Но стать для нее кем-то важным – совсем другое дело. Я не подозревал, что таковое возможно. Теперь знаю.
Я догоняю Рори и преграждаю ей путь на Мэйн-стрит. Все заведения очень далеко отсюда и уже закрыты. Да и бежать от проблем – все равно что гнаться за ними. Куда бы и с какой скоростью ты ни направился, они все равно с тобой.
– Отпусти меня! – орет Рори. Дождевые капли стекают с ее носа, ресниц, уголков красивого и грустного рта. – Пожалуйста, оставь меня в покое. Больно. Как же больно. – Она начинает рыдать, падает на колени и повержено опускает голову.
Я кладу на ее макушку ладонь, шестым чувством понимая, что Рори нуждается в прикосновении. Не знаю, как я это понял. С Рори я просто действую.
Увидев ее в Нью-Йорке, я в ту же секунду ощутил порыв накинуть на нее свое пальто, потому как знал, что она всегда мерзнет. Сейчас делаю то же самое. Снимаю охотничью куртку и набрасываю Рори на плечи, откидывая ее мокрые волосы за спину, потому что они наверняка ей мешают.
– Почему все так развалилось? – У Рори дрожит голос. – Ты вдовец. Моя сестра мертва. Она ненавидела меня всей душой, а теперь я вынуждена жить с этим до конца своих дней. И я даже отцовский голос слушать не могу без истерик. Смерть повсюду. Даже в день нашей встречи я была на кладбище. Словно мы связаны болью. Каждая минута в твоем доме рвет меня на части, а я устала чувствовать себя истерзанной.
Я поднимаю ее на руках, хоть она и сопротивляется и снова оседает на землю. Дождь бьет по лицу. На мне только футболка, и я знаю, что завтра поплачусь за свою самонадеянность, но сейчас меня это не волнует.
– Не говори так. – Я стираю пальцами ее жгучие слезы, будто под дождем это важно. Но это важно. Для меня.
– Почему?
Потому, что ты единственная, благодаря кому я чувствую себя живым.
– Да, куда ни взгляни, всюду смерть. Но и жизнь тоже. Тебе нужно просто присмотреться.
– С чего вдруг тебя стало это волновать? Ты говорил, что Кэтлин в Дублине, – пытаясь отстраниться, упрекает Рори.
– Она в Дублине, – хриплым голосом говорю я, чувствуя, как горят уши. – Похоронена на том же кладбище, о котором ты только что говорила. Рядом с твоим папой.
– Мэл, Мэл, Мэл.
Рори вбирает в себя все эти эмоции, а их много.
Она тонет в них, а я не могу ее вытащить. Только времени это по силам.
– Нет. Прошло восемь лет. Жизнь продолжается.
– Мне нужно уехать. – Она суматошно оглядывается и кусает губу.
Я приподнимаю подбородок Рори, чтобы она взглянула на меня.
– Ты доведешь дело до конца, принцесса.
– Теперь я принцесса? Да что тут происходит? Это… это неправильно. И нечестно по отношению к Кэлламу.
– Отказаться от такого предложения было бы нечестно по отношению к тебе.
– Пообещай мне, что будешь вести себя хорошо, – говорит Рори. – Скажи, что перестанешь быть таким злобным. Но еще… – Она морщит носик. – Но еще пообещай, что не будешь излишне незлобным. Признай, что договор на салфетке всего лишь ошибка юности, что не станешь преследовать меня. Кэллам такого не заслуживает.
Я качаю головой.
– Прости.
Я не договариваю, что не могу – или не хочу – соглашаться на все ее условия или что Кэллам просто не походит на подходящего для нее парня. Рори для него слишком несовершенна.
Но никогда не скажу ей такое в лицо. И несовершенство ее в хорошем смысле. Кэлламу нужна Барби, с которой он сможет играть в идеальный дом. С Рори он не справится.
– Сейчас пора возвращаться.
– Да зачем? – вскрикивает она.
– Затем, что нам еще два месяца нужно опекать Ричардса, и терять голову – не выход. Тем более из-за того, что на радиостанции, на которой не поняли, что Рождество закончилось, без видимой причины крутили песню твоего заурядного почившего отца, которого ты знать не знала.
Теперь Рори смотрит на меня, и в ее зеленых глазах плещется все мировое горе.
– Для чего я здесь? – спрашивает она. Тихо. Сурово. Как преподавательница.
В ее голосе слышится угроза, и я хочу высосать эту угрозу из ее рта и собрать языком остатки яда. Но поцелуи подождут. Если поцелую ее сейчас, не смогу остановиться, а мне завтра утром рано вставать. Я дал клятву, которую намерен хранить, – и к черту Рори, Эштона, Райнера и весь мир в целом.
– Что еще за вопрос? – Я веду большим пальцем по ее щеке к уголку рта.
Она разрешает мне. Сама того не осознает, но разрешает.
Прощай, Пижон.
– Я про то, почему ты не противился? Когда заметил меня в том банкетном зале, почему решил, что совместная работа будет разумным поступком? И почему ты так на меня злишься? Что тебе от меня нужно, Мэлаки? – Рори бьет кулачками меня в грудь, отпихивает и стучит ногой по луже между нами.
Дождь все идет, но нам плевать. Рори опять трясет, и на сей раз не от холода. Она выгибает спину, уголки губ расслабляются, и все ее тело буквально кричит: «Секс, секс, секс». Я стою перед ней и, когда она снова набрасывается на меня, принимаю на себя удары.
