С тех пор я подсел.
Или, возможно, это случилось, когда я обрюхатил Элейн, мать Кэтлин. Все это было очень весело, пока у меня не родился человек, о котором нужно было заботиться, а я не знал как, потому что мои родители планировали, что мы вырастем как-нибудь сами. У меня было несколько братьев, шесть или семь, не помню. Но я был самым младшим. Когда я родился, родителям было за сорок, и они не выказывали ко мне ни малейшего интереса.
Может, это произошло, когда я сбежал от Элейн и Кэтлин, заперся в старом родительском доме и написал «Колокольчики Белль». Ни дня не прошло, чтобы меня не спросили об этой песне: на улице, в письме, фанат по электронной почте или настырный радиоведущий, который вспоминал, что я жив, и где-то в ноябре звонил ради короткого интервью.
Жаль, я не могу сказать, что песня про Элейн.
Или о девушке до нее.
Или о девушке до нее.
Жаль, я не могу сказать, что песня про Кэтлин.
Но правда в том, что эта чудесная песня о любви, разбитом сердце, зависимости, тоске и всем, что заставляет людские сердца биться… об алкоголе.
О крепком напитке, который все стирает напрочь.
Вот почему до самого моего последнего дня люди строили догадки, о чем эта песня.
А вот Рори и Дебби, вместе взятые, – совсем другая история. Думаю, в Париже я действительно влюбился в Дебби. Когда она рассказала о беременности, мне моментально подумалось, что стоит предложить ей переехать со мной в Ирландию. Так я и поступил.
Дебби попыталась жить самостоятельно в Америке, но, поняв, что это труднее, чем она думала, наконец приняла мое предложение. К тому времени я был уже не артистом под хмельком, а конченым пьяницей. Большая разница.
Я мог бы сказать, что не переехал в Америку, потому что не мог оставить дочь, а потом и сына. Но и отличного папаши из меня все равно не вышло. Я был в депрессии и полном раздрае, но винить мог только себя.
Я потерял надежду в тот день, когда ранил Рори. Сложно объяснить и найти оправдание отсутствующему папаше, но отпустить грехи тому, кто чуть не изувечил собственного ребенка, невозможно.
Из тюрьмы я вышел в худшем состоянии, чем когда там очутился, с одной-единственной разницей: я перестал пытаться связаться с Дебби, чтобы увидеться с Рори, и начал вкладывать силы в то, что у меня осталось.
Кэтлин знала, что я ужасный, жестокий алкаш, но с ней я старался изо всех сил.
С Мэлом тоже. Сердце разбивалось оттого, что моя дочь сохнет по парню, который ждал большого бума. Она всего лишь временная звезда в его вселенной. Я знал, что это никогда не изменится.
Знал, потому что и ее мать была временной звездой. А Дебби – нет.
Но быть мертвым стократ лучше, чем быть пьяным дураком, снедаемым чувством вины. Если вам интересно, как там, на той стороне, то скажу, что не так уж и плохо. Погода хорошая круглый год, хотя вы этого не почувствуете. У меня нет тела, так что это немного грустно. Ни у кого нет. Я не парю над облаками, но и не лежу под землей. Здесь нет ни рая, ни ада. Я везде. В воздухе и в древесной коре. На крыльях бабочки, в коровьем дерьме и между трещинками в полу. Я на вершине небоскребов в Пекине и на одуванчиках в небольшом городке Небраски.
Мертвым вы не всегда чувствуете душу других мертвых людей. Только если хорошо их знали и они рядом с вами.
В эту секунду я чувствую Кэтлин. Она стоит рядом, спрашивает, стоит ли нам пойти на это. Не словами. Это не проговаривается вслух, как и значение поистине хороших песен.
Мы с Кэт постоянно делаем то, что нельзя. Запрещающей инструкции нет, а если и есть, то нам ее не давали, когда мы оказались по другую сторону.
Я отключил свет в пабе, чтобы Мэл и Рори поняли намек.
Пустил снег.
Вырубил электричество.
Сделал все возможное, подавая Рори знак, что Мэл – тот самый, что он совсем на меня не похож.
Что он ее не подведет, он будет любить ее вечно.
Но я никогда не освещал целую улицу, особенно такую оживленную, как Друри.
– Думаешь, справимся? – беззвучно спрашиваю я Кэтлин.
Я прячусь между кирпичами здания на Друри-стрит, а она – наверху автобусной остановки. Я чувствую, как дочь кивает.
– Дадим им повод для паники.
(ЕЩЕ ОДНО) ПРИМЕЧАНИЕ ОТ КЭТЛИН
Я же говорила вам, что не злодейка.
P. S. Пусть даже не смеет обижать моего ребенка.
P.P.S. Да, безусловно, я жалею о том, как сказала Авроре-Рори, будто никогда не возьму на себя заботу о ее детях. Но уже поздно что-то менять.
P.P.P.S. Ладно. Они мило смотрятся. Счастливы?
(ЕЩЕ ОДНО) ПРИМЕЧАНИЕ ОТ САММЕР
Снова я.
Ну то есть как бы да. Мне нужно расставить точки над «и» с лучшей подругой, правда?
Даже когда стало до боли очевидно, что Рори не вернется в нашу квартиру в Нью-Йорке. Нет, я все понимаю. Теперь она с любовью всей своей жизни, пребывает в той очаровательной реальности, о которой всегда мечтала.
К тому же я наделала глупостей. Не важно, что она хотела расстаться с Кэлламом, что никогда не чувствовала к нему даже толики того, что испытывает к Мэлу, что я на все сто была уверена, их отношения и дня бы не продержались, или что мы оба напились.
