Навко задумался. А вдруг пригодится?
— Впереди поселок. Я дам тебе сотню, остановишься на три дня. Починишь твой…
— …Гочтак, — поспешил подсказать Кошик.
— И догонишь меня. Да, возьми…
При виде «волшебного колокольчика» Кошик покраснел, но на этот раз взял, не споря. Он явно успел оценить его звон.
Наконец с этим делом было покончено, и можно было позвать Падалку.
Навко и не собирался брать ее в поход. Но бойкая девица сумела устроиться в обозе, подмигнув одному молодому валинцу, поспешившему раскрыть на нее рот. Однако рот пришлось тут же закрыть — Навко, узнав, в чем дело, выдал парню гривну серебра и велел молчать. Падалку же, надрав ей уши, пристроил при кухне. Носить воду и топить котлы девушке не довелось. Днем она спала на телеге, а вечером приходила к своему «газде».
— Газда Ивор! Газда Ивор! Сегодня ты меня так поздно позвал!
Трудно было сказать, на самом ли деле девушка расстроена, или, как часто бывало, притворялась.
— Я знаю, я надоела газде Ивору! Когда я тебя ласкаю, ты закрываешь глаза и видишь вместо меня другую! Ты не хочешь меня так, как раньше!
Странное дело, но Падалка действительно начала его ревновать. Впрочем, Навко это только забавляло. Чтобы успокоить ее, он соизволил сообщить, что беседовал с Кошиком.
Услыхав это имя, девица внезапно хихикнула, начисто забыв о ревности:
— Ой, газда! А расскажу тебе о Кошике! Моему газде будет смешно! Когда ты дал ему серебро, еще в Валине, он позвал к себе Вилину. Она очень красивая, почти как я! Она потом рассказывала…
Падалка вновь хихикнула.
— Он позвал ее еще раз, но вышло еще смешнее. А затем он позвал к себе нашего поваренка. И теперь взял его с собой.
Вначале Навко не понял, зачем, а потом только головой покрутил. Ну, Кошик! Впрочем, это не его, Навко, дело.
— Моему газде не смешно? — расстроилась девушка. — Тогда может он посмеется сейчас? Только смеяться нужно тихо, очень тихо…
Падалка скользнула на ковер, присела рядом и зашептала в самое ухо:
— Об этом никто не знает. Кроме меня… Наш Кей… То есть наш Светлый, тоже кое с кем встречается…
Навко невольно вздрогнул. Улад взял Алану в поход, и несколько раз они с Навко виделись. Но поговорить не удалось. Девушка явно избегала его. После одной из таких встреч Навко, вспомнив о подарке Кобника, достал заговоренную нитку и завязал узел — как раз посередине. Ничего не изменилось, и он, хотя и не верил Лантаху, помянул чаклуна недобрым словом.
— Ой, моему газде и это не интересно! Но я все равно расскажу… Однажды Кей… Светлый ушел куда-то в лес. Один… Я любопытная, решила посмотреть… Гляжу, он там с парнем. Невысокий такой, в плаще…
Навко изумленно привстал, и девушка рассмеялась.
— Твоя глупая Падалка подумала о том же. Я тоже вспомнила Кошика. Но на самом деле я не глупая, я очень умная. Я стала следить… Этот парень снял шапку…
Ее шепот стал совсем тихим, еле различимым.
— Этот парень… Это Милена, дочка Бовчерода! Она переоделась парнем и поехала с войском! Понимаешь?
Милена? Навко смутно помнил ее — статная, белолицая, гордая. Выходит, крепко у нее с Уладом, если решилась на такое! И тут же Навко подумал, что Бовчерод богат — бессчетно. И сыновей у него нет…
— Так что мой газда может не бояться зеленоглазой Аланы. Наверное, Кей довезет ее до,Савма-та, а там прогонит. Выдаст замуж за какого-нибудь хромого старика и даст несколько гривен. Ну что, мой газда доволен?
Навко не ответил. Слишком неожиданной оказалась весть. Конечно, Алана должна была надоесть этому рыжему мальчишке. Милена, Бовчеродова дочка, не потерпит рядом холопки-пленницы. Значит, замуж за старика? Зря, выходит, Навко испугался и не попросил тогда, в Валине, отпустить девушку! Или не зря? Кей прогонит ее сам, но не простит, если в это вмешаются другие…
— Ой, я напрасно пришла к газде! — девушка расстроилась, на этот раз — по-настоящему. — Моему газде ничего не нужно — ни мои рассказы, ни я сама!
Навко покосился на Падалку, и тут в ноздри ударил знакомый запах ее кожи. Лениво подумалось, что девка все же неплоха. Даже хороша. Рука скользнула по ее крепкой груди, по круглым коленям…
— Я не буду шибко надоедать моему газде, — шепнула девушка, сразу забыв обиду. — Мой газда только немного приласкает свою Падалку. Я так скучаю без тебя, газда Ивор!
Навко прикрыл глаза и вдруг представил, что его обнимает не она, а Алана. Сама виновата, Па-далка! Подсказала.
С Уладом приходилось видеться каждый день. Правда, говорили, как правило, недолго. Кей был уже мыслями в Савмате и то и дело принимался рассуждать о том, что придется сделать, надев Железный Венец. При этом лицо Улада краснело, нелепые усики дергались, и заикался он сильнее обычного. Порою становилось просто смешно, и Навко уже в который раз думал, что без помощи Ямаса Рыжий Волчонок не увидел бы Савмата, как своих ушей. Разве такому справиться со Сваргом? Замысел рахмана становился понятным. Слабый сменяет сильного, а слабого легче уговорить — или заставить — поступать по-своему. А нет, так заменить — на еще более слабого.
