Она встает на колени, произносит свою ночную молитву и ложится в постель.
18 декабря 2020 года
Шарлотта, Холли и дядя Генри сидят в одном из углов общей комнаты "Роллинг Хиллс", которая была украшена к Рождеству. Там есть ленты мишуры и сладко пахнущие ароматные палочки, которые почти забивают более постоянный аромат мочи и отбеливателя. Там есть елка, увешанная гирляндами и леденцами. Из динамиков льется рождественская музыка, усталые мелодии, без которых Холли могла бы счастливо прожить всю оставшуюся жизнь.
Местные жители, похоже, не слишком преисполнены праздничного настроения; большинство из них смотрят рекламный ролик для чего-то под названием The Ab Lounge, изображающий горячую цыпочку в оранжевом трико. Несколько человек отвернулись от телевизора, некоторые молчат, некоторые разговаривают друг с другом, некоторые разговаривают сами с собой. Пучок старушки в зеленом домашнем халате согнулся над огромной мозаикой.
“Это Миссис Хэтфилд, - говорит дядя Генри. “Я не помню ее имени.”
- Миссис Брэддок говорит, что ты спас ее от неудачного падения, - говорит Холли.
“Нет, это была Джулия, - говорит дядя Генри. - Там, в Стра-а-а-рой плавательной яме.- Он смеется, как смеются люди, вспоминая былые дни. Шарлотта закатывает глаза. “Мне тогда было шестнадцать, и, кажется, Джулии тоже . . .- Он замолкает.
- Дай мне взглянуть на твою руку” - приказывает Шарлотта.
Дядя Генри вскидывает голову. “Моя рука? Зачем?”
“Просто дай мне посмотреть.- Она хватает ее и задирает ему рукав рубашки. Там есть довольно большой, но не особенно заметный синяк. Для Холли это выглядит как испорченная татуировка.
“Если они так заботятся о людях, мы должны подать на них в суд, а не платить им, - говорит Шарлотта.
- С кем судиться?- Говорит дядя Генри. А потом со смехом добавляет: - Хортон слышит кого! Детям это очень понравилось!”
Шарлотта встает. “Я пойду выпью кофе. Может быть, еще одна из этих маленьких терпких штучек. Холли?”
Холли отрицательно качает головой.
“Ты опять ничего не ешь” - говорит Шарлотта и уходит, прежде чем Холли успевает ответить.
Генри смотрит ей вслед. “Она никогда не сдается, Да?”
На этот раз смеется Холли. Она ничего не может с этим поделать. “Нет. Она-нет.”
“Нет, никогда не бывает. Ты же не Джейни.”
“Нет.- И ждет.
“Так и есть . . .- Она почти слышит, как крутятся ржавые шестеренки. “Холли.”
“Совершенно верно.- Она похлопывает его по руке.
“Я бы хотел вернуться в свою комнату, но не помню, где она находится.”
“Я знаю дорогу” - говорит Холли. “Я возьму тебя с собой.”
Они вместе медленно идут по коридору.
“А кто такая была Джулия?- Спрашивает Холли.
- Хорошенькая, как утренняя заря” - говорит дядя Генри. Холли решает, что этого ответа вполне достаточно. Конечно, это была лучшая поэтическая строчка, чем та, что она когда-либо писала.
В его комнате она пытается подвести его к стулу у окна, но он высвобождает свою руку и идет к кровати, где сидит, зажав руки между бедер. Он похож на пожилого ребенка. - Пожалуй, я прилягу, милая. Я очень устал. Шарлотта меня утомляет.”
- Иногда она и меня утомляет, - говорит Холли. В прежние времена она никогда бы не призналась в этом дяде Генри, который слишком часто был сообщником ее матери, но теперь это совсем другой человек. В каком-то смысле он был гораздо более мягким человеком. Кроме того, через пять минут он забудет, что она это сказала. Через десять лет он забудет, что она была здесь.
Она наклоняется, чтобы поцеловать его в щеку, а затем останавливается с губами чуть выше его кожи, когда он говорит: Почему ты боишься?”
“Я нет—”
“О, так оно и есть. Ты.”
“Хорошо, - говорит она. “Так и есть. Я боюсь.- Какое облегчение признать это. Чтобы сказать это вслух.
“Твоя мать . . . моя сестра. . . это вертится у меня на кончике языка . . .”
“Шарлотта.”
“Да. Чарли-трусиха. Так было всегда, даже когда мы были детьми. Она вообще не хотела заходить в воду . . . место . . . - Я не могу вспомнить. Ты была трусом, но выросла из этого.”
Она изумленно смотрит на него. Безмолвно.
“Выросла из этого, - повторяет он, затем сбрасывает тапочки и опускает ноги на кровать. - Я собираюсь немного вздремнуть, Джейни. Это не такое уж плохое место, но я хотел бы иметь эту штуку . . . эта штука, которую ты крутишь . . .- Он закрывает глаза.
Холли идет к двери, опустив голову. По ее лицу текут слезы. Она достает из кармана салфетку и вытирает их. Она не хочет, чтобы Шарлотта их видела. - Жаль, что ты не помнишь, как спас эту женщину от падения, - говорит она. - Помощница медсестры сказала, что ты двигался молниеносно.”
Но дядя Генри ничего не слышит. Дядя Генри уже заснул.
