— Ради Лили?
— Да.
Она села на место и посмотрела на собеседника с таким выражением, словно ее раздирали противоречия.
— И для меня, — признался Джон. — Я должен понять.
— Нейл был любимчиком и действительно не поддерживал близких отношений с Терри. Он не вполне сознавал, что происходило в доме.
— Но как же можно было этого не видеть? — спросил Джон, всегда считавший единственным своим оправданием большое расстояние, разделявшее его и Донни. Он ведь уже жил отдельно, когда его братец начал выкидывать свои штучки.
— Нейл замечал лишь то, что не травмировало его душу. Все остальное шло мимо его сознания. Только совсем недавно, оглядываясь на прошлое, он начал понимать истинный смысл происходившего тогда. Особенно с того момента, как разразился скандал с Россетти.
— Так Россетти действительно был причиной раздоров для супругов Салливан?
— Да. Джин, мама Нейла, знала, что Россетти собирался поступать в семинарию, но надеялась убедить его не делать этого. Очевидно, ей не удалось. Они были вместе более восьми лет, а потом он уехал. Она осталась обманутой невестой. Охваченная отчаянием, Джин выскочила за первого встречного паренька.
— Назло?
— Видимо, так. Тут не было и намека на любовь. Джеймс выпивал и, увы, оказался патологически ревнив. Но хуже всего то, что он был фанатичным католиком.
— Почему хуже? Разве это не помогало? Разве общая вера не объединяла супругов?
Анита покачала головой:
— Это делало его еще более конфликтным человеком. Он исступленно ненавидел Россетти, но не смел поднять руку на Нейла, поскольку тот собирался стать священником. В душе Джеймса копилась негативная энергия, не находящая выхода. Всякий раз, глядя на Нейла, он вспоминал о том, что у его жены есть возлюбленный.
— Потому что мальчика прочили в священники?
— И по другой причине тоже. Нейл родился ровно через девять месяцев после свадьбы. Джеймс был убежден, что это не его сын.
«Вот это да! — подумал Джон. — Каков поворот!»
— А на самом деле?
— Нет. Джин не видела Россетти целых два месяца перед тем, как вышла замуж. А Нейл родился едва ли семи фунтов весом. Уж это, конечно, был не одиннадцатимесячный малыш.
— Так в чем же дело?
— Ревность не всегда рациональна. Джеймс просто убедил себя в том, что ребенок от Россетти. Он дошел даже до того, что сообщил об этом церковным властям. Пятьдесят лет назад еще не было тестов на ДНК, но арифметика говорила сама за себя. Церковь отвергла его обвинения, однако Джеймс от них не отказался. А Джин то признавала их, то все отрицала.
— Признавала? Зачем?
— Мечты, мечты… Судя по тому, что я знаю, и по тому, что говорит сам Нейл, мало-помалу она и сама перестала понимать, где в ее жизни реальность, а где — фантазии. Отчасти ей хотелось думать, что Нейл — сын Россетти. Хотелось верить, что маленькая частичка любимого человека осталась с ней навсегда.
И вот в жизни Джин соседствовали Нейл, чье присутствие бесило его родного отца, и Джеймс, который изливал всю свою злобу не на сына, а на Джин.
— И на Терри.
— И на Терри, — подтвердила Анита. — Нейл нашел для себя выход, сосредоточившись на жизни вне дома. Он постоянно был чем-то занят в школе или проводил свободное время с друзьями. А потом уехал учиться в колледж и покинул дом навсегда.
Все это было очень знакомо. Джон ведь тоже уехал навсегда… Ну, по крайней мере, он тогда так думал.
— Почему же Нейл не попытался помочь Терри? Или матери? Разве не мог хотя бы попросить кого-нибудь о помощи? Рассказать об этом кому-то в школе? Потребовать, чтобы отец оставил их в покое? Наконец, просто физически встать у него на пути?
— Он был ребенком, а не святым и не Богом, как бы ни хотела верить в это Джин. Он был ребенком, и его жизнь в родном доме протекала совсем не так гладко, как могло показаться кому-то.
Джон вздохнул. Во всем этом он без труда узнавал себя, и от слов Аниты ему становилось немного легче.
Но она еще не закончила.
— Представьте себе, что вы совсем еще мальчик. Представьте, что ваша мать пытается заменить вами потерянную любовь. Представьте только, какая это ответственность. Какие колебания и какая преданность… Представьте, как это должно быть тяжело. В этом не было ничего сексуального, но, тем не менее, это сильно угнетало. Она постоянно ластилась к сыну. Он знал, что это плохо. Ему хотелось бунтовать. Но в ее жизни было так мало хорошего, и кроме того, Джин принимала вместо него побои отца… Это была его родная мать, и Нейл любил ее. И потому он пытался угодить ей. Старался вести себя безупречно. Старался даже превзойти Россетти. — Анита выдохнула. — Если вы считаете, что Нейл не таит ни капли обиды на кардинала, то подумайте еще разок.
— Значит, его совсем не встревожило то, что Терри устроил такой скандал?
