«Это еще не книга, — говорил себе Джон. — Книга должна быть самобытной». Его блокноты полны разных идей, папки распухли от анекдотов, собранных после возвращения в город, но ничто не могло заставить Джона поторопиться. Во всяком случае, когда речь шла о книге. Он спешил, если дело касалось «Лейк ньюс», да и то лишь между полуднем вторника и полуднем среды. Джон вообще любил оставлять все на последний момент. Так ему лучше писалось. Он обожал суматоху, царившую в бостонской редакции в те часы, когда в ней кипела бурная деятельность, и было шумно, и получал некое извращенное удовольствие, заставляя нервничать главного редактора.
Впрочем, теперь Джон сам был главным редактором. Равно как и выпускающим, а заодно фотографом, журналистом и ответственным секретарем. Да уж, «Лейк ньюс» — не «Бостон пост». Ни малейшего сходства. И это порой беспокоило Джона.
Однако не сейчас.
Весло все еще лежало, а гагары продолжали перекликаться. Потом наступила пауза, и Джон попытался воспроизвести их крик. Одна из птиц что-то ответила ему, и на какое-то мимолетное, пьянящее мгновение Джон ощутил себя частью пернатого семейства. В следующий миг, когда птичий дуэт возобновился, он снова был исключен из ансамбля, как чужак. Все правильно — разделение видов.
Внезапно Джон осознал, что ему уже не холодно. Туман рассеивался под лучами восходящего солнца. Когда сквозь дымку проглянули первые голубые лоскуты, Джон понял, что уже около девяти. Распрямив ноги и расслабив, наконец, спину, он положил локти на планширы, повернул лицо к солнцу, закрыл глаза, умиротворенно вздохнул и прислушался к тишине, к воде и к гагарам.
Через некоторое время, когда веки начало припекать, а груз ответственности слишком упорно напоминать о себе, Джон встал. Еще несколько минут он смотрел, слушал и впитывал в себя все то, что могли дать ему птицы. Потом плавно, тихо и как бы нехотя достал весло со дна каноэ и направился к дому.
Бороду удобно иметь потому, что она избавляет от необходимости бриться. Свою Джон подстригал коротко, так что периодически все же приходилось немножко подравнивать ее. Однако теперь ему не нужно было ежедневно скоблить лицо, что неизбежно сопровождалось порезами и царапинами. То же самое с галстуком. Здесь он был просто ни к чему. Как и отглаженная сорочка. И все прочее, кроме хлопчатобумажного исподнего. Здесь незачем было беспокоиться и о выборе носков, поскольку летом Джон носил сандалии на босу ногу, а зимой — высокие ботинки, под которые годилось что угодно: все равно никто не заметил бы. Тем не менее, он до сих пор наслаждался новизной ощущений от утреннего душа, одевания и быстрой езды на машине — только десять минут занимала вся дорога из конца в конец. И что это была за дорога! Ни движения. Ни посторонних машин. Ни сигналов. Ни копов. Не было даже ограничений скорости! Дорогу, по которой Джон сейчас ехал, окаймляли деревья в пышных осенних нарядах, достигшие особого великолепия. Лента асфальта петляла, довольно приблизительно повторяя замысловатую береговую линию. После множества морозных зим покрытие потрескалось. Большая часть дорог в городе были такими же. Они как бы сами устанавливали пределы допустимой скорости, и Лейк-Генри довольствовался существующим положением вещей. Его, в отличие от соседних городишек, не посещали туристы. В Лейк-Генри не было даже гостиницы, а уж тем более шикарных маленьких магазинчиков. Несмотря на бесконечные перестановки в законодательных органах штата, массового доступа к берегам озера так и не открыли, так что приезжали сюда на отдых только уроженцы здешних мест, их друзья или те, кто решался рискнуть и самовольно нарушить границы частных владений.
В это время года, когда почти все отпускники уже уехали, население городка составляло 1721 человек. Ожидалось, что эта цифра скоро увеличится за счет одиннадцати новорожденных. Однако в городе проживало двенадцать древних стариков и безнадежно больных, поэтому численность горожан в любой момент могла сократиться. Двадцать восемь детей постоянно находились вдали от дома, в колледже, и никто не знал, вернутся ли они потом в родной город. В дни юности Джона никто и не думал возвращаться, но сейчас положение начинало меняться.
Он хотел ненадолго остановиться возле магазина на центральной улице, но невольно ввязался в обсуждение национальной политики правительства с Чарли Оуэнсом, владельцем этого заведения. Потом жена Чарли, Анетт, поведала ему, что Хилари, дочка Стью и Аманды, приехала навестить родителей, прежде чем отправиться на целый семестр за границу. Поскольку год назад Хилари стажировалась у Джона, он считал себя причастным к ее успехам, поэтому не поленился сделать крюк и заехать к ней, чтобы послушать девушку, сфотографировать и пожелать удачи.
Вернувшись в центр, Джон завернул на почту, а оттуда двинулся к бледно-желтому зданию в викторианском стиле, стоявшему на полпути к озеру. Прежде чем вылезти из внедорожника «шевроле-тахо» (один из необходимых атрибутов его работы), он дотянулся до сумки, перекинул лямку через плечо и сгреб в охапку сегодняшние выпуски четырех газет, пакет с пончиками и термос. Держа пакет в зубах, Джон пересек грунтовую дорожку и направился к боковой двери здания, перебирая ключи на связке.
