«Они принимали глупые решения. Они умерли. Конец истории».
«Зачем устраивать поминальную службу для четырех придурков, которые сели за руль пьяными?»
«Всего четыре человека, нам не нужно беспокоиться о населении Земли».
«Родителей хозяина вечеринки следует обвинить в убийстве!»
«Разве я плохой человек, если благодарен, что они больше никого не убили?»
«Слава богу, они больше никого не убили. Придурки».
Снова и снова появлялись комментарии. Сотни комментариев, мечущиеся между «молитвами» и «проклятиями».
– Лина, – на пороге появилась мама, – что ты делаешь? – Ее взгляд переместился с моего лица на ноутбук.
Она обошла кровать и посмотрела на экран, а затем бросилась вперед, схватила с моих колен компьютер, захлопнула его и отступила назад.
Я смотрела на нее дрожа. Меня всю трясло. Лицо было мокрым. Я даже не поняла, когда начала плакать.
– Ты читала эти комментарии?
– Нет. – Она отложила ноутбук на стол. – Я увидела несколько, и мне этого хватило.
– Знаешь… что они говорят?
– Это не имеет значения. – Мама села на край кровати рядом со мной. – Это не…
– Вот что они думают о них!
Указывая на компьютер, я изо всех сил пыталась дышать ровно и глубоко, понимая, что должна успокоиться.
– И такими их запомнят, да?
– Нет, не такими, – мама обняла меня за плечи. – Мы будем помнить их другими, и их семьи будут думать о них иначе.
Она ошибалась, ведь у мира всегда на все свое мнение. Вот кем стали Меган, Коди, Филипп и Крис. Четыре жизни опущены до уровня алкоголя в крови и плохого выбора. Вот кто они теперь.
Не футбольные звезды.
Не подростки, которые так и не определились с будущей профессией.
Не задира на волейбольной площадке.
Не друг, который бросил бы все и выслушал, как ты страдаешь от неразделенной любви.
Не парень, который беспокоился о своем товарище настолько, что высказал вслух неприятные вопросы.
Не парнишка, который имел худший вкус в футболках.
Не те люди, которые всегда могли тебя рассмешить.
Вместо этого они превратились в тех самых трудных детей, в чьей крови обнаружили повышенное содержание алкоголя.
Они стали безрассудными и безответственными, ошибкой генофонда.
Они взяли это на себя.
Остались глупыми детьми, которые приняли глупые решения и умерли.
Предупреждение для других – вот кто они теперь.
Вся их жизнь стала внеклассным уроком на тему опасности вождения в нетрезвом виде. И как же у меня разрывалось сердце.
Ведь все это было безумно несправедливо.
Глава 16
Я услышала их голоса с первого этажа примерно через тридцать минут после того, как закончились уроки. Не могла разобрать, что они говорили, но поняла, что мама их не остановила.
Паникуя, поднялась с кровати и посмотрела на балконные двери. Может, смогу убежать? Это смешно. Да и куда бы я пошла? Я оказалась в западне.
Ко мне направлялись Эбби и Дари.
Пока их шаги раздавались по лестнице, каждый мускул в моем теле напрягся. Легкие пронзила боль, которую уже не притупляли болеутоляющие. В больнице мне дали новый рецепт, но я еще не успела получить лекарства.
Чувствуя, как увеличивается давление на грудь, я убрала папку, полную домашних заданий. Первой вошла Эбби и тут же остановилась. Дари стояла позади нее, но Эбби не двигалась. Мне показалось, что этот момент длился вечность. Она будто не могла зайти в комнату, потому что спальня напоминала ей о том, чего больше не было. Она чувствовала то же, что и я.
Ее кудри были убраны в высокий пучок, а темная кожа под глазами опухла. В конце концов в комнату прорвалась Дари.
Черные волосы подруги ниспадали по спине, а очки в белой оправе не скрывали опухших глаз. Обычно Дари носила что-то странное, но сегодня на ней были джинсы и свободная футболка с V-образным вырезом. Никаких ярких цветов, модных платьев или подтяжек.
– Выглядишь дерьмово, – наконец заявила Эбби хриплым голосом.
– И чувствую себя дерьмово, – ответила я пересохшими губами.
Дари поморщилась и села на кровать. Эбби плюхнулась на стул. Я увидела, как плечи Дари задрожали, и попыталась сказать хоть что-то, чтобы ее утешить.
– Извини, – шепнула подруга, – я обещала Эбби держать себя в руках.
– Это правда, – Эбби поставила ноги на стул, обхватив руками колени, – она мне обещала.
– Я просто скучала по тебе, – Дари подняла очки, вытерла глаза и выпрямилась. – А когда твоя мама сказала, что ты не хочешь посещений, мне пришлось ждать, чтобы увидеться и убедиться, что ты в порядке.
– Я стараюсь на это не обижаться, – сказала Эбби, положив подбородок на колени. – Но это ужасно, что мы получаем новости только через Себастьяна.
– Простите. – Я откинулась назад, стараясь не развалить баррикаду из подушек. – Себастьян вроде как насильно прорвался.
– Ты хотела побыть одна. Я пытаюсь это понять, но… – Дари вытерла слезы. – Было очень трудно. – Настала пауза. – Все очень сложно.
