Арина явно немного успокоилась.
— Давай я тебе кое-что покажу… Разувайся и иди в кабинет.
Чуть позже Арина застала меня листающим старый фотоальбом за моим рабочим столом.
— Ты, наверное, не помнишь эти фотографии. Я давно их показывал. Или ты их тоже для мамы фотографировала, шпионка?
Я нежно потрепал дочку по волосам, и она невнятно улыбнулась.
— Сейчас найду… Вот. Узнаёшь этого лысого мальчика?
— Н-нет…
— Это я, когда болел раком.
Глаза Арины округлились от удивления.
— Да, Ариш. Я, будучи ребёнком, заболел раком. И у меня всё было намного серьёзнее, чем у мамы. Но тем не менее я победил. А уж с маминой болезнью я разберусь тем более. Веришь?
Дочь кивнула.
— Папа у тебя упёртый баран и не любит сдаваться. Ты это знаешь отлично, да?
— Да…
— А уж как я проигрывать не люблю… Тоже знаешь, да?
— Да…
— И я не проиграю. И твоя мама справится. Видишь, этот мальчик смог победить похожую, но ещё более страшную болезнь. А значит, и твоя мама сможет. Она ведь совсем большая и сильная. Намного сильнее, чем кажется. И ей есть ради кого стараться вылечиться. Ей есть кого любить! Она безмерно любит тебя, доченька, и всё сделает, чтобы у тебя была здоровая мама.
— Она и т-тебя л-любит, — всхлипнула Аришка.
— Да. И я её люблю. И никуда больше не отпущу.
— В каком смысле?
— В таком. Иди умой личико и приведи себя в порядок. Сейчас я выведу Капитошку, и поедем.
Ариша непонимающе хлопала влажными глазами.
— Пора возвращать твою маму домой.
143
Лида
Мне всего-то нужно было сбегать в поликлинику и сдать кое-какие анализы. Я думала: вернусь быстро, Аришка даже проснуться не успеет. Предупредила её накануне, что с утра надо будет добежать до поликлиники, она кивнула и вроде бы всё поняла.
Но не зря мне показалось, что дочка насторожилась. Конечно не зря…
Меня не было дома дольше, чем я планировала, и не только из-за очереди — у медсестёр завис компьютер, и, пока всё починили, народу в очереди ещё прибавилось. В итоге, когда я вернулась, выяснилось, что Аришки в квартире нет.
Я перепугалась до полусмерти и первую минуту бегала по комнатам, надеясь, что дочь просто изощрённо пошутила и на самом деле просто залезла в какой-нибудь шкаф и спряталась там. Или в гардеробной притаилась между вешалок. Или под кровать забралась. Но увы — Арины нигде не было.
На бог знает какой по счёту проверке всех укромных мест с лихорадочными воплями: «Ариша, Ариша, где ты?!» — я наконец включила мозг. И начала рассуждать.
Первое — дверь была закрыта на верхний замок, значит, скорее всего, дочь ушла из квартиры сама, прихватив запасной ключ: она знала, где он лежит.
Второе — уйти просто так, не предупредив меня, не позвонив и не оставив записки, Аришка могла, только если её что-то потрясло до глубины души. Может, что-то случилось у Вадима? На прогулке с Капитошкой, например. Правда, непонятно: почему меня-то не предупредили?
Терзаясь от сомнений, я позвонила мужу и по нашему недолгому диалогу, точнее, по глухому, но старательно бодрящемуся голосу Вадима поняла: он всё знает. Не понимаю даже, как у меня получилось это почувствовать, что именно сработало — сердце или мозги? Так или иначе, но отрицать было бессмысленно — не сорвалась бы Аришка к папе без серьёзной причины, не разговаривал бы Вадим со мной таким… нарочито невозмутимым голосом, если бы они не узнали мою тайну.
Тайну, которую я отчаянно хотела от них скрыть, не желая волновать. Я рассказала бы потом, гораздо позже, убедившись, что беда отошла в сторону. Но не сейчас, когда всё ещё слишком неясно и зыбко.
Я расстроилась. И не только из-за того, что в ближайшие несколько месяцев доставлю родным множество неприятных часов по причине своего лечения, но и потому что отлично осознавала: Вадим не оставит это просто так. Особенно после того, как мы с Аришкой подарили ему его мечту. И приготовилась сражаться.
Прошло примерно полтора часа с момента моего телефонного разговора с мужем, и за это время я успела отмыть до блеска почти всю квартиру, на нервной почве. Вспотела, раскраснелась и накрутила саму себя до состояния сжатой пружины — чуть тронешь, выпрямится и рванёт. Завтракать не стала — слишком нервничала, и аппетита толком не было.
Когда раздался звонок в дверь, я лихорадочно тёрла давно ставший кипенно-белым унитаз. Услышав в коридоре захлёбывающуюся птичью трель, резко вздохнула — и закашлялась, впустив в лёгкие слишком много химии разом.
Глаза заслезились, и, пока шла к двери, я тёрла их пальцами, перед этим стянув перчатки, и пыталась продышаться. Вот такой я и предстала перед Вадимом, как только открыла дверь, — с красным лицом, слезящимися глазами и хлюпающим носом.
— Лида, что случилось? — спросил Вадим удивлённо, шагнув через порог. И с подозрением принюхался. — Чем это пахнет?