Впрочем, в планах Улада ничего смешного не было. Он называл имена — много имен, совершенно не известных Навко. Дедичи, Кеевы мужи, тысячники, сотники
— все, кто, по мысли Кея, излишне предан его братьям. Что ждало этих людей, Навко догадывался, но пропускал мимо ушей. Пусть сполоты рвут на части сполотов! Впрочем, Улад говорил не только о сполотах. Улебы, верные улебы, тоже успели навлечь на себя его гнев. В Савмате Кей намеревался свести счеты с некоторыми из длиннобородых. Бовчерода в их числе не было. Напротив, Улад как-то оговорился, что дедича надлежит приблизить, ввести в Совет Светлого и доверить ему Великое Палатинство. Улад понял, что Падалка не ошиблась.
Но особенно много Кей говорил о волотичах. Похоже, он начисто забыл о том, что палатин Ивор — тоже из их числа. План войны с Велгой становился все более подробным — и жестоким. О Правительнице Кей говорил с особенной ненавистью, заикаясь при этом на каждом слове. В такие минуты Навко жалел, что он сейчас не в войске Края. Впрочем, он дал себе слово не допустить похода на Коростень. Как — еще не знал, но почему-то верил, что это удастся. Улад его больше не пугал, скорее, вызывал легкое презрение.
Но была тема, которую Кей обсуждать не любил. Навко догадался быстро — Волчонок боялся Сварга. Он был почему-то уверен, что Рыжий Волк погибнет во время мятежа. Если же нет… Пару раз Навко специально намекал на это и с удовлетворением замечал, как губы Кея начинают белеть.
Войско шло дальше, и надежды Улада вполне оправдывались. Волотичи словно сгинули — холодный осенний лес был пуст и тих. Правда, через два дня войско догнал еле живой от усталости гонец, сообщивший, что отряд, перешедший границу на полночи, отброшен, а второй, шедший прямо на Савмат, окружен и разбит. Эта весть не расстроила, а, напротив, порадовала Улада. Все идет по плану, а до Савмата оставалось совсем немного — старая граница была в одном дне пути.
Чем ближе Савмат, тем тяжелее становилось на душе у Навко. Проклятый Баюр вновь стал тревожить его сон. Теперь он не упрекал, не смеялся — просто сидел у погасшего костра, мертвый, страшный, с распухшим синеватым лицом, к которому намертво присосались черные болотные пиявки. Но было понятно, о чем молчит проклятый предатель. Пока кметы Волчонка шли по земле волотичей, Навко еще мог оправдаться и перед Велгой, и перед собой. Он нужен здесь. Вдруг обезумевший от ненависти Улад повернет войска на Коростень? Ради этого
— теперь Навко объяснял себе именно так — он не стал просить Кея отпустить Алану. Любимая должна понять — он, Навко, выполняет свой долг — ради Края, ради Седой Велги. Но скоро Савмат, а там сотнику Навко делать нечего. Он нужен в Коростене, чтобы подробно рассказать о планах Волчонка и вместе с другими быть готовым к отпору. Значит, надо уходить? А как же Алана? Рискнуть — и умчаться на быстрых конях по глухим лесным дорогам? Но захочет ли она?
Падалка то и дело спрашивала, отчего ее «газда» мрачен и неразговорчив. Улад отмахивался, и девушка все больше огорчалась. Однажды, к изумлению Улада, она пришла не одна, а вместе с подругой — девчушкой из обоза, имени которой Навко не запомнил. Девчушка — ей и четырнадцати еще не было — глядела на палатина с испугом, но, подталкиваемая Падалкой, поспешила сбросить платье. Навко опомнился и выгнал обеих. Вскоре Падалка вернулась одна, плакала, жалуясь, что ничем не может угодить «газде Ивору», хотя она по-всякому старается, а если что не так, пусть «газда Ивор» только скажет. Она, Падалка, готова и зелье сварить, и следок вынуть, и, если надо, ножом заговоренным врага зарезать. А взамен ей и не надо ничего — ни свободы, ни серебра, пусть лишь «газда Ивор» ее, Падалку, иногда приласкает.
Навко вспомнил, как поначалу побаивался этой девушки, и даже пожалел холопку. Чего ей, собственно, надо? Горячие ласки уже успели слегка поднадоесть, но Навко был готов расплатиться сполна. Даже не расплатиться, просто помочь. Он не Улад, и замуж за старика девушку выдавать не собирается. Он подарит ей село где-нибудь под Валином. Пусть живет себе хозяйкой, а он иногда в гости приезжать будет…
Видя, что Падалка действительно готова на все, он приказал девушке следить за Кеем. Когда тот вновь захочет повидаться с Миленой, он, Ивор, должен узнать об этом немедля.
Девушка тут же согласилась, даже не спрашивая, зачем это «газде». Навко и сам не до конца понимал. Может, догадывался, что такая весть подействует на Алану надежнее любой нитки с крепко завязанным узелком…
Падалка не приходила весь вечер, и Навко уже собирался лечь. спать, когда девушка неслышно проскользнула в шатер.
Идем, газда! Увидишь.
Навко не стал спрашивать, что именно. Накинув плащ, он вышел наружу. Ночь была особенно темной, моросил мелкий дождик, а холод начинал пробирать до костей. Падалка молча тянула его куда-то за опушку. Навко накинул на голову капюшон, чтобы не оцарапать лица, и пошел вслед за Девушкой. Они пробрались через кусты, пробежали по узкой тропке, повернули налево, мимо огромных, поросших мхом, грабов. И снова кусты — густые, колючие.