Я сама не понимаю, о чем умоляю. И так ясно, что случившееся там вышло из-под контроля, что у нас с Мэлом был не просто поцелуй. Что были замешаны и чувства.
– Пожалуйста, что? Пожалуйста, позволь мне и дальше дурачить тебя, Кэллам? Пожалуйста, разреши сосать чужой член? Пожалуйста, оставь меня в покое, чтобы я продолжила там, где начинала, с мужчиной, который по собственной воле расстался со мной?
Кэллам орет мне прямо в лицо, и он красный, злой и совсем не похож на Кэллама, которого я знаю, с которым было надежно и удобно. Звенит лифт, и он заходит. Я за ним.
– А я бы не расстался с тобой, Рори. Я собирался стать твоим последним мужчиной. Я терплю твои идиотские наряды, и глупые странные мечты, и скучных коллег.
Он смотрит в коридор, двери лифта еще открыты. Не знаю, что ему сказать. Я даже не знаю, стоит ли признаваться в том, что случилось, потому что это разрыв, и хоть я и подло поступила, но он тоже ведет себя низко.
В тот вечер на балконе, во время рождественской вечеринки, я бросила взгляд на Мэла и точно поняла, что он говорил правду.
Любить кого-то – все равно что добровольно признать, что этот человек в силах тебя уничтожить.
Мэл уничтожил меня.
Я разрушила Кэллама.
«Думаю, ты появилась на Земле, чтобы стать моей погибелью», – несколько месяцев назад сказал Кэллам.
Это правда или Кэллам просто хотел, чтобы его уничтожили?
– Я хотел поучаствовать в этой тупой игре, чтобы увидеть твою реакцию. – Он показывает на президентский люкс, из которого мы вышли. – Когда я целовал ту корову, тебе вообще плевать было.
Меня передергивает от его небрежного оскорбления. Двери захлопываются, и лифт начинает спускаться к его номеру.
– Но когда Мэл поцеловал ту пташку, ты чуть с ума не сошла. А потом ты осталась и продолжила целоваться с ним даже после того, как Ричардс самоустранился.
– Прости, – шепчу я, в душе проклиная Саммер за то, что заварила эту кашу, хотя виновата тут только я. – Господи, Кэллам, я никогда не хотела ранить тебя.
Даже я понимаю, как убого звучат мои оправдания. Как бы хотелось повернуть время вспять.
Я бы изменила одно и только одно: я бы не тронула Мэла, не расставшись предварительно с Кэлом.
Лифт звенит, и, выходя, Кэллам поворачивается ко мне:
– Кстати, если бы подождала еще немного, то уничтожила бы не только мое сердце, но и банковский счет, уйдя с половиной моего чертова состояния. – Он засовывает руку в передний карман, вытаскивает небольшую бархатную коробочку черного цвета и швыряет в меня. Я ловлю ее, но не открываю, прекрасно понимая, что находится внутри.
Господи, Кэллам.
– Я купил еще одно кольцо в Лондоне, потому что первое осталось в Ирландии, в том заброшенном бомжатнике, а я хотел сделать предложение как можно быстрее. – Кэллам замолкает и смотрит в пол. – Но, видимо, не успел.
Глаза застилают слезы. Голова болит. Я схожу с ума. Разваливаюсь на части, и внезапно мне хочется любой ценой утешить его. Я делаю к нему шаг, но он качает головой. Не закончив сводить со мной счеты, Кэллам нажимает кнопку вызова лифта, когда двери начинают закрываться.
– Это черта. – Дернув подбородком, он показывает на порог между лифтом и коридором. – Ты ее больше не пересечешь. Тут между нами все заканчивается, Рори. Мы были обречены с самого начала. Я всегда был временным явлением в твоей жизни, закуской, которой ты коротала время до основного блюда.
Я падаю на колени и всхлипываю.
Кэллам швыряет камеру в лифт, и она приземляется рядом.
– Ты всегда была одержима снять идеальную картинку. Ну так я снял ваш тройничок. Пусть твой скользкий начальничек порадуется. Не благодари.
Я смотрю на него, от гнева и стыда испепеляя его взглядом.
Он зашел слишком далеко.
Слишком.
Воткнул нож мне в грудь и смотрит, как я истекаю кровью.
И все равно меня переполняет чувство вины.
– Я понимаю, что нам стоит расстаться. Понимаю. Но если это на пользу, то почему так больно? – спрашиваю я, чувствуя, как стекают по рту слезы.
В этой сцене нет ничего красивого, включая меня.
– Держаться за то, чего никогда не существовало, еще больнее, – выплевывает Кэллам. – Поверь мне, Рори, я пытался.
ПРИМЕЧАНИЕ ОТ САММЕР
Пора вывернуть грязное белье, а на моей совести подозрительное пятно размером с Алабаму.
Ладно, делаем глубокий успокаивающий выдох – поехали.
Спустя месяц, как Рори и Кэллам начали встречаться, тот без предупреждения заявился к нам домой, пока подруга была на работе. Собирался сделать сюрприз. Кэллам принес цветы, шампанское, сашими из ее любимого ресторанчика и надел галстук-бабочку. Не хипстерскую, что отлично сочетается с узкими джинсами. Рори должна была сидеть дома, но ее резко вызвал Райнер: произошла какая-то оказия с поп-звездой, которая сбросила слишком много веса и решила, что хочет переснять обложку для альбома.