— Хлоркой, — буркнула я, закрывая дверь. Подошла к своей сумке, достала из неё упаковку бумажных платочков и хорошенько просморкалась. — Переборщила слегка. Послушай, Вадим…
— Давай только не здесь, — перебил он меня. — А там, где можно хотя бы окно открыть, чтобы проветрить это безобразие. Сколько же ты хлорки вылила, что такой запах?
— Не знаю, я не считала, — я отвернулась от Вадима, чтобы он не видел моё смущённое лицо. Раньше из-за такого вопроса я немедленно стала бы переживать, что сделала что-то не так, — но эти времена прошли, и я надеялась, что навсегда. Теперь я гораздо сильнее переживала из-за предстоящего разговора, чем из-за удивления Вадима. Да, всего лишь удивление — не упрёк. — Пойдём на кухню. Кофе будешь?
— Буду. Я, честно говоря, не успел позавтракать.
— Я тоже, — призналась я со вздохом, и мы отправились на кухню.
Пока кофемашина варила кофе, а я быстро сооружала на доске четыре бутерброда с сыром и колбасой, Вадим с интересом оглядывался, но никак не комментировал тот факт, что сидит в незнакомом помещении. Да что там сидит — он в него изначально и пришёл.
— Когда Аришка тебе рассказала? — спросила я, поставив перед мужем тарелку с двумя бутербродами и чашку кофе.
— Сегодня. — Вадим сделал глоток кофе и, с тихим стуком поставив чашку обратно на блюдце, признался: — Пока мы ехали сюда за тобой. Арина и Капитошка ждут нас в машине.
Я задохнулась.
Резко втянула носом воздух, пытаясь справиться с волной страха и какой-то дикой иррациональной обиды, и выпалила, покачав головой:
— Я никуда не поеду, Вадим. Не надо. Мне…
— Подожди, — перебил он меня и, неожиданно вскочив с табуретки, опустился передо мной на корточки. Я вновь задохнулась, глупо вытаращив глаза и разом растеряв все мысли, а Вадим, улыбнувшись, продолжал, взяв меня за руку: — Послушай меня, Лида, пожалуйста. Сейчас я должен говорить.
— Ты ничего мне не должен, — помотала головой я, ощущая, как глаза наливаются слезами. И старалась не обращать внимания на тепло его ладони, которой он сжимал мою руку, легко поглаживая пальцы. — Не надо, Вадим! Я понимаю, что…
— Ты не можешь понимать, потому что ты почти ничего не знаешь о моих мыслях в последние месяцы, — вздохнул Вадим — и вновь поразил меня до крайности, внезапно положив голову на мои колени. Как собака, которая добивается ласки хозяина. Я непроизвольно положила вторую ладонь ему на затылок и слегка вздрогнула, заметив, как Вадим улыбнулся и на мгновение прикрыл глаза. — Лида… Я знаю, что ты со всем справишься. В этом всё и дело — ты можешь жить дальше без меня, а я без тебя — нет.
Я не понимала, о чём он говорит, но отчего-то плакала, поглаживая его по голове, всхлипывая и безумно жалея о том, что довела нашу семью до такого.
А Вадим продолжал говорить:
— Весь этот… уже почти год я бегал от самого себя. Пожалуйста, услышь меня, Лида! Я знаю, почему ты сразу сказала, что никуда не поедешь. Ты думаешь, я принял это решение только из-за твоего необыкновенного подарка? Уверяю, это не так. На самом деле твой подарок лишь поставил последнюю точку, позволив мне понять, что так не может больше продолжаться. Я принял решение гораздо раньше. Дело не в подарке и не в твоей… болезни, Лида. — Я вздрогнула и зажмурилась. Вадим сильнее сжал мою руку, а потом поднёс её к своим губам и нежно поцеловал. — Хотя они, конечно, послужили катализатором для такого тугодума, как я. Я давно понял, что не хочу и не могу без тебя. Пожалуйста, поехали домой.
Я продолжала жмуриться… и плакать. Никак не могла перестать, глотая слёзы как живительную воду.
Я верила Вадиму. Верила, потому что всё это время я и сама сердцем чувствовала его любовь, которую не смогла убить своим предательством. И в которую так долго боялась поверить.
Но теперь я не боялась.
— Ты… уверен, что не пожалеешь? — почти прошептала я и почувствовала, как Вадим поднял голову. Распахнула глаза — и чуть слышно охнула, когда муж подхватил меня на руки, стащив с табуретки, и, обняв сильно-сильно — клянусь, я почти услышала треск рёбер, — поцеловал настолько крепко и глубоко, что последние сомнения мигом развеялись.
— Нет, — сказал Вадим парой минут спустя, когда у меня уже начали гореть губы, да и не только они. — Я не пожалею. И не стану вспоминать. Обещаю.
— А я никогда-никогда тебя не предам, — выпалила я под бешеный стук собственного сердца и, захлебнувшись вновь потёкшими из глаз слезами, прижала ладонь к груди. — Клянусь.
144
Лида
Я никогда не видела Аришку настолько счастливой. Когда мы с Вадимом подошли к машине и открыли дверцу, дочь выскочила наружу, оглушительно визжа на весь окружающий мир, и обняла нас обоих единым широким жестом детских рук.
Вадим засмеялся, а я вновь заплакала. Правда, теперь я плакала уже сквозь смех.
— Ура, ура, ура, ура! — бесконечно повторяла Аришка, целуя то меня, то мужа. Ничего не понимающий, но подхвативший общее настроение Капитошка скакал вокруг нас, заливаясь не менее громким лаем, чем Арина — визгом. — Как я рада-а-а-а!!!