— Просят шефа полиции. Я сказала, что Вилли Джейка нет. Тогда попросили тебя. Какой-то Гриффин Хьюс, кажется.
Поппи подъехала в своем кресле к телефону.
— Послушайте, Гриффин Хьюс, — начала она решительно, — неужели вы полагали, что шеф находится здесь в такой час?
— Но еще только половина восьмого, — прозвучал в ответ глубокий низкий голос. Поппи хорошо помнила его и с удовольствием слушала снова, однако резко заметила:
— Это Лейк-Генри. У нас никто не работает по двенадцать часов, как у вас в столицах.
— У нас тоже так не работают, — мягко возразил Гриффин. — Во всяком случае, я этого не делаю. Я думал, что застану Вилли Джейка вечером, после обеда. Мне казалось, что это его домашний номер или номер станции, соединяющей с его домом. Разве не так работает связь в маленьких городах?
— Нет, в Лейк-Генри не так.
— А вы-то что там так поздно делаете?
— Живу я тут.
— В полицейском участке?
Поппи рассмеялась:
— Нет. В моем собственном доме. Я в Лейк-Генри работаю как справочная служба.
— Правда? — Казалось, Гриффин в восторге. — Вроде Лили Томлин?
— Ну… не совсем. Но до большинства абонентов нашего города можно дозвониться только через меня. И учтите, я по-прежнему не намерена ничего вам рассказывать. — Вот именно. Ей наплевать на его голос. — Особенно после всех этих событий, — добавила Поппи и почувствовала, как кружится голова. То ли от вина, то ли от волнения… — Что у вас там вообще происходит? Мою сестру называют неуравновешенной, сваливают на нее всю вину за этот скандал! Это не просто глупость, это подлость. Ложь!
— Согласен. Это подлость и ложь. Как раз об этом я и хочу написать. Но нельзя же просто сказать, что это неправильно. Я должен доказать это. Мне нужно знать, как случившееся повлияло на жизнь Лили. Я пытался дозвониться ей в Бостон. Она не отвечает.
— Но ее телефона нет в справочниках.
— Он есть в каждой газетной редакции.
— Ага! — воскликнула Поппи. — Значит, вы с ними сотрудничаете!
— Нет, не сотрудничаю. Я их использую. Простите меня, — смутился он, услышав взрыв смеха, — кажется, я позвонил не вовремя? У вас гости?
— У меня обедают подруги. Мы порой устраиваем такие встречи. Сами понимаете, изоляция от мира, недостаток общения, провинциальная тоска и все такое прочее.
— Вы преувеличиваете, Поппи, — сказал он своим теплым, глубоким голосом. Таким глубоким и таким теплым… — А что, Лили тоже с вами?
— Да будь это так, я вам все равно не сказала бы.
— А что бы вы мне рассказали?
Поппи улыбнулась:
— А вот что. Расскажу-ка я быль про Джеймса Эверелла Генри.
— Кто он такой?
— Был, — поправила Поппи. — Кто он был такой. А был он энтузиастом заготовки древесины и жил в этой глуши на заре нынешнего века. Он приехал сюда со своими тремя сыновьями и построил поселок буквально на пустом месте. Только железная дорога, лесной склад и лесопилка — самое необходимое для того, чтобы рубить дерево и доставлять его на рынок. Генри повсеместно скупал земли, пока не стал владельцем сотен и сотен акров. И продолжал пилить свои дрова, не задумываясь о том, как это повлияет на природу.
— Значит, Джеймс Эверелл Генри?
— Вот именно, Джеймс Эверелл Генри. Но вот последствия его кипучей деятельности стали понемногу сказываться. Самую большую угрозу представляли собой его машины. Искореняя подчистую целые лесные массивы, они еще и разбрасывали искры, отчего начинались пожары, уничтожавшие ближайшие леса. Поскольку корни деревьев уже не задерживали влагу, весенние дожди размывали землю, превращая ее в грязевые потоки. Начались наводнения. И вот, разрушаемая стихиями, империя Генри пошатнулась. К этому моменту местные власти одумались. Они выкупили у него все земли, за которые могли заплатить, и организовали заповедники, а потом издали постановления о защите природы, чтобы спасти остальное. Генри, в конце концов, пришлось продать все до последнего клочка земли. А через несколько лет он умер, растеряв к старости все свои богатства.
Последовало молчание. Потом недоуменное:
— Да?
— До того времени наш городок назывался Ньюстон. Вскоре после смерти магната его переименовали в Лейк-Генри.
— Значит, увековечили память человека, который брил ваши замечательные холмы наголо?
— Это был очень важный человек. Можно сказать, родоначальник местного природоохранного движения.
— Да, можно сказать и так… — согласился Гриффин, хотя явно был озадачен. — Из этого следует какой-то вывод?
— Конечно, следует, — ответила Поппи. — Из плохого рождается хорошее.
Снова молчание и снова недоумение:
— А более глубокий вывод?
— Нью-Хэмпшир известен парадоксальным стремлением к независимости. А уж Лейк-Генри только этим и живет. Скажите нам, что надо есть А, — и мы будем есть В. Велите носить С — и мы дружно оденемся в D.
— Значит, если попросить вас рассказать о ком-либо из ваших земляков, вы немедленно замкнетесь в себе?
— Точно! — Поппи порадовалась его сообразительности. Впрочем, вовсе не удивительно, что мужчина с таким хорошо поставленным баритоном столь проницателен.