– Сдавайся, – шепчу я. – Я хочу, чтобы мы оба сдались, Рори, как ты и обещала восемь лет назад. – До того, как жизнь омрачила все, что у нас было.
– Но договор пропал. Его больше нет! – возражает она.
– Вот что тебе нужно? Листок бумаги? – спрашиваю я.
– Бумага – важная вещь. Брак тоже лист бумаги.
– Да, но люди разводятся.
Рори качает головой:
– Договора больше нет.
Я поднимаю ее и молча веду домой.
В кои-то веки я просыпаюсь посреди ночи, чувствуя тепло.
Моргаю припухшими веками и оглядываюсь. Темно хоть глаз выколи. Я лежу на чем-то проваливающемся, скрипят пружины. Я в кровати. В кровати Мэла.
Ого.
От паники в горле пересыхает, и внезапно я покрываюсь холодным потом. Я же не могла переспать с ним после истерики из-за отца. Ни за что.
Я провожу рукой по матрасу за своей спиной и понимаю, что в кровати больше никого нет. Уф.
Не до конца убедившись в этом, я поворачиваюсь на бок, лицом к открытой двери, ищу на ощупь на тумбочке телефон, его туда положил Мэл. Откуда-то я это знала. Включаю фонарик и направляю его в сторону гостиной.
Он подсвечивает силуэт Мэла, и я вижу мускулистую гладкую спину. Под тонкой тканью футболки виден рельеф его мышц.
Я помню его аромат под дождем: мужской запах кожаной куртки и пряных сигарет, и Мэла.
А потом сказанные им слова снова не дают мне покоя.
Он хочет, чтобы мы сдались.
Вопреки всему… я знаю, что должна сражаться.
Мне с таким трудом удалось его забыть.
В этот решающий миг тело вспыхивает огнем, как и много лет назад.
Я выключаю фонарик и кладу телефон обратно на тумбу, но на ней что-то лежит, мягкое, но хрустящее. Я снова включаю фонарик и направляю на находку.
Когда я вижу ее, сердце замирает.
Если случится чудо…
Наш договор.
Та салфетка.
Здесь. В целости и сохранности.
Мэл ее оставил.
Началось.
ПРИМЕЧАНИЕ ОТ САЛФЕТКИ
Я в курсе, ладно?
Я и сама не подозревала, что сохранюсь до этих времен, не говоря уже о том, что получу дополнительное эфирное время. Но вот она я, перед вами. И мой дружок Мэл холил меня и лелеял. Если вам интересно: пятно от кетчупа высохло и со временем побледнело.
В остальном я чувствую себя просто прекрасно. Пару лет назад немного испугалась, когда меня нашла мать Мэла и выкинула в мусорное ведро (как я и предрекала – стоило купить в тот день лотерейный билет). Вернувшись домой, Мэл все перерыл. Я слышала, как он в ужасе бормотал: «Нет, нет, нет».
К тому моменту я лежала на дне мусорного мешка. Мэл перевернул все вверх дном и стал рыться в мусоре. Я поверить не могла. Чтобы вернуть меня, он буквально коснулся мусора. И не просто мусора: остатков еды, и мокрой бумаги, и упаковок с острыми краями, и мусорной жижи. Мэл все бормотал: «Нет, нет, нет». Я подумала, что он сейчас заплачет.
Полное разоблачение: раньше я не слишком воняла, но после происшествия с мусорным ведром от меня пасет как от горящей помойки.
Но Мэлу, похоже, плевать.
Надеюсь, парень завоюет ее.
Искренне надеюсь.
Глава одиннадцатая
Восемь лет назад
Дорогая принцесса Аврора из Нью-Джерси!
Вот так конфуз.
В основном потому, что именно я настаивал на том, что мы должны положиться на судьбу, но вот дела – пишу тебе письмо, а по сути, показываю судьбе средний палец, медленно проезжая мимо ее жилища после того, как сломал на нем замок.
Я решил, что не хочу предоставлять дело судьбе. К черту. Я с ней лично незнаком. Почему тогда должен ей доверять?
Впрочем, я пишу тебе не по поводу договора. Забудь о нем. Хотя, судя по всему, это невозможно. Он еще при мне. Но я пытаюсь подтолкнуть судьбу в нужном направлении.
Я тут подумал, что, возможно, немного поспешил с решением отказаться от отношений на расстоянии. В чем же тут вред? Давай попробуем.
Также хотелось бы отметить, что в последнее время я растерял все желание флиртовать. Между прочим, совершенно ни про что. Полагаю, запал пропал, но дело в любом случае не в сексе. Надеюсь, ты понимаешь. Это скорее испытание. Не воспринимай на свой счет, потому что ты сообразительная и изумительная, и поступила в колледж, и у тебя великолепные сиськи.
Ты еще думаешь о своем отце? Глупый вопрос. Конечно, думаешь. После твоего отъезда я долго размышлял о твоем папаше. Не подумай, тут нет ничего такого. Мама говорит, что наши умершие родные присматривают за нами с пушистых облачков, что, как ты сама понимаешь, слишком неправдоподобно и сомнительно, поскольку ты летала на самолете над этими облаками. Но мне нравится идея, что они подглядывают за нами – особенно в твоем случае (и немного в моем, потому что я не совсем бездушен, когда разговор касается моего погибшего папы).