евственницей, которая, сколько себя помню, всегда торжественно заявляла, что хотела дождаться брака. И даже не хочу затрагивать тему сомнительного согласия на секс. Самое ужасное, что мне пришлось признаться Шону, одному из своих самых близких друзей, после чего Шон и Дэниел полностью вычеркнули нас с Кики из жизни.
Поговаривают, что однажды вечером Шон признался Кэт в любви. Я и сам был в курсе его чувств. Признаю, я с ним поступил несколько фигово.
Ну или, может, даже хреново.
Мы с Кэт получили по заслугам. Теперь близнецы О’Лири при виде нас язвительно закатывают глаза, а Хизер и Мэйв покачивают головами.
Я мог бы сказать Шону, что вина не только на мне, я не ведал, что творю, и это было бы правдой. Мои воспоминания о той ночи очень расплывчаты. Но я не хочу перекладывать ответственность на Кэт, даже если конкретно этим решением она меня все-таки дожала.
Мама и Бриджет уехали в Килкенни в гости к Дезу, чтобы развеяться, так что я живу в гордом одиночестве. Пишу песни, пою их на улицах, получаю предложения и отказываюсь от них. Потом иду домой и, поскольку друзья со мной не разговаривают, а Рори я перестал отправлять письма, как она и просила, больше не отвергаю поползновения Кэт понянчиться со мной. Не могу ее дичиться.
Иногда, пока я пишу, она занимается.
Иногда мы трахаемся: при выключенном свете, всегда с презервативом, и она разрешает мне выкрикивать имя Рори.
Но чаще всего мы ужинаем, смотрим что-нибудь по телевизору, а потом я везу ее домой до наступления темноты.
Сегодня Кики проталкивается мимо меня, идет в гостиную, видимо чувствуя себя как дома. В отличие от меня комната в приличном состоянии. Да и вообще в доме очень даже чисто.
Она садится за стол, и я располагаюсь рядом с двумя стаканами воды. У меня нет каких-то конкретных чувств к ее новости. Я не рад, но и не грущу. У меня было предчувствие, что такое случится. Я всегда пользовался презервативом, несмотря на ее протесты, но, видимо, у меня суперская сперма, во всяком случае, если дело касается сестер О’Коннелл.
Сейчас я просто жду, что скажет Кэт: оставит она ребенка или нет. В груди щемит, но я не хочу брать на себя ответственность за ее решение.
– Как себя чувствуешь? – спрашиваю я и протягиваю ей стакан.
Она делает небольшой глоток, вперившись взглядом в мое лицо, пытаясь понять, о чем я думаю.
Почему я не могу полюбить ее? Почему не могу полюбить девушку, которая никогда меня не бросит? Девушку, которая согласна умереть ради меня?
– Хорошо. Немного тошнит, но хорошо. Спасибо, что спросил.
– Когда узнала?
– Сегодня днем. Съездила после учебы за тестом. Попросила Хизер и Мэйв пойти со мной. Ты в курсе, что Мэйв теперь встречается с Шоном? Мне кажется, они милая пара. Хизер довольна.
– Получается, они знают о беременности, – констатирую я, пытаясь не заводиться. А я-то думал, что папочки первыми узнают новости.
– Да. Надеюсь, ты не против. Я не желала делать тест одна и знала, что ты выступаешь на улице, но не хотела тебя волновать или шокировать без повода. Он мог оказаться отрицательным.
– Так ты его оставляешь? – напрямик спрашиваю я.
Счастье на ее лице сменяется шоком, брови опускаются.
– Что за вопросы такие? Конечно, я его оставлю. Мэл, я католичка до мозга костей.
Я киваю. Кэт откидывается на спинку стула и скрещивает на груди руки.
– Думаю, скорее нужно спросить, как поступишь ты.
– Разумеется, я позабочусь о нем, – отвечаю, чувствуя, как от удивления брови ползут наверх. Что за вопросы?
Кэтлин фыркает. Полагаю, ответ неверный. Пробую снова.
– О вас обоих. Я позабочусь о вас обоих – финансово и другими способами. Ты не будешь растить его одна. Я найду настоящую работу. И, если позволишь, поделим обязанности пополам.
– Это не то.
– Конечно, нет. – Я хлопаю глазами. Господи. Что ей еще надо?
– Это мальчик, – уже улыбаясь, самоуверенно заявляет Кэт. – Маленький парнишка, Мэл. Я чувствую. Женщины это умеют.
Я силюсь улыбнуться, но выходит странно. Верно. Мальчик. Я тянусь через весь стол и беру ее руку, поглаживая большим пальцем по запястью.
– Я серьезно. Ты не одна. Тебе не придется бросать учебу. Я буду постоянно с ним, дам все, что у меня есть.
Она отводит взгляд. Сопит.
– Что? – настаиваю я.
Ей нужно больше, но я не могу понять, насколько больше. Я хочу дать ей все, что она попросит. Даже если ее просьба меня убьет. Может, начну с того, что перестану бормотать имя ее сестры, пока трахаю сзади.
Наверное, осел. Наверное.
– Я позвонила твоей ма, – тихо признается она.
Кэт не плачет, что наводит меня на мысли, не инсценировка ли это какая. Я отпускаю ее руку и выпрямляюсь.
– Серьезно?
– Я рассказала ей. Пришлось. Мэл, мне необходимо получить ее благословение. К тому же она грустила после того, что случилось с Бриджет.
Кэт смотрит на меня и улыбается сквозь слезы.