— Поначалу нет. Отец Нейл даже рассердился, узнав, что этот человек развлекается с любовницами, после того как разбил сердце его матери. Он готов был поверить в клевету и осудить кардинала, нарушившего священные обеты, но потом сам казнил себя за это. Когда появилось официальное извинение в газете, для Нейла начались долгие часы духовных метаний и молитв. Он понял, что ошибался, и устыдился своих мыслей.
— Но не настолько, чтобы открыто выступить в защиту Лили, — прервал ее Джон, чье сочувствие к совестливому священнику имело границы.
Но Анита тут же встала на защиту Нейла:
— Одну минуточку. А что же сам кардинал? Разве он выступил публично? Нет, не выступил. Он просто не захотел стать объектом спекуляций о двух юных влюбленных и их внебрачном ребенке — и правильно сделал. Представляете, что устроили бы журналисты после такого выступления? Можете вообразить этот хаос? Конечно, ложь была бы, в конце концов, изобличена, но какое после этого осталось бы зловоние? А в центре всего этого — отец Нейл.
Джон согласился, хотя был возмущен тем, что Россетти бросил Лили без помощи. Однако Анита говорила разумные вещи.
— Теперь вам все известно! — сказала она. — Это дает вам власть над нами. Вы можете либо нарушить свое обещание и использовать все, что услышали от меня, в своих целях, либо признать за Нейлом право на личную жизнь и сохранение его семьи. Он хороший человек. Его не оказалось в нужное время рядом с Терри, и за это он до самой могилы будет раскаиваться и винить себя. Но вместе с тем Нейл помог многим другим детям, пережившим подобные кошмары.
Анита откинулась на спинку стула и поднесла чашечку кофе ко рту.
«Это дает вам власть над нами». Слова ее звучали в ушах Джона, и от этого ему казалось, будто он запятнал себя. Нет, Джон не сожалел о том, что его попытка увенчалась успехом. Напротив, информация Аниты укрепила его веру в успех. Джон с нетерпением ждал момента, когда расскажет обо всем Лили. Но он не станет это публиковать. Ведь это было бы грязно, противоречило бы всем его принципам. Однако Анита ничего не знала о нем.
— Почему вы рассказали все это мне? — спросил Джон.
Она поставила чашку и глубоко вздохнула.
— Потому что видела, как он страдает. Мне казалось, что чувство вины душит его. Нейл нравится мне как человек… Ну да что там, я люблю его. Если бы он не был священником, я бы наверняка постаралась что-нибудь предпринять. Но поскольку Нейл пастор, я сплю одна. Но мне хочется, чтобы он был счастлив. Если Лили Блейк сумеет понять причины, побудившие Терри сделать все это, то часть тяжкого груза будет снята с плеч Нейла. Вот так. И это все. Все, чего я хочу.
Глава 26
Накануне вечером у Лили ныли мышцы, но после горячей ванны, принятой вчера, да еще одной с утра она снова отправилась в цех. Майда была сговорчива. Орали даже бровью не повела, заметив, что они поменялись. Сборщики яблок сдавали собранный урожай Лили, поскольку именно она встречала их во дворе.
А когда Майда отправилась на аукцион покупать новый прицеп, Лили осталась за главного. Она руководила всей работой в цехе и в самом конце рабочего дня позвонила из кабинета Майды, желая проверить, отгружены ли пластиковые пробки для бутылок.
В общем, день выдался на славу. И не важно, что осенняя листва начинала понемногу блекнуть, — закатное солнце вновь подкрасило верхушки упорно не сдающихся кленов и берез. Поехав домой, Лили включила радиоприемник на полную громкость. Удовлетворение пронизывало буквально все ее существо. Она обрадовалась еще сильнее, увидев машину Джона возле своего коттеджа, поскольку уже соскучилась.
— Он сидел на заднем крыльце и, как только старичок «форд» подъехал ближе, вскочил.
— А ты поздно, — улыбнулся Джон.
— Много дел в старой усадьбе. Ну, — поторопила Лили, стремясь поскорее узнать новости, — как наши дела?
— Замечательно. — Пока они шли к крыльцу, Джон рассказал Лили о Нейле Салливане, об Аните Монроу, а также много нового и неожиданного о Фрэнсисе Россетти.
— И они думали, что Нейл — его сын? — изумленно спросила она.
— Так думал отец Терри. И мать — иногда. Больше никто в это не верил, но Анита права: даже представить страшно, что может начаться, если пресса хоть что-то пронюхает. Теперь я, пожалуй, склонен понять Россетти, который удовольствовался извинениями «Пост» и замолчал, хотя он был не вполне честен по отношению к тебе. Ему просто не хотелось привлекать к себе лишнее внимание.
«Лишнее внимание, — повторила про себя Лили и хмыкнула, — вот уж действительно».
— Но ведь после того как он стал кардиналом, его разобрали по косточкам. Почему же до этого никто не докопался?
— Очень просто. Кто об этом знает? Джеймс и Джин Салливан умерли. Нейл нем как рыба. Терри тоже молчит. Церковные чины, с которыми Джеймс разговаривал в те годы, либо отправились следом за ним, либо, как и все живые свидетели этой истории, хранят тайну.
Лили смотрела вдаль, на озеро.
— По крайней мере, есть причина, объясняющая его молчание. — Она старалась все это осмыслить и вдруг окликнула: — Джон!
— Да?