Из отчета Холли Гибни детективу Ральфу Андерсону:
Я рассчитывала закончить эту работу вчера вечером в Пенсильванском мотеле, но тут возникла семейная проблема, и я поехала к матери домой. Быть здесь очень трудно. Есть воспоминания, и многие из них не очень хорошие. Но сегодня я останусь здесь. Так будет лучше, если я это сделаю. Мама сейчас в отъезде, покупает вещи для раннего рождественского ужина, который, вероятно, не будет вкусным. Кулинария никогда не была одним из ее талантов.
Я надеюсь закончить свои дела с Четом Ондовски—во всяком случае, с тем, кто так себя называет,—завтра вечером. Мне страшно, и нет смысла лгать об этом. Он пообещал никогда больше не делать ничего подобного школы Макриди, пообещал сразу, даже не подумав, и я этому не верю. Билл этого не сделает, и я уверен, что ты тоже. Теперь у него есть к этому вкус. Он может также иметь вкус к тому, чтобы быть героическим спасателем, хотя он должен знать, что привлекать к себе внимание-плохая идея.
Я позвонила Дэну Беллу и сказала ему, что намерена покончить с Ондовски. Я чувствовала, что как бывший полицейский он сам все поймет и одобрит. Он так и сделал, но велел мне быть осторожнее. Я постараюсь это сделать, но я бы солгала, если бы не сказала, что у меня очень плохое предчувствие по этому поводу. Я также позвонила своей подруге Барбаре Робинсон и сказала ей, что останусь у мамы в субботу вечером. Мне нужно убедиться, что она и ее брат Джером думают, что завтра меня не будет в городе. Что бы ни случилось со мной, я должна знать, что они не подвергнуться риску.
Ондовски беспокоится о том, что я могу сделать с полученной информацией, но он также уверен в себе. Он убьет меня, если сможет. И я это знаю. Чего он не знает, так это того, что я уже бывала в подобных ситуациях и не стану его недооценивать.
Билл Ходжес, мой друг и когда-то партнер, вспомнил обо мне в своем завещании. В его страховом полисе была страховка на случай смерти, но были и другие подарки, которые значили для меня еще больше. Один из них был его служебным оружием, А.38 Смит-и-Вессон военный и полицейский револьвер. Билл сказал мне, что большинство городских полицейских теперь носят "Глок-22", который содержит пятнадцать патронов вместо шести, но сам он был старой школы и гордился этим.
Я не люблю ружья—даже ненавижу их,—но завтра же воспользуюсь оружием Билла и не стану колебаться. Никаких обсуждений не будет. У меня был один разговор с Ондовским, и этого было достаточно. Я выстрелю ему в грудь, и не только потому, что лучший выстрел-это всегда выстрел в центр тела, чему я научилась на занятиях по стрельбе два года назад.
Настоящая причина заключается в следующем
[Пауза]
Ты помнишь, что случилось в пещере, когда я ударила ту штуку, которую мы там нашли, по голове? Конечно же, ты знаешь. Мы мечтаем об этом и никогда не забудем. Я верю, что сила-физическая сила-которая оживляет эти вещи, является своего рода чужеродным мозгом, который заменил человеческий мозг, который мог бы существовать до того, как был захвачен. Я не знаю, откуда она взялась, и мне все равно. Если выстрелить этой штуке в грудь, она может и не погибнуть. Вообще-то, Ральф, я как раз на это и рассчитываю. Я верю, что есть еще один способ избавиться от него навсегда. Видишь ли, тут произошел сбой.
Моя мать только что приехала. Я постараюсь закончить это позже сегодня или завтра.
Шарлотта не позволяет Холли помогать ей готовить; каждый раз, когда ее дочь приходит на кухню, Шарлотта прогоняет ее. Она готовит в течение долгого дня, но обед в час, наконец, подошел. Шарлотта надела зеленое платье, которое она носит каждое Рождество (гордясь тем, что она все еще может влезть в него). Ее Рождественская булавка-остролист и ягоды остролиста-лежит на своем обычном месте над левой грудью.
- Настоящий рождественский ужин, как в старые добрые времена!- восклицает она, ведя Холли за локоть в столовую. "Как заключенный, которого ведут в комнату для допросов", - думает Холли. “Я приготовила все твои любимые блюда!”
Они сидят напротив друг друга. Шарлотта зажгла свои ароматерапевтические свечи, которые издают аромат лимонника, от которого Холли хочется чихнуть. Они поднимают друг за друга бокалы с вином "Моген Дэвид" (подлинное "Ох", если оно вообще было) и желают друг другу Счастливого Рождества. Затем идет очередь салата, уже заправленного сопливой заправкой ранчо, которую Холли ненавидит (Шарлотта думает, что любит ее), и сухая, как папирус индейка, которую можно проглотить только с большим количеством подливки, чтобы смазать ею горло. Картофельное пюре комковатое. Переваренная спаржа по-прежнему вялая и отвратительная. Вкусен только морковный пирог (купленный в магазине).
Холли съедает все, что есть на ее тарелке, и делает комплимент своей матери. Которая так сияет.
После того как посуда вымыта (Холли, как всегда, вытирается насухо; ее мать утверждает, что она никогда не убирает всю “грязь” с кастрюль), они возвращаются в гостиную, где Шарлотта выискивает DVD с фильмом "Эта чудесная жизнь". Сколько рождественских сезонов они уже посмотрели? По меньшей мере дюжина, а может, и больше. Раньше дядя Генри мог процитировать каждую строчку. Может быть, думает Холли, он все еще может это сделать. Она погуглила болезнь Альцгеймера и обнаружила, что нет никакого способа сказать, какие области мозга остаются яркими, когда цепи отключаются одна за другой.