Возможно, это никакая не инсценировка. Вероятно, это Рори превратила меня в измотанного мерзавца.
– Мэл, она так счастлива, что у нее родится внук. И Бриджет рада. Может, папа на небесах нам помог. Словно судьба вмешалась. Словно это было предначертано.
Судьба.
Я убедил Рори положиться на судьбу, и угадайте что? Судьба послала нас к черту, настроила Рори против меня и позаботилась о том, чтобы я обрюхатил Кэт. Если рок существует, то он славно поработал на тем, чтобы мы с Рори никогда не воссоединились. Кэт все говорит и говорит что-то. Я обращаю внимание к ней.
– …сказала ей, что все понимаю. Твоя мама твердо убеждена, что нам надо пожениться, тем более учитывая мое отношение к вере, но я сказала, что можно подождать. Я уважаю твои желания и знаю, что счастье твоей мамы и девушки – недостаточная причина делать мне предложение.
Девушки?
Странно было бы спорить, что мы с Кэт не пара, тем более раз она от меня беременна. Но брак? Серьезно? Нет, дело не в том, что Кэт мне не нравится, она как раз нравится мне, но по совершенно дурной причине.
Потому, что она рядом, доступна, знакома, всегда готова раздвинуть ноги и напоминает мне ее сводную сестру. Это довольно ужасная причина встречаться с девушкой, не говоря уж о том, чтобы жениться. Но теперь, когда мы бездумно добавили в эту заварушку ребенка, я понимаю, что Кэтлин права. Моя семья – мама, братья и сестра – точно ждут от меня правильного поступка. Даже если я чувствую, что меня одурачили и загнали в угол. Даже если я едва могу вспомнить ту ночь.
Но ты точно помнишь другие ночи, когда брал ее трезвым и с презервативом.
– Скажи что-нибудь, – таращась на меня, шепчет Кэтлин.
– Я… – Не хочу жениться на тебе. – Мне нужно подумать.
– Ладно.
– Но, что бы ни случилось, я всегда буду рядом. Для вас обоих. Всегда, – пылко говорю я.
Безусловно, я не ведаю, что обещаю.
Не знаю, куда заведет меня жизнь.
И уж точно, черт подери, не подозреваю, насколько сильно нарушу данное мной обещание.
Я женюсь на Кэтлин, когда она на восьмом месяце беременности; ее круглый живот в этом бесформенном белом платье походит на залитую светом луну.
В конце декабря, сразу же после Рождества, мы проводим небольшую скромную церемонию в церкви отца Доэрти. Кики сияет от счастья и ликует, мама и Элейн трясутся над ней, мои братья и сестра рыдают от радости и гордости, а Шон, Дэниел, Мэйв и Хизер присутствуют, но с большой неохотой.
На устроенном Дэниелом мальчишнике он расхохотался и сказал, что мама и Кики наконец-то дожали меня и заставили сделать предложение. Я пил, улыбался и послал его на хрен. Но друг был прав, и его слова не давали мне покоя.
Я обещаю Кэтлин вечную любовь, она повторяет за мной, и мы обмениваемся кольцами. Последние месяцы были напряженными. Кэтлин не хотела узнавать пол ребенка, но только об этом и говорила. Она переехала ко мне сразу же, как мама с Бриджет вернулись из Килкенни. Я был рядом, когда малыш впервые толкнулся, когда начал активно двигаться (особенно по ночам) и когда на животе появилось очертание его пятки.
Если раньше мы с Кэтлин занимались сексом время от времени, то после известий о ее беременности это стало происходить на регулярной основе. Я прекратил называть ее Рори, но все равно во время секса не мог смотреть в лицо. К счастью, есть много поз, во время которых я могу видеть лишь ее обнаженную спину.
После церемонии мы возвращаемся домой. Кэт пить нельзя, и я тоже завязал с алкоголем. Мама и Элейн решили съехаться, потому что они подруги, а нам с Кэтлин, по-видимому, нужно личное пространство, тем более раз уж скоро у нас родится малыш Глен.
Кстати, про имя.
Помимо того, что я был удивлен и озадачен выбором, Глен – ужасное имя для человека, которому еще не исполнилось шестьдесят пять. А нашему Глену столько стукнет лишь через шесть десятков лет.
Мы врываемся в дом, и Кэт, стеная, снимает огромное белое платье. В нем она похожа на облако, но я не дурак и говорить ей об этом не собираюсь.
– Ты больше не думал продать свои песни? – спрашивает Кэт, вытаскивая из прически невидимки и зажимая их зубами.
Я качаю головой и, вздохнув, падаю на диван.
– Мэл, – просит она.
Я включаю телевизор и скрещиваю ноги. Показывают передачу «Наличные деньги на чердаке»[14].
Чтоб тебя, Глен. Ты уже переигрываешь, не кажется?
– Мне тебя не понять, – дуется Кики, резкими движениями снимая браслеты и драгоценности. – Ты блестящий автор. Мы могли бы заработать отличные деньги, а не жить на папино наследство, от которого уже почти ничего не осталось. Вместо той подержанной фигни в комнату Глена можно было бы купить хорошую дорогую мебель. Хоть убей, но я не понимаю, в чем причина.
– Потому что это мои песни.
И песни Рори. Это она меня вдохновила. Я совсем не хочу показывать миру, что творилось у меня в голове в тот день, что я провел с ней, и первые дни после ее отъезда, и все последующие. Остальные, написанные до нее, песни, которые у меня хотели купить, больше не актуальны. Рори меня изменила.