Переходя из одной возрастной категории в другую, старея или заболев, волей-неволей человек переходит из одной социальной группы в другую, и его идентичность меняется («Я здоровый» или «Я больной», «Я девушка» или «Я женщина», «Я зрелый человек» и «Я стареющий человек»). Для человека с активной формой конфликта идентичности характерны, как правило, две крайности: либо преувеличенное подчеркивание признаков новой идентичности, либо ярко выраженное сопротивление переменам. Подчеркивание проявляется в том, что человек активно присваивает внешние признаки новой социальной роли. Например, новоиспеченный пенсионер начинает ходить шаркающей походкой и требовать, чтобы в общественном транспорте ему уступали место, а в разговорах всячески подчеркивает свой социальный статус. Еще месяц назад, когда он готовился к выходу на пенсию, этих признаков не наблюдалось. Ярко выраженное сопротивление переменам проявляется в том, что человек продолжает, вопреки изменившимся обстоятельствам и даже очевидному риску для своего здоровья и жизни, вести себя прежним образом. Например, он может сопротивляться принятию роли больного, отказываться лечиться, ложиться в госпиталь. Это может выглядеть обескураживающе, учитывая, насколько ему необходимо лечение. Или женщина зрелых лет продолжает одеваться и оформлять собственную внешность так, как делала это в двадцать лет (внутренне она очень сопротивляется принятию новой идентичности). Здесь значимыми являются именно крайности. В них находит свое выражение растерянность такого человека по поводу собственного Я, своей идентичности и попытка зацепиться за внешние опоры, которые могут ее стабилизировать.
Ниже приведены два отрывка из художественных произведений, иллюстрирующие поведение, характерное для людей с активной формой конфликта идентичности.
1
«После долгой ночи, потраченной на невеселые, бесполезные мысли, которые мешали спать и, казалось, усиливали духоту и мрак ночи, Лаевский чувствовал себя разбитым и вялым. От купанья и кофе ему не стало лучше.
– Будем, Александр Давидыч, продолжать наш разговор, – сказал он. – Я не буду скрывать и скажу тебе откровенно, как другу: дела мои с Надеждой Федоровной плохи… очень плохи! Извини, что я посвящаю тебя в свои тайны, но мне необходимо высказаться.
Самойленко, предчувствовавший, о чем будет речь, потупил глаза и застучал пальцами по столу.
– Я прожил с нею два года и разлюбил… – продолжал Лаевский, – то есть, вернее, я понял, что никакой любви не было… Эти два года были – обман.
У Лаевского была привычка во время разговора внимательно осматривать свои розовые ладони, грызть ногти или мять пальцами манжеты. И теперь он делал то же самое.
– Я отлично знаю, ты не можешь мне помочь, – сказал он, – но говорю тебе, потому что для нашего брата неудачника и лишнего человека все спасение в разговорах. Я должен обобщать каждый свой поступок, я должен находить объяснение и оправдание своей нелепой жизни в чьих-нибудь теориях, в литературных типах, в том, например, что мы, дворяне, вырождаемся, и прочее… В прошлую ночь, например, я утешал себя тем, что все время думал: ах, как прав Толстой, безжалостно прав! И мне было легче от этого. В самом деле, брат, великий писатель! Что ни говори.
Самойленко, никогда не читавший Толстого и каждый день собиравшийся прочесть его, сконфузился и сказал:
– Да, все писатели пишут из воображения, а он прямо с натуры…
– Боже мой, – вздохнул Лаевский, – до какой степени мы искалечены цивилизацией!»[7]
2
«Участливая, добрая миссис Уэстон поднялась с места и, подойдя к нему, сказала:
– Вы разве не танцуете, мистер Элтон?
На что он, не раздумывая, отозвался:
– Я готов, миссис Уэстон, ежели вы изволите танцевать со мною.
– Я? О нет – какая из меня танцорка! Я подберу вам даму получше.
– Может быть, миссис Гилберт желает танцевать, – сказал он, – тогда я с величайшим удовольствием – я, правда, начинаю себя чувствовать степенным женатым человеком, который уж оттанцевал свое, но все же в любое время охотно пройдусь в паре с такою старой приятельницей, как миссис Гилберт.
– Миссис Гилберт танцевать не настроена, но я бы очень рада была увидеть среди танцующих одну молодую особу, которая теперь не ангажирована, – мисс Смит.
– Мисс Смит?.. М-м… я не заметил. Вы чрезвычайно любезны, и не будь я степенный женатый человек… Но я свое оттанцевал, миссис Уэстон. Вы уж меня увольте. Счастлив буду исполнить что угодно, только прикажите, но время танцевать для меня прошло»[8].