– Да, – тихо признала я.
– Как ты себя чувствуешь?
– Лучше. Но боль еще не прошла.
– Как твои легкие? Для этого здесь ингалятор? – она кивнула на него рядом с кучей учебников.
– Да. Врач говорит, что все заживает нормально, но в течение следующей недели я должна пару раз в день пользоваться ингалятором.
– А как рука? – поинтересовалась Эбби.
Подняв левую руку, я поморщилась.
– Скоро заживет. Надеюсь, через пару недель гипс снимут.
– Так что теперь с волейболом?
– Не знаю, – я откинулась на подушки. – Не думала об этом.
– Когда я сломала руку, носила гипс почти шесть недель… – нахмурилась Дари. – Боже, мне тогда еще под него каким-то образом попал ядовитый плющ. Это была пытка.
Я взглянула на Эбби. Она теперь смотрела не на мой гипс, а на изножье кровати.
– Вы в порядке?
Эбби засмеялась, но в ее смехе не слышалось легкости.
– Я теперь даже не знаю, что означает этот вопрос.
– Просто… – Дари зажмурилась и покачала головой, – Меган была ненормальной. В хорошем смысле слова. Так странно, что ее здесь нет, что мы не услышим ее голоса и не увидим, как она радуется кошке во дворе или чему-то подобному. Теперь все иначе.
– Ты вообще помнишь аварию? – внезапно спросила Эбби.
Дрожь пробежала вдоль позвоночника.
– Немного. Отрывки разговоров.
– Твоя мама сказала, у тебя сотрясение мозга и проблемы с памятью.
Я кивнула.
– Значит, ты не помнишь всего этого? – снова поинтересовалась Эбби, и мой взгляд резко переместился в ее сторону.
– Совсем немного, – холодно отрезала я, ненавидя себя за это. – Но помню, что собиралась написать тебе и сообщить, что ухожу.
– Я не получала этого сообщения, – Эбби опустила ноги на пол.
– Я не успела его отправить.
Дари закрыла глаза.
– Знаю, что ты не помнишь, но как думаешь, им… было больно?
Мои руки точно налились свинцом.
– Я так не думаю. И Коди… тоже.
– Он так и не очнулся, – тихо сообщила Эбби.
Я покачала головой, не зная, что ответить. Отсутствие Меган очень явно ощущалось в этой комнате.
Девочки остались еще ненадолго. Дари сидела на моей кровати, а Эбби вертелась в компьютерном кресле. Они говорили о школе, Меган, песнях, сыгранных на ее похоронах, обсуждали обвинения, выдвинутые против родителей Кита, и о том, как он со всем этим справляется. В основном говорила Дари.
Я кивала, отвечала, когда требовалось, но, по правде говоря, была не с ними. Мои мысли витали где-то далеко.
Время близилось к ужину, и когда они собрались уходить, то осторожно обняли меня на прощание.
– Знаю, тебе нужно время, – тихо сказала Дари, прижимая лоб к моей голове. – Тебе тяжело, но нам тоже. Не забывай об этом. Мы нужны тебе, – ее голос дрогнул, и через плечо я заметила, как она вновь заплакала. – И ты нам нужна.
Я услышала, как повернулась дверная ручка. За окном появилась тень.
Отложив ингалятор, почувствовала, как сердце замерло: порог переступил Себастьян. Зайдя внутрь, он закрыл за собой дверцу.
На нем были фланелевые брюки и белая майка. Выглядел он хорошо. Впрочем, как всегда, но я не хотела этого признавать, потому что мне казалось, что я больше не имела на это права.
– Я не отправил тебе сообщение, – он подошел к кровати и присел на край. – Мне почему-то показалось, что ты все равно не ответишь.
– Тогда зачем ты здесь?
– Ты знаешь, зачем, – уголки его губ приподнялись.
Я вскинула брови, но не успела ответить.
Себастьян завалился на спину, и мы оказались плечом к плечу, бедром к бедру.
Возникло острое чувство тревоги, которое всегда сопровождает такую близость, и по моему телу пробежала дрожь. Это неправильно. Я не должна была ощущать подобных чувств после всего, что случилось.
– Что ты делаешь?
– Устраиваюсь поудобнее, – ответил он, улыбаясь, – и планирую задержаться здесь на некоторое время.
У меня отвисла челюсть от его слов.
– Не знаю, в курсе ли ты, но я сейчас быстро устаю, мне нужно отдыхать и…
– А помнишь, когда тебе было одиннадцать, ты заболела мононуклеозом? – вдруг спросил он, и я нахмурилась. Конечно, помню. Самой худшей частью болезни стала высокая температура. Моя голова взрывалась. Я была уверена, что заразилась от Дари.
– Родители хотели, чтобы мы держались подальше друг от друга. Папа боялся, что я заражусь и пропущу тренировки малой лиги, и ты расстроилась, засела в спальне в полном одиночестве и плакала…
– Я не плакала. Просто застряла дома на несколько дней, а когда не спала, мне становилось скучно.
– Ты болела и не хотела быть одна. – Себастьян замолчал, ожидая, что я посмотрю на него. – А хотела, чтобы я был рядом.
Мои брови поднялись, а жар ударил в лицо. Он что, сошел с ума?
– Я не хотела, чтобы ты был тут