушка проводил там много времени, занимаясь столярными работами. Там всегда сладко пахло опилками. В одном из углов, подальше от строгальных станков, Сандерса и ленточной пилы, к которой ему было запрещено прикасаться, Чак нашел коробку с дедушкиными старыми книгами о мальчиках Харди. Они были старомодны, но довольно хороши. Однажды он читал зловещий указатель на кухне, ожидая, когда бабушка достанет из духовки пачку печенья, и вдруг она выхватила книгу у него из рук.
“Ты можешь придумать что-нибудь получше, - сказала она. - Пришло время усилить твою игру, Бойчук. Подожди меня здесь.”
“Я как раз перешел к самому интересному, - сказал Чак.
Она фыркнула-звук, которому только еврейские бабки отдают должное по-настоящему. “Здесь нет ничего хорошего, - сказала она и забрала книгу.
А вернулась она с убийством Роджера Экройда. “А вот это уже хорошая детективная история, - сказала она. - Никаких тупоголовых подростков, бегающих в джалопах. Считайте, что это ваше введение в настоящее письмо.- Она задумалась. - Ладно, пусть не Сол Беллоу, но все же неплохо.”
Чак начал читать книгу только для того, чтобы порадовать бабушку, и вскоре был потерян. На одиннадцатом году жизни он прочел почти две дюжины книг Агаты Кристи, попробовал написать пару книг о мисс Марпл, но ему гораздо больше нравился Эркюль Пуаро с его суетливыми усиками и маленькими седыми клеточками. Пуаро был одним из тех мыслящих котов. Однажды, во время летних каникул, Чак читал "Убийство в Восточном экспрессе" в гамаке на заднем дворе и случайно взглянул в окно купола, расположенного далеко наверху. Ему было интересно, как месье Пуаро будет расследовать это дело.
Ага, подумал он. А потом вуаля, что было еще лучше.
В следующий раз, когда бабушка испекла черничные кексы, Чак спросил, Можно ли отнести их Миссис Стэнли.
“Это очень заботливо с твоей стороны, - сказала бабушка. “А почему бы тебе этого не сделать? Просто не забудь посмотреть в обе стороны, когда будешь переходить улицу.” Она всегда говорила ему это, когда он куда-нибудь уезжал. Теперь, когда его маленькие серые клеточки были заняты, он подумал, не думает ли она о мальчике Джеффри.
Бабушка была пухленькой (и становилась все толще), но миссис Стэнли была вдвое крупнее ее, вдова, которая при ходьбе хрипела, как протекающая шина, и всегда была одета в один и тот же розовый шелковый халат. Чак смутно чувствовал себя виноватым из-за того, что принес ей лакомства, которые добавят ей веса, но ему нужна была информация.
Она поблагодарила его за булочки и спросила—А он был почти уверен, что она так и сделает,—не хочет ли он съесть одну из них вместе с ней на кухне. “Я могу приготовить чай!”
- Спасибо, - сказал Чак. - Я не пью чай, но не отказался бы от стакана молока.”
Когда они сидели за маленьким кухонным столом в лучах июньского солнца, Миссис Стэнли спросила, как идут дела у Альби и Сары. Чак, помня, что все, что он скажет на этой кухне, еще до конца дня окажется на улице, сказал, что у них все в порядке. Но поскольку Пуаро сказал, что вы должны дать немного, если хотите получить немного, он добавил, что бабушка собирает одежду для лютеранского приюта для бездомных.
“Твоя бабушка-святая,” сказала миссис Стэнли, явно разочарованная тем, что больше ничего не осталось. “А как же твой дедушка? Неужели он получил эту штуку на спине, когда смотрел на нее?”
- Да, - сказал Чак. - Он сделал глоток молока. - Доктор снял его и сделал анализ. Это был не самый плохой вариант.”
- И слава Богу за это!”
“Да” - согласился Чак. Отдав, он теперь чувствовал себя вправе получить. “Он говорил с бабушкой о некоем Генри Петерсоне. Я думаю, что он мертв.”