Глава 3Вырасти и повзрослетьУровни сформированности личности
В этой главе мы будем говорить о некоей обобщенной характеристике нашей личности, отражающей внутреннюю согласованность различных ее подструктур. На психологическом жаргоне она называется структурной интегрированностью, мы же для простоты будем именовать ее сформированностью личности.
Некая обобщенная характеристика нашей личности, отражающая внутреннюю согласованность различных ее подструктур, называется структурной интегрированностью или сформированностью личности.
Все мы знаем о том, что личность человека формируется на протяжении всего детства и периода взросления. От возраста к возрасту мы овладеваем все новыми психическими функциями и способностями, способами и стратегиями построения взаимоотношений с окружающими. На то, какими мы вырастаем, как формируется наше Я, оказывают влияние самые различные факторы – от наследственности до нашего собственного сознательного выбора.
Генетическая предрасположенность, недостаточность родительского внимания, опеки и заботы, перенесенные психические травмы и стрессы, неадекватность воспитательной позиции, пережитые в том или ином возрасте, способны оказать серьезное воздействие на развитие нашей личности и нашего Я. Одни и те же влияния (например, развод родителей, смерть матери, разлука с семьей), оказанные на ребенка одного года, трех, пяти и восьми лет, будут иметь весьма различные последствия для формирования личности.
Уровни сформированности личности, которые описываются ниже, представлены закономерным сочетанием различных черт, психических особенностей и функций, которые отражают специфику ее развития в различных возрастных периодах. Это значит, что низкий уровень сформированности личности характерен для людей, переживших серьезные стрессовые влияния и неадекватные воспитательные воздействия в значительно более раннем возрасте, чем для людей с умеренным и высоким уровнем сформированности личности (1–3 года по сравнению с 3–5 годами и более старшим возрастом). С определенной долей допущения (имеет смысл делать поправку на генетические факторы и наследственную предрасположенность) можно утверждать, что для лиц с низким уровнем сформированности личности характерен дефицит определенных способностей и функций, которые формируются в более раннем возрасте, чем способности и функции, дефицитарные (недостающие) у людей с умеренным уровнем сформированности личности: очевидно, что воспитательные воздействия были не вполне адекватными, либо в силу генетических факторов освоение тех или иных психических функций (например, саморегуляции психических состояний) происходило не самым эффективным образом.
Приведу простой пример. В возрасте около трех лет у ребенка обычно формируется способность к отсрочиванию удовлетворения непосредственного желания (либо к торможению непосредственного импульса) во имя чего-то, что для него более важно. Например, в детской поликлинике при взятии анализа крови ребенок может сдерживать слезы (хотя непосредственный импульс – заплакать), чтобы в глазах матери или отца выглядеть Ильей Муромцем. Либо он может сопротивляться непосредственному импульсу забрать найденную на детской площадке привлекательную игрушку, понимая, что она принадлежит другому ребенку, который ее, скорее всего, потерял и сейчас ищет и горюет. Однако эта способность не формируется сама собой, просто в силу созревания определенных структур мозга – ее формирование происходит в непосредственном взаимодействии со взрослым, который влияет на ее развитие (например, мама обсуждает с ребенком просмотренный мультфильм про Илью Муромца, рассказывает ребенку о богатыре, о том, как он мог терпеть боль, проговаривает перспективу похода в поликлинику для сдачи анализа, поощряет ребенка к тому, чтобы терпеть боль, преодолевая импульс заплакать, и т.п.). Если взрослый не прикладывает усилий к развитию такой саморегуляции либо излишне усердствует, требуя от ребенка поведения, превышающего его возрастные возможности, а потом упрекая за то, что он не в состоянии себя так вести, соответствующие функции тормозятся в своем развитии, а само оно идет по нерациональной траектории (например, по пути развития у ребенка тотального чувства стыда).
Вступая во взрослую с точки зрения возраста жизнь, мы находимся в неравном положении – у трех случайно взятых молодых людей в возрасте двадцати одного года могут быть соответственно низкий, умеренный и высокий уровень личностной сформированности, и это совершенно не зависит от того, полная ли семья, в которой каждый из них рос, или нет, каков был материальный достаток семьи и т.п. Это зависит от набора генетических факторов и особенностей средовых влияний, прежде всего воспитания. Однако каждому из этих молодых людей предстоит как-то жить и решать жизненные задачи, имея те способности и тот уровень сформированности психических функций, которым он располагает. Конечно, лучше иметь высокий уровень – ведь тогда отношения с самим собой и другими людьми строить гораздо легче, и внутренних психических проблем значительно меньше. Однако не каждому так повезло – достаточно много людей, которые вступают во взрослую жизнь с серьезными дефицитами внутриличностных ресурсов и переживают в связи с этим впоследствии значительные затруднения.