– Я не стану подвергать нашу дружбу такому риску, – соглашаюсь я.
– Ведь если он дважды окунет свою сосиску в семейный соус – это… отвратительно.
– Благодарю за кулинарную аналогию, – бурчу я. – Теперь ты реально добилась желаемого.
Она не сводит с меня взгляда.
– Пообещай, Рори.
– Боже, Луиза. Обещаю.
Она смотрит на меня еще какое-то время, двигая челюстью взад-вперед. На экране Ричард и Джулия закругляются. Что-то о том, что любовь все победит, бла-бла-бла. Мне всегда не особо нравилась «Красотка».
А потом я вспоминаю разговор с Мэлом восьмилетней давности о том, что в классических мелодрамах женщины всегда куда-то везут мужчин. Джулия Робертс так делала. Спорю, Мэлу нравится этот фильм.
Не думай про Мэла. Мэл – козел.
Саммер пихает ложку в мороженое и зачерпывает половину бадьи, помахав перед моим лицом.
– Нажрись углеводов, подружка. У тебя есть реально достойное оправдание, а иначе не знаю, что еще придумать.
Неделю спустя
Таксист высаживает нас с Кэлламом у дома Мэла и резко уезжает обратно в город, оставляя после себя грязные брызги.
В голове не укладывается, что после восьми лет навязчивых воспоминаний о том, что произошло в стенах этого дома, я снова здесь. Место кажется неимоверно запущенным. Если раньше внешний вид дома пленял своей потрепанностью, то теперь он прогнивший и ветхий. Крыша ободрана и разваливается, трава с кусками грязи стала еще выше. Не знаю, что я ожидала увидеть. Может, след женской руки Кэтлин, этой дьяволицы, обожающей кардиганы и светские беседы? Увы, этому жилищу явно не хватает хорошей помывки, газонокосилки и тепла. Во всяком случае, так кажется с улицы.
– Вот же черт, – бормочет за моей спиной Кэллам.
Мы собирались в Англию, чтобы навестить его семью, – я впервые должна была познакомиться с его родителями. Но вместо этого он решил пробыть со мной целый день, чтобы помочь обжиться. Завтра утром ему придется улететь в Англию, и я уже в ужасе жду его отъезда.
– Я могу забронировать нам номер в гостинице в центре города, – предлагает он. Так Кэллам дает понять, что это место пригодно для проживания только охотнику за привидениями.
– Райнер велел оставаться здесь, – мягко возражаю я и иду по мощеной дорожке к сколотой деревянной двери.
Сердце так гулко бьется, что меня начинает поташнивать. Я вынуждена встретиться с Мэлаки и Кэтлин в качестве пары. Они будут играть в любовь-морковь на моих глазах, а мне придется работать под крышей их дома.
Я стучу в дверь.
– Они знают о нашем приезде? – спрашивает стоящий за спиной Кэллам.
– Да. Уитни сказала, что отправила Мэлу электронное письмо с расписанием нашего рейса.
Полагаю, вряд ли Мэла это интересует. Начинает крутить живот. Мэл устроит мне веселенькую жизнь?
– Написала бы ты своей маме, – замечает Кэллам.
Я даже не смотрю в его сторону.
– Угу.
– Она жутко переживает, что ты не заскочила попрощаться.
– Мы же отметили с ней Рождество, – бурчу я.
Я была не в настроении слушать ее очередные просьбы замазать мое родимое пятно, мольбы не ехать в Ирландию, самую презираемую ею страну во всем мире, и вообще слушать сплетни о людях, которых я даже не знаю.
Нам никто не открывает, поэтому я стучу снова и настойчивее. На улице морозно. Кэллам переминается с ноги на ногу. На нем бушлат, а под ним светло-голубая рубашка.
Он обнимает меня и трет мое плечо.
– Успокойся, любимая. Все будет хорошо. Восемь лет минуло, он женат, да и ты безумно влюблена.
Кэллам произносит это в шутку, но я-то слышу вопросительный тон в его голосе. Перед тем как подписать официальный договор, я рассказала Кэлламу, что произошло между мной и Мэлом восемь лет назад. Я жутко надеялась, что он примет решение за меня и выразит недовольство сложившейся ситуацией. Я не та кукла, которой нравится подчиняться, но такой подход был бы правильным. Беда в том, что Кэллам настолько самодоволен, что считает себя самым умным.
Хорошо, возможно, все же я не была с ним откровенной на все сто.
Одну деталь я забыла. Маленькую кроху. Настолько крошечную, что она поместилась бы в маленький кармашек. А именно – салфетку. Договор. Но обоснованно: теперь он не имеет значения. Мэл точно не сдержал обещание. Он в счастливом браке. К тому же это оставляет сильное чувство неловкости.
Я стучу в дверь еще несколько раз, но становится совершенно понятно, что дома никого нет. Очень хорошо, что Мэл отсутствует и он не будет выражать свою враждебность. Кэтлин бы ему, конечно, подыграла. Понятия не имею, что они там затеяли, но я отказываюсь ждать на улице, рискуя подцепить пневмонию, из-за какой-то противоречивой мести Мэла. Центр города далеко, и нам придется вызывать такси, чтобы погреться в пабе или гостинице, дожидаясь возвращения его величества. Да и околеем мы раньше, чем такси сюда доберется.
Я приваливаюсь плечом к двери и делаю глубокий вдох.
– Рори? – спрашивает Кэллам, в его голосе слышится тревога.