Я совершила одну ошибку. И копиться ошибкам дальше не позволю. Чтобы двигаться вперед, мне нужно ее прощение.
Я вылетела в Ирландию. Думаете, радикальная мера? Я тоже так считаю, учитывая количество репетиций, которые я пропустила, чтобы помириться со своей лучшей подругой. Взяв такси, я прямо из аэропорта рванула в Толку, и это спустя три месяца после того, как она узнала про нас с Кэлламом. Спустя три месяца после того, как она начала меня игнорировать.
Я нашла ее на заднем дворе в компрометирующей позе, пригвожденной к траве ее новоиспеченным мужем. Клянусь, он насаживал ее как цветок. Я прервала их прямо посреди действа, но по чистой случайности. Дверь была не заперта, и я заявилась как ни в чем не бывало. Помню, Рори всегда жаловалась, что Мэл постоянно не закрывает замок. Поняв, что происходит у меня на глазах, я начала пятиться назад, но наткнулась на барную стойку и уронила на пол бутылку «Гиннесса». Они оба повернулись, чтобы понять, откуда шум.
Первым делом Рори швырнула в меня платье, потом подскочила и принялась голой гоняться за мной по дому, а еще очень-очень громко вопить: «Ты трахалась с моим парнем!»
Полуобнаженный и очень возбужденный Мэл, скрестив руки на груди, прислонился к стене и с ухмылкой смотрел за всем этим действом. Он был великолепен. Наконец-то мне удалось понять, почему спустя столько лет Рори не могла выкинуть его из головы. Помимо того, что в жизни он выглядел в тысячу раз лучше, у него такое дерзкое, но в то же время милое выражение лица, кричащее «ты никогда меня не укротишь», буквально вынуждающее женщин попробовать это исправить.
Потом Мэл налил нам кофе и чай и заявил, что едет забрать дочку из школы.
Сидя на диване, Рори схватила меня за руку и сказала:
– Знаешь, что самое ужасное? Я даже не злилась, узнав, что ты переспала с Кэлламом. Ты права. Не сосчитать сколько раз я говорила тебе, что обязательно с ним расстанусь, хотя это все равно была ошибка. Я злилась, потому что ты мне не призналась. И потому, что из каких-то своих эгоистичных соображений ты постоянно толкала меня в его объятия, несмотря на мои сомнения. Ложь куда хуже проступка.
– Знаю. – И я разревелась.
Я устала от перелета, и меня съедало чувство вины (что означает быть съеденной далеко не в приятном смысле). Сил уже не хватало.
– Я все понимаю. Просто думала, что мне удастся скрыть содеянное и притвориться, будто ничего не было. Хотела, чтобы у вас все-таки что-то получилось… вообще-то ровно до того, как ты уехала в Грецию. – Я закусила нижнюю губу.
– Почему? Что случилось? – спросила Рори и сделала глоток чая.
Она всегда была кофеманкой. Еще одна перемена в ней после переезда в Ирландию.
– Я столкнулась в универмаге с Уитни, помощницей Райнера. И не рычи на меня; я просто пришла посмотреть, а не увеличивать кредит по карте. – Я прочистила горло. – Короче, она щеголяла животиком. Его легко заметить, учитывая, какая она тощая. Конечно, я не собиралась с ней здороваться, поэтому поступила как любая героиня второсортной романтической комедии и спряталась за манекеном. Уит расхаживала с женщиной, похожей на ее мать, и поглаживала округлившийся живот. Женщина спросила: «Ты правда думаешь, что он бросит ради тебя свою девушку?» А Уитни ответила: «Не знаю, мне плевать. Он купил мне квартиру рядом со своей, чтобы жить по соседству с ребенком. Если Кэллам хочет жениться на маленькой Мисс Конфуз, я не буду мешать его планам, пока он платит. А он в любом случае продолжит».
Глаза Рори вспыхнули, она резко охнула и выпрямилась в струнку. Более того, она выглядела не сильно возмущенной. Как если бы ваша подруга сказала, что на работе с одним из коллег случилось что-то необычное. Рори словно полностью отрешилась эмоционально от истории, поэтому рассказывать стало легче.
– Что было потом? – спросила она.
– Сначала я подумала: какова вероятность? А потом вспомнила, как ты говорила, что Уитни постоянно лапает Кэллама и точно имеет на него виды. Мозаика сложилась полностью. Он изменял тебе раньше, и что ему мешает поступить так снова? Я пыталась дозвониться до тебя в Греции, но ты не отвечала. А потом открылась правда, и стало слишком поздно. Клянусь, утаивание правды – самый ужасный поступок в моей жизни, Рори. Клянусь. Ни один парень теперь между нами не встанет.
Рори положила ладонь на мою руку и улыбнулась.
– Знаю.
– Правда? – Я чувствовала, как меня перекосило от боли.
Рори кивнула.
– Я уже давно знала, что прощу тебя. Понимала, что нам надо поговорить с глазу на глаз, и собиралась встретиться с тобой, когда через несколько недель поехала бы к маме. Но ты меня опередила. Я знаю, как мерзко изменять. Сама мучилась из-за того, как поступила с Кэлламом. До сих пор мучусь. Потому что не важно, что он изменил. Я выше этого. Или стоило бы быть выше. Я не жалею, что теперь с Мэлом, но жалею, что это произошло до того, как я рассталась с Кэлламом. Теперь мне жить с постоянным пятном на с