Он был готов к разочарованию: она могла никогда и не слышать о Генри Петерсоне. Но миссис Стэнли так широко раскрыла глаза, что Чак даже испугался, как бы они не выпали, и схватил ее за шею, словно в нее воткнули кусок черничного маффина. “О, это было так грустно! Так ужасно! Он был бухгалтером, который вел счета твоего отца, Ты же знаешь. И другие компании тоже.- Она наклонилась вперед, и ее халатик позволил Чаку увидеть грудь такой большой, что это показалось ему галлюцинацией. Она все еще сжимала свою шею. “Он покончил с собой, - прошептала она. - Повесился!”
“Он что, растрачивал деньги?- Спросил Чак. В книгах Агаты Кристи было много растрат. А также шантажа.
- Что? Боже, нет!- Она плотно сжала губы, словно пытаясь удержать что-то, не подходящее для ушей такого безбородого юноши, как тот, что сидел напротив нее. Если это было так, то ее естественная склонность рассказывать все (и кому угодно) взяла верх. - Его жена сбежала с молодым человеком! Едва ли она достаточно взрослая, чтобы голосовать, а ей уже за сорок! Что ты об этом думаешь?”
Единственный ответ, который сразу же пришел в голову Чаку, был “ " Ух ты!” и этого оказалось достаточно.
Вернувшись домой, он снял с полки блокнот и записал: "незадолго до смерти Джи видел призрак мальчика Джеффри". Видел призрак Х. Петерсона за 4 или 5 лет до его смерти. Чак остановился, озабоченно жуя кончик своего Бика. Ему не хотелось писать то, что было у него на уме, но он чувствовал, что как хороший детектив должен это сделать.
Сара и хлеб. МОЖЕТ БЫТЬ, ОН ВИДЕЛ В КУПОЛЕ ПРИЗРАК БАБУШКИ???
Ответ казался ему очевидным. Иначе зачем бы дедушка стал говорить о том, как тяжело ему было ждать?
"Теперь я тоже жду", - подумал Чак. И надеясь, что все это просто куча дерьма.
В последний день шестого класса Мисс Ричардс-милая, хипповатая молодая женщина, не знавшая дисциплины и, вероятно, долго не продержавшаяся в системе государственного образования,—попыталась прочитать классу Чака несколько стихов из “Песни о себе " Уолта Уитмена.- Все прошло не очень хорошо. Дети были шумными и не хотели поэзии, только чтобы убежать в летние месяцы, растянувшиеся впереди. Чак был точно таким же, он с удовольствием швырялся слюной или показывал Майку Эндерби палец, когда Мисс Ричардс смотрела в свою книгу, но одна строчка звякнула у него в голове и заставила его выпрямиться.
Когда урок наконец закончился и дети вышли на свободу, он задержался. Мисс Ричардс села за свой стол и откинула со лба прядь волос. Увидев, что Чак все еще стоит там, она устало улыбнулась ему. “Все прошло хорошо, как ты думаешь?”
Чак распознал сарказм, когда услышал его, даже когда сарказм был мягким и направленным на себя. В конце концов, он был евреем. Ну, наполовину.
“Что это значит, когда он говорит ‘ "Я велик, я вмещаю множество"?”
Это заставило ее улыбку оживиться. Она подперла подбородок маленьким кулачком и посмотрела на него своими красивыми серыми глазами. “Как ты думаешь, что это значит?”
- Все те люди, которых он знает?- Рискнул спросить Чак.
“Да, - согласилась она, - но, возможно, он имеет в виду даже больше. Наклонись вперед.”
Он склонился над ее партой, где поверх учебника лежали американские стихи. Очень нежно она приложила ладони к его вискам. Они были крутые. Они были так прекрасны, что ему пришлось подавить дрожь. “А что там у меня в руках? Только те люди, которых ты знаешь?”
- Еще, - сказал Чак. Он думал о матери, отце и ребенке, которого так и не смог удержать. Алисса, похоже на дождь. “Памяти.”
- Да” - ответила она. - Все, что ты видишь. Все, что ты знаешь. Весь мир, Чаки. Самолеты в небе, крышки люков на улице. Каждый год, когда вы живете, этот мир в вашей голове становится все больше и ярче, все более детализированным и сложным. Ты меня понимаешь?”
“Думаю, да, - ответил Чак. Он был ошеломлен мыслью о целом мире внутри хрупкой чаши его черепа. Он подумал о мальчике Джеффри, которого сбили на улице. Он подумал О Генри Петерсоне, бухгалтере своего отца, мертвом на конце в