Рори никогда не отказывается от работы. Думаю, она умрет, прижимая камеру к сердцу.
В общем, Кэллам постучал в дверь со всем этим барахлом и так вышло, что открыла я. Я как раз только что рассталась с парнем, с которым встречалась три года и который изменил мне в этот же день. Если вкратце, то я была не в порядке.
Кэллам замямлил, извинился и сказал, что заскочит к ней на работу. Я расхохоталась, понимая, что после этого Рори воспользуется возможностью и бросит его.
Закончилось все тем, что мы распили ту бутылку шампанского, что принес Кэллам. Он редко пил. Во всяком случае, так он сказал, но добавил, что в последнее время на взводе. Кэллам знал, что Рори хочет расстаться. Он думал, что она считает его скучным, слишком правильным и крайне предсказуемым.
И не ошибался.
Рори действительно считала его скучным. И всегда сравнивала с Мэлом. Что действовало мне на нервы, потому что да, Мэл был классным, красивым, умелым в постели, но все кончено и пора жить дальше.
Вернувшись несколько лет назад из Ирландии, Рори показала его фотографии. У меня возникла великолепная идея, как помочь ей забыть его. Я посоветовала вспомнить недостатки Мэла и написать их на оборотной стороне фотографий, чтобы каждый раз она вспоминала их, если в голову приходила идея вскочить на самолет и умолять быть с ней (что случалось чаще, чем позволяла логика).
Но все, что нам удалось придумать: он бабник и слишком старался (и преуспел) в постели. Бесполезно. Мэл идеален. Кроме того факта, что он все-таки ее отпустил.
Ладно, вернемся ко мне и Кэлламу. Тем вечером одна бутылка шампанского дополнилась еще двумя.
– Я не знаю. У меня тоже есть демоны, понимаешь? – говорил он. – Я не белый и пушистый, каким она меня считает. Я могу быть ужасным человеком, Саммер.
– Я тебе не верю, – ответила я.
– Я эгоист, – парировал он.
– Мы все эгоисты.
– А я самый большой эгоист.
Это последнее, что он сказал мне перед тем, как я почувствовала на губах его рот.
Мы переспали.
Он ей изменил.
Я изменила ей.
Это был короткий, быстрый, четырехминутный секс. Такой антикульминационный во всех смыслах этого слова. Я до сих пор считаю, что это худшее решение в моей жизни. И я даже близко не была к оргазму. Я не получила удовольствие, но Кэллам всегда был блажью: породистый, одаренный, с большим членом. Не говоря уже о том, что парень в костюме – это восьмое чудо света. Я поддалась минутной слабости.
– Видишь? – сказал он, в спешке обуваясь. – Я же тебе говорил. Эгоист.
В ответ я промолчала.
– Но я считал, что она окажется другой, понимаешь? Думал, она избавит меня от этой модели поведения. Не знаю. Может, у меня зависимость от секса.
Я перестала отвечать, потому что жалости к нему не испытывала. У меня хватало своих проблем, своих заморочек.
Я не знала, что Рори вернется домой, плюхнется рядом со мной на диван, заметит на столе розы и сашими, учует оставленный им аромат мужского одеколона и скажет: «Ты права. Я такая глупая. Мне просто пора забыть Мэла и попробовать с Кэлламом».
Вот что она сказала, а я, даже после того как приняла душ, еще чувствовала на своей пижаме запах резины от презерватива ее парня. Кэллам и сам ненамного лучше справлялся с чувством вины. За полчаса до этого я видела из окна, как он, чуть ли не плача, втискивается на заднее сиденье такси.
– Думаю, ты права, – ответила я Рори, а сама думала: «Пожалуйста, не надо».
Так что теперь вы понимаете, почему на мои плечи свалилась такая ноша.
Я никогда не думала, что все так получится. И даже несмотря на то, что меня тошнит всякий раз, когда мы втроем оказываемся в одной комнате (что случается редко), я просто не могу стать той, кто подтолкнет ее к разрыву с Кэлламом.
Моя совесть не выдержит краха их отношений, какова бы ни была причина. Но по секрету: если вы спросите мое мнение в закрытой комнате с мягкими и звуконепроницаемыми стенами, то я бы ответила, что моя лучшая подруга, которую я люблю до смерти, – паршивка.
Ей просто нужно выбрать парня и избавить всех от этих страданий.
Я мечтаю, чтобы у меня был парень с салфеткой и пухлыми губами, готовый порвать мир на кусочки, чтобы быть со мной.
И мечтаю, чтобы у меня был богатый, эгоистичный, но неотразимый парень, готовый на все, чтобы помешать парню с салфеткой.
Глава пятнадцатая
Наши дни
Стоит упомянуть, как я дошел до жизни такой, что пишу песни ради заработка, хотя на первых порах воспринимал предложения о покупке моих песен в качестве некоего состязания.
Ответ на этот вопрос, как и на многие другие, один: Рори.
После ее отъезда я трудился, превозмогая боль. Писал песни о любви, о ненависти, о равнодушии. Об одиночестве и алкоголе и темных закоулках своей души, от которых по телу частенько пробегал неприятный холодок враждебности.
Из сотен песен получились тысячи, а тысячи песен стали каким-то образом сильнее меня самого. Как монстр, что еженощно поджидал в шкафу. Каждая песня превратилась в демона, а демон алчно желал моей крови.