– Самый главный аргумент, – буркнула Белинда, не отстававшая от них ни на шаг.
Друг за другом они вошли в номер, и Дворецкий тут же сказал:
– Шли бы вы, Белла, к себе. Тане отдохнуть нужно, в себя прийти. Ей сейчас не до болтовни с подружками.
– Да нет, пусть остается! – возразила Таня, мысли которой разбегались в разные стороны. Она и сама толком не знала, чего сейчас хочет больше всего – снова обсуждать случившееся или лежать в горячей ванне, прикрыв глаза. Впрочем, для ванны времени, кажется, маловато.
– Нет, пусть отправляется. Тебе просто необходим отдых.
Вместо того чтобы возмутиться тем, что Дворецкий распоряжается тут, как у себя дома, Белинда неожиданно скривила лицо и жалобно сказала:
– Таня, пока тебя не было, он обзывал меня дурой!
– Я не обзывал! – воскликнул Валерий, глядя на две ненатуральные слезы, выкатившиеся из глаз этой нахалки. – Я говорил, что вы поступили безответственно, вот и все.
– Вот и все?! – слезы мгновенно высохли, и лицо Белинды налилось праведным гневом. – Вы меня все время унижали! Третировали! Заявили, что у меня вместо мозгов – куриный помет. Старались смешать с грязью!
– С грязью я бы не смог, – пробормотал Дворецкий, смутно припоминая, что действительно говорил что-то про мозги. – Послушайте, сейчас не до ваших истерик. Тане необходимо собраться с силами перед спектаклем. Если у вас есть сострадание…
Он не закончил фразу, давая Белинде самой решить – есть у нее сострадание или нет. Уходя, она посмотрела на него так, словно он был слизнем, сожравшим целую грядку капусты.
Перед спектаклем все спрашивали Таню, как она себя чувствует, и она отвечала, что хорошо. Она и вправду чувствовала себя неплохо. Главным образом потому, что на заднем плане постоянно маячил Дворецкий со своим пистолетом. Однако гораздо больше, чем наличие пистолета, Таню согревало его олимпийское спокойствие. В его зеленых глазах таилась смелость воина, которая во все времена притягивала женщин как магнит.
Хмурый Таранов, готовясь к выходу на сцену, ходил взад-вперед по коридору, то и дело задевая «смелого воина» плечом. Тот делал вид, что ничего не замечает и только криво улыбался. В конце концов, Будкевич, которому страстно хотелось мира и спокойствия, не выдержал и, притиснув задиру к стене, прошипел:
– Прекрати сейчас же! В конце концов, ты его разозлишь, вы подеретесь, получится безобразная сцена, и я буду за все отвечать!
– Кто он вообще такой? – буркнул Таранов.
– Приятель Прияткиной, – сказал Будкевич. – О, неплохой получился каламбур! А ведь я тебя предупреждал, Леша! Насчет его приезда. Так что не валяй дурака и возьми себя в руки.
Таранов послушался, взял себя в руки и очень изящно отыграл спектакль, обретя в этот вечер кучу новых поклонников и поклонниц. Ему аплодировали дольше всех, и он немного оттаял.
После спектакля Маркиза устроила за кулисами публичную сцену, заявив, что не желает уезжать из города, оставив мужа в больнице под присмотром какой-то там сиделки, у которой наверняка нет ни одной приличной рекомендации. Все дружно принялись ее утешать и уговаривать. Утешенная, она все же позволила себя уговорить и, сменив гнев на милость, отправилась в гостиницу паковать вещи.
Пока собирали чемоданы, Таня думала только об одном: стоит ли рассказывать Дворецкому ВСЕ или же кое-какую информацию оставить при себе? Однако когда они, уставшие, погрузились наконец в поезд и оказались в купе один на один, Валерий, глядя Тане прямо в глаза, сурово сказал:
– Хочу тебя попросить. Я понимаю, что в этой труппе все до одного – твои друзья, ты знаешь их сто лет и в каждом уверена, как в себе. Однако ситуация складывается непростая, поэтому я прошу тебя быть со мной абсолютно откровенной. Расскажи мне, пожалуйста, обо всем, что происходило в труппе с самого начала гастролей и до сегодняшнего дня.
– Ладно, – согласилась Таня и, закрыв лицо руками, длинно зевнула.
Хорошо, что первый спектакль в Приозерске запланировали только на послезавтра, так что целый день можно будет отдыхать и отсыпаться.
Белинда в поезде устроила настоящее светопредставление, пытаясь выгнать Дворецкого из Таниного купе и занять его место. Однако тот лишь снисходительно отбивался от ее нападок и крепость не сдавал. Даже вмешательство Тани не произвело на него никакого впечатления.
– Своим служебным положением пользуются только жалкие трусы, – кричала, стоя в дверях купе, разъяренная Белинда.
– Вам нужно показаться врачу, – не остался в долгу Дворецкий. – У вас повышенная реактивность. Ее лечат валерьянкой и контрастными обливаниями.
– Не вздумайте вызывать меня на допрос! Я все равно не приду.
– Чего вас допрашивать? Вы и так все выложите, если вас хорошенько раздразнить.
– Следователя, который дразнит свидетелей, нужно отправить на переаттестацию! – бросила напоследок вынужденная отступить Белинда, и дверь купе гневно щелкнула за ее спиной.
Рысаков с Тарановым, наблюдавшие за этой сценой с маленькой площадки перед туалетом, выразительно переглянулись.