— Но дело в том, — снова зазвучал восхитительный баритон, — что я пытаюсь помочь. А если все вы замкнетесь в себе, у меня не будет такой возможности.
Но Поппи не теряла бдительности:
— У вас есть прозвище?
— Прозвище?
— Ну, Гриффин Хьюс — это слишком официально. Может, вас называют Грифф или что-нибудь в этом духе?
— Гриффин.
— А Джуниором[3]не зовут? Или Третьим? Ведь вы, кажется, уже третий Гриффин Хьюс?
— Да, но второе имя у всех разное, так что я не Джуниор.
— А как вас звали родители?
— Рыжиком.
— Рыжиком?
— У меня рыжие волосы.
— Шутите, — удивилась Поппи. Ведь она представляла себе темные сексапильные кудри, так хорошо сочетающиеся с этим бархатным голосом. Следовало проверить и все остальное. — Они длинные? — снова спросила она и оглянулась на звук. Четыре любопытные подруга показались в дверях.
— Мои волосы? — переспросил Гриффин. — Нет. Конечно, они подлиннее, и даже существенно длиннее, чем зубья у циркулярной пилы, но уши не прикрывают.
Поппи сделала знак, прося женщин уйти, но они даже не двинулись с места.
— Они торчат? — спросила она Гриффина.
— Это ты про что? — полюбопытствовала Кэсси.
— Нет, — отозвалась телефонная трубка. — У всех ребят по имени Гриффин Хьюс аккуратные маленькие уши. Но зато они отлично все слышат. Кто это сейчас там говорил?
— Моя подруга Кэсси. — Поппи устремила на приятельниц возмущенный взгляд. — Какой у вас рост? — спросила она Гриффина.
— Кто он? — осведомилась Хизер.
— Пять футов десять дюймов. Вес — восемьдесят кило. Глаза голубые.
— Темно-голубые или светло-голубые?
— Во время секса темные, а так — светлые.
— Это было необходимо говорить?
— Вы же спросили.
Поппи нахмурилась:
— Но не о сексе же.
Подруги в дверях захихикали.
— Теперь моя очередь, — заявил Гриффин. — Итак, рост, вес, глаза?
— Вы ничего не сказали о своем возрасте.
— Тридцать лет.
— Значит, я старше вас.
— На сколько?
— Леди не отвечают на такие вопросы, — чопорно заметила Поппи.
— Ну да, и на вопросы о весе тоже. Итак, что насчет роста и глаз?
— Это информация личного порядка.
— Минуточку! Я же вам все сказал.
— Это ваше решение. А я решила иначе. Знаете что? Я сама передам Вилли Джейку, что вы звонили. И также передам ему ваш номер. Посмотрим, захочет ли он перезвонить вам.
— А вы как думаете, захочет?
— Нет.
— Тогда мой номер останется при мне.
— Ага! — воскликнула она. — Значит, вам можно донимать нас звонками, а нам никак нельзя?
— Поппи, вы сами говорите, что он мне не позвонит. Так что лучше я сам попробую в другой раз. Возвращайтесь к друзьям.
Положив трубку, Поппи сразу ощутила глубокое разочарование, но подруги быстро развеселили ее.
— Кто это был? — спросила Кэсси.
Поппи фыркнула и покатила к ним.
— Один писатель.
— А что у него торчит? — усмехнулась Хизер.
— Ничего. Во всяком случае, уши у него аккуратные.
Сигрид шла по пятам за креслом Поппи.
— Но с чего это вы вдруг заговорили об ушах?
— Он пытался меня обмануть. Сами знаете, они подбрасывают интересную тему, как наживку, и ждут, что ты клюнешь. Опыт научил нас тому, что с этими парнями нельзя откровенничать.
— И сколько же ему лет? — спросила Марианна. Поппи посмотрела на нее с отчаянием, и тогда подруга добавила. — Если тебя он не интересует, то меня даже очень.
— Говорит, тридцать.
Марианне было под сорок. Лицо у нее вытянулось.
— И еще он сказал, что в нем пять футов десять дюймов роста и восемьдесят килограмм веса; что у него рыжие волосы и голубые глаза. Ну, какой нормальный человек выложит все это незнакомке по телефону? Уж во всяком случае, я так не сделаю.
На минуту воцарилось молчание. Поппи прислушалась к тишине и вспомнила, что у нее есть особые причины не рассказывать об этом.
— Как жаль. А какой у него голос! — печально вздохнула Марианна.
— Да уж, — согласилась Поппи. — Голос что надо, добавила она и перестала думать о Гриффине.
Лили, обмотанная шарфом, сидела в темноте на своем причале в вязаной шапке, пуховой парке, прогулочных ботинках и перчатках. Она надела все это для тепла, а не ради маскировки. Ничего. Пусть это и немного чересчур. Все лучше, чем стучать зубами. Туман рассеивался, воздух стал суше, но холод пронизывал ее. От дыхания поднимались белые клубочки пара, подсвеченные лунным светом.
Но Лили не хотелось идти в дом. Стояла великолепная ночь. Вода была гладкой, как зеркало, и в ней отражались луна, Полярная звезда и желтый наряд березы на краю Элбоу-Айленда. Гагары молчали. Слышен был только слабый плеск воды о берег. От этого тишина казалась гипнотической.