– Обещаешь не осуждать меня, Кэл?
– Обещаю.
Я резко толкаю дверь, чертовски хорошо зная, что она не заперта, потому что в последний раз – восемь лет назад – так и было.
Мы входим в дом, который изнутри выглядит в тысячу раз хуже, чем раньше. Кэллам с поджатыми губами расхаживает по коттеджу, созерцая старую обшарпанную мебель и разбросанные газеты, диски и виниловые пластинки. На диване валяются сборники стихов и свернутые рулоном мятые тетрадки, а кофейный столик и барная стойка завалены горой хлама, пыли и грязи.
Я в изумлении осматриваюсь, пытаясь разглядеть хоть один сантиметр пола, который бы не был покрыт чем-нибудь подозрительно липким.
Я поворачиваюсь в Кэлламу и вижу, как дергается у него кадык, но сам он молчит.
– Извини, что сегодня тебе придется спать здесь. – Я покусываю нижнюю губу.
Это настоящая дыра. И дело не в том, что дом маленький и ветхий, а в том, что он грязный и замусоренный. Как будто здесь давно никто не живет. Каждый угол в комнате оплетает паутина. Несмотря на уличный холод, я все равно приоткрываю окно, чтобы выветрить затхлый запах от кучи оставленных гнить коробок еды.
– Все нормально. – Кэллам пытается говорить спокойно и сдержанно, но я-то знаю, что он приплачивает уборщицам, чтобы те каждый день приходили в его пентхаус на Манхэттене и вычищали все до блеска. – Старомодно и мило. Самое главное, что есть крыша над головой. И те, кто рядом с тобой под этой крышей. Ты здесь. Большего мне и не надо.
Следующие двадцать минут мы изучаем дом. Начинаем с кухни, где находим источник тошнотворной вони – оставленный под раковиной мусорный пакет, над которым летает рой мух. Мне из принципа не хочется вычищать этот свинарник, но и подступающая рвота тоже не радует, поэтому пакет я выбрасываю.
Я иду по узкому коридору. В хозяйской спальне, где раньше, до того, как сюда въехала Кэтлин, спала мать Мэла, стоит одна неприбранная двуспальная кровать. Подушки подозрительно грязно-желтого цвета, а одеяло давно пора постирать. Перехожу в ванную, которая тоже видала лучшие дни, а потом в бывшую комнату Мэла и, полагаю, в гостевую комнату для нас. Здесь одна-единственная кровать и небольшой шкаф. Я поворачиваюсь к Кэлламу, но он только ухмыляется:
– Чем меньше места, тем больше объятий. Не самое плохое воскресенье.
Мне стоило бы любить этого мужчину.
Стоило.
И сейчас я чертовски близка к этому иллюзорному чувству.
– Ты тут вообще ни при чем, – добавляет он. – И не смей извиняться.
Мы бредем по коридору в последнюю комнату, но она заперта. Наверное, это студия, о которой говорил Райнер. Тогда понятно, почему на двери засов, замок и табличка «Не входить».
Кэллам сразу же переходит к делу и катит мой чемодан в нашу комнату, а я открываю ржавую дверь во двор, чтобы взглянуть на овец и коров.
Овец нет.
И коров тоже.
Здесь вообще… больше ничего нет.
Я делаю шаг вперед, и под ботинком что-то хрустит. Опускаю глаза и, нахмурившись, поднимаю сережку. Только одну. Наверное, это Кэтлин обронила. Сережка с розовым бриллиантом в форме капли. Похож на фальшивый, как и она сама. Может, у них туго с деньгами. Иначе непонятно, зачем Мэл взял эту халтуру. Я поднимаю взгляд и смотрю на зеленые холмы.
За спиной шелестит голос:
– Взлом и проникновение в Ирландии противозаконны.
От неожиданности я подскакиваю и поворачиваюсь. Мэл стоит на пороге, прислонившись к дверному косяку и засунув руки в передние карманы выбеленных джинсов. Ноги, обутые в ботинки, скрещены. Его красота секунд на пять застает меня врасплох, но я принимаю невозмутимый вид.
– Славная лачуга.
Оттолкнувшись от косяка, он спускается по двум ступенькам во двор и подходит ко мне.
– Захламил специально для тебя.
– И предположу, что Кэтлин с удовольствием подсобила. Лишь бы только я чувствовала себя незваным гостем.
Мэл весело улыбается и повязывает на лбу красную бандану, как будто к чему-то готовится. Он опять напоминает мне прежнего Мэла – неугомонного и ребячливого парня, перед которым невозможно было устоять.
– Кстати, где она? – оглядываюсь я.
Хочется уже поскорее пережить это моральное унижение при виде их вместе как пары и снова свободно дышать.
– В Дублине.
– И когда собирается почтить нас своим присутствием?
Мэл присвистывает, а потом издает мрачный смешок. Ну разумеется, Кэтлин как никогда вовремя самоустранилась. Не понимаю, почему она затаилась. Моя сводная сестра из той породы женщин, что с гордостью, как на собачьей выставке, будет хвастаться своим чудесным мужем. Думаю, Мэл не собирается отвечать на мой вопрос.
Я обвожу руками опустевший двор.
– Где скот?
– Продал.
– Отец Доэрти? Как он поживает?
Мэл садится на корточки и стряхивает с ботинка ошметок грязи.
– Жив-здоров.
– Как твоя мать?