– Каков гусь! Глядя на него, начинаешь верить, что любовь – это великая сила. И прямо хочется снова влюбиться, – заявил Тихон. – Совершать безумства, глотку драть…
Таранов его восторга явно не разделял.
– Да ну, – бросил он, небрежно махнув рукой. – Влюбиться, Тиша, это все равно, что наступить на змею. Несколько секунд изумления, а потом мучительная смерть. Лично я с любовью завязал.
– А я с пьянкой, – доверительно сказал Рысаков. – В последний раз мне после загула такая хрень приснилась! Даже рассказывать не рискну …
Выгнав своего телохранителя в коридор, Таня переоделась в пижаму и тапочки и достала умывальные принадлежности. Потом приоткрыла дверь, приглашая Дворцкого снова занять свое место.
– Как там Надежда Морошкина? – спросила она, ловко намекая на то, что их с Валерием отношения уже больше не являются романтическими. – Историческая встреча состоялась?
– Ну да, – ответил тот, пожав плечами. – Надежда оказалась очень… сильной женщиной. Коня, как говорится, на скаку остановит. У нее такая стать… И брови вразлет. Да у меня фотография есть! Хочешь, покажу?
Больше всего на свете Таня хотела спать. Но не посмотреть на Морошкину было совершенно невозможно, поэтому она терпеливо ждала, пока Дворецкий отыщет в дорожной сумке снимок. Кроме того, ей действительно было интересно, с кем собирается связать свою судьбу ее недавний ухажер.
В глубине души Таня относилась к этой Морошкиной снисходительно. Потому что как ни крути, а в самый последний момент Валерий готов был отступиться от своей фермерши и вернуться к ней, Тане. К тому же она чувствовала, что он до сих пор находится под властью ее обаяния. Ей будет достаточно только намекнуть на то, что она передумала, и все – дело в шляпе.
Подумав о возможности такого развития событий, Таня против воли смутилась и, конечно, тут же вспомнила о Таранове. И еще о том, как Анжела в последнее время льнула к нему. А он, как будто, был даже и не против…
– Ну, что скажешь? – спросил Дворецкий небрежным тоном.
Он ждал вердикта и явно волновался, какое впечатление Надежда произведет на девушку, на которой он до последнего времени намеревался жениться.
– Скажу… Скажу, что она великолепна, – ответила потрясенная Таня.
Надежда Морошкина в самом деле выглядела восхитительно. Крупная женщина с роскошными формами и лицом кинозвезды пятидесятых годов. На снимке она была одета в платье, которое подчеркивало тонкую талию, крутые бедра и пышную грудь. Гладко зачесанные светлые волосы убраны в пучок. Ее улыбка могла бы вдохновить художников, рекламирующих зубную пасту, а взгляд был властным и нежным одновременно. Это дикое сочетание женственности и силы рождало совершенный облик женщины, которая способна править миром или, по крайней мере, сводить с ума мужчин, которые правят им в настоящий момент.
– Говоришь, она фермерша? – недоверчиво спросила Таня. – Такое впечатление, что она победительница конкурса красоты. Аж глазам больно. А она что, вот так и ходит на каблуках по грядкам?
– Нет, у нее современное хозяйство, – принялся объяснять Дворецкий. – Территория большая, много работников, все устроено не хуже, чем на Западе. Коровник чистый, как больничный корпус. Помидоры в теплицах размером с футбольный мяч. И при этом биологически чистые! Их никакой гадостью не удобряют, одним только навозом…
Тане отчего-то стало досадно, что Морошкина оказалась такой невероятной красавицей. Тогда она принялась утешать себя тем, что на вид фермерша заметно старше Дворецкого. А значит, все же не может стать для него идеальной парой. Поймав себя на подлых мыслях, Таня смутилась. Как собака на сене – ни себе, ни людям…
Впрочем, Дворецкий, кажется, вовсе не собирался снова подбивать к Тане клинья. Пока она ходила умываться, он надел тренировочный костюм и забрался под простыню. Однако спать явно не собирался. Его тревожило расследование. Вернее, мысль о том, с какого боку к нему подступиться.
Таня до сих пор так ничего и не рассказала ему про начало гастролей, про убийство Романчиковой, про писателя Заречного и собственные подозрения. Вид у нее был усталый, однако другого удобного момента для откровенного разговора могло и не представиться.
– Слушай, а не хочешь ли глотнуть коньячку на ночь? – пошел на хитрость Дворецкий. – Сам я не буду пить, – сразу же предупредил он. – Мне нужно быть в форме. А вот тебе после всех сегодняшних потрясений это помогло бы снять стресс.
Таня, которая несмотря на смертельную усталость, никак не могла расслабиться, тут же попалась на его удочку. Коварный Дворецкий позволил ей выпить ровно столько, чтобы у нее развязался язык, и сразу же принялся за допрос. Начав отвечать на вопросы своего самого лучшего друга, Таня немедленно выложила ему все без утайки. Все, что так терзало и мучило ее в последние дни. И о том, как Будкевич нашел бесчувственного Курочкина, и о том, как они с Тихоном отправились к Алику в номер, и Таня обнаружила в спортивной сумке все исчезнувшие портсигары… И о том, как она делала обыск у Таранова и наткнулась на книжку со свеженьким автографом Заречного, которого Лешка, по его словам, никогда не видел живьем… Не забыла она и о Белинде. И это оказалось самым мучительным признанием! Ведь ее подруга явно что-то утаивала о знаменитом свидании Таранова и Романчиковой.