Он плечом отворил переднюю дверную раму, затянутую сеткой. За ней была дверь красного дерева, лакированная и резная, работы местного мастера. В нижней ее половине между замысловатыми завитками располагалось около дюжины щелей для почты, отмеченных маленькими медными пластинками. Первый ряд любезно отводился соседним городкам: Эшкрофт, Хеджтон, Коттер-Коув и Сентер-Сэйфилд. Нижние ряды оставались за Лейк-Генри. Материалы о нем разделялись по тематике: «Полиция и пожарная охрана», «Церковь Конгрегации», «Текстильная фабрика», «Клуб садоводов» и так далее. На уровне глаз висела самая большая табличка с надписью: «Лейк ньюс». Под ней не было щели.
Едва Джон вставил ключ, дверь открылась. Распахнув ее, он услышал телефонный звонок.
— Дженни! — позвал Джон и, не дождавшись ответа, повторил громче: — Дженни!
— Я в ванной! — донесся приглушенный голос.
«Ну, как всегда, — подумал Джон. — Что ж, по крайней мере, хотя бы пришла сегодня».
Проходя мимо кухни, он швырнул ключи на стол. Перескакивая через ступеньку, помчался на третий. Здесь находилось самое большое помещение в доме, без всяких внутренних перегородок. Множество окон и потолочных световых люков делали его и самым светлым. Но что гораздо существеннее, только отсюда открывался вид на озеро. Правда, не такой красивый, как из дома Джона, но все же это лучше, чем совсем никакого вида, как, к примеру, в нижних этажах здания. Там обзор начисто закрывали три ивы, стоящие в ряд и скорее толстые, чем высокие. С тех пор как три года назад Джон вернулся в город, эта просторная комната, способная вместить отдел распространения, производственный отдел и редакцию газеты, стала его рабочим местом. Каждое подразделение имело свой стол с видом на озеро. Пейзаж за окнами помогал Джону сосредоточиться и собраться с мыслями.
Телефон продолжал звонить. Свалив газеты в ящик редакционного стола, Джон бросил пакет от Чарли на столешницу, поставил рядом термос и пошире распахнул окно. Теперь туман над озером совсем рассеялся. Солнце заливало склоны восточных холмов, листва на пути световых потоков вспыхивала яркими красками, а лучи пускались дальше — бегом по воде. Всего лишь месяц назад солнце играло на парусах целой дюжины лодок отпускников, ловящих последние чудные мгновения лета перед закрытием сезона. Сегодня же только яхта «Крис-Крафте», принадлежащая Марлону Девею, бороздила водную гладь. Солнечный свет бил в полированную дубовую палубу и сверкал на ее кильватерном следе.
Джон снял трубку:
— Доброе утро, Арманд.
— Ты что-то совсем не торопишься, — недовольно проворчал владелец газеты. — Где пропадал все утро?
Джон не отводил глаз от красавицы «Крис-Крафте». Марлон стоял у руля рядом с двумя внучатами, гостившими у него все лето.
— Да так, прошвырнулся немного.
Голос старика немного смягчился:
— Ах, прошвырнулся? Ты всегда так говоришь, Джон, и знаешь, тут мне совершенно нечего ответить. У проклятого озера слишком неровные берега, поэтому я не вижу, что там у тебя происходит. Но меня, собственно, беспокоит только газета, а с делом ты справляешься. Пока она выходит вовремя, можешь спать, сколько тебе заблагорассудится. Ты получил мой материал? Лидди положила его тебе в почтовый ящик.
— Да, он здесь, — отозвался Джон, даже не проверяя, потому что знал: жена Арманда Бейна абсолютно надежна и к тому же абсолютно предана своему супругу. Что бы ни понадобилось Арманду, она всегда готова помочь ему.
— А что у тебя еще есть? — спросил хозяин.
Джон плечом прижал трубку к уху и вытащил из сумки кипу бумаг. Позапрошлой ночью он макетировал номер дома, и сейчас разложил страницы перед собой.
— На первой полосе — материал об образовательном законопроекте, который собираются принимать власти штата. Примерно тридцать дюймов. Сверху — на всю ширину страницы и донизу по правой стороне, с фотографией пониже слева. Я продолжаю эту тему двумя комментариями. Один — местных республиканцев, второй — директора Куперовской начальной школы.
— А что сказано об этом в комментарии редактора?
— Сам знаешь.
— Но местным это не понравится.
— Может, и так, только нам все равно придется платить. Либо сейчас — за образование, либо потом — в виде благотворительности.
Проблема состояла в том, откуда взять деньги. Арманду, одному из богатейших землевладельцев, пришлось бы сильно раскошелиться в случае удвоения налогов на собственность. Не желая вступать с ним в спор, Джон взял в руки следующий лист.
— Страница три открывается отчетом о суде над Крисом Дайелом: заключительные прения сторон, суд идет, приговор вынесен, Крис отправляется домой. Еще тут две заметки о разделе прибыли на швейной фабрике и о сокращении штатов в доме престарелых, а та