– Думаю, ты передумаешь, как только попробуешь выпечку моей сестры.
Он усмехнулся, а я прижалась щекой к его плечу.
– Не знаю, почему мама позволяет ей печь. Это похоже на наказание.
– Я принесу тебе пирог моей бабушки.
– Тыквенный?
– Тыква и пекан.
– М-м-м, – произнесла я, чувствуя, как заурчал мой живот. – Звучит потрясающе. И захвати взбитые сливки. Мама покупает полуфабрикаты, а это совершенно не…
Вдруг балконная дверь отворилась, и я с удивлением подняла голову, ожидая увидеть сестру или маму. Но там появился папа.
Папа.
Он вышел из моей спальни, а я лежала на коленях у Себастьяна.
Святые угодники.
Все мое тело дернулось, и я подпрыгнула, чтобы встать. Запутавшись в одеяле, я чуть не свалилась с колен Себастьяна и не ударилась лицом о пол. Последнее, чего я хотела, – это увидеть своего заочного отца, лежа на коленях у моего парня.
Себастьян помог мне выпутаться из одеяла. Я знала, что он скрывает улыбку, так что у меня возникло желание дать ему подзатыльник.
Карие глаза отца переместились с меня на Себастьяна.
– Мама упомянула, что вы встречаетесь.
Вот как он поприветствовал меня – нас.
Я не разговаривала с ним с того дня, когда он навестил меня в больнице. Неужели это первое, что пришло ему на ум?
Хотя меня это не удивило.
Себастьян обошел стул и протянул моему отцу руку.
– Здравствуйте, мистер Уайз.
Папа ответил на рукопожатие, слегка улыбаясь.
– Себастьян, дружище, рад тебя видеть.
– Взаимно, – ответил Себастьян, приобняв меня.
Наши пальцы переплелись, и он нежно сжал мою ладонь.
Щеки мгновенно запылали.
– Я не знала, что ты здесь. Думала, приедешь завтра.
– Я недавно приехал. Надеялся пообщаться, пока твои мама и сестра разрушают кухню.
Я засомневалась, хотела ли я остаться с ним наедине.
Я коротко кивнула, ведь у меня появилась возможность раз и навсегда разобраться в отношениях с отцом. Папа никуда не денется, по крайней мере, в ближайшее время.
– Хорошо. – Я взглянула на Себастьяна. – Я напишу тебе позже, ладно?
– Уверена? – забеспокоился он.
– Да, – ответила я тихим голосом. – Все нормально.
Казалось, Себастьян не хотел уходить, и я не могла его винить. Он знал, что даже слово «напряженный» не описывало наших с отцом отношений, однако он опустил голову и поцеловал меня в щеку.
– Хорошо. Буду ждать.
Попрощавшись с отцом, Себастьян спустился по лестнице, оставив нас на балконе. Не зная, что сказать или сделать, я принялась складывать одеяло.
Я столько времени потратила на рассуждения об аварии, что совсем забыла про признание мамы.
– Как дела? – спросил отец, прислонившись бедром к перилам.
– Нормально.
– Вы с Себастьяном действительно встречаетесь? – засмеялся он. – Ну, надеюсь, это так, учитывая, чем вы тут занимались.
Мои щеки покраснели. Мне захотелось напомнить ему, что моя личная жизнь никак его не касалась… Но как же я устала быть злой и обиженной. Мы с доктором Перри никогда не говорили об отце, и все же я прекрасно понимала, что мне придется найти с ним общий язык и принять как факт, что он… такой, как и в случае с августовской аварией.
– Да, мы не так давно начали встречаться, – наконец произнесла я, уставившись на потертые кроссовки отца. – И мне с ним хорошо.
Вспышка вины пронзила меня словно стрела. Признавать свое счастье было трудно. Наверное, еще очень долго будет так.
– Он отличный парнишка. Не могу сказать, что я удивлен. Всегда думал, что вы двое будете вместе.
Мои брови поднялись.
– В самом деле?
– Ну, я надеялся, что вы сойдетесь, – пояснил папа. – Как я уже сказал, он хороший мальчик и будет хорошим мужчиной.
Я переместила свой вес с одной ноги на другую.
– Ты выглядишь намного лучше, – заметил он, сменив тему. – Гипса нет и синяков. Стоишь на ногах и двигаешься. Я рад это видеть.
Держа одеяло у себя на груди, я посмотрела на папу. По-настоящему посмотрела. Он выглядел так же, как и тогда, когда пришел ко мне в больницу в августе. Немного старше и слегка уставший, но такой же напряженный. Разговор все еще был неестественным.
Честно говоря, так было всегда.
Лори была папиной дочкой.
Я была маминой девочкой.
Мы всегда разделялись, когда ходили в ресторан, зоопарк или парк развлечений. Она уходила с отцом, а я держалась рядом с мамой. Мы с папой никогда не поддерживали связь, и это не только его вина. Я ведь могла ответить на звонок, когда он звонил, особенно после того, как мама призналась мне, почему он ушел. А папа, вероятно, мог быть лучшим отцом и не отступать, когда я плохо себя вела.
– Я беспокоился о тебе.
– Мне гораздо лучше. Не на сто процентов, но все-таки лучше.
Отец слабо улыбнулся, но печаль задержалась в его глазах.
– Я знаю. Ты такая сильная и, мне кажется, даже не отдаешь себе в этом отчета.
Я села на стул, положив одеяло на колени.
– Если бы я была сильной, то, вероятно, не оказалась бы в такой ситуации.
– Кто знает, но ты достаточно сильная, раз сумела пройти через все это.
Сжав губы, я кивнула.
– Ты сильнее меня, – заявил он, и я удивленно дернулась.
Папа не смотрел на меня. Он положил руки на перила и взглянул на двор.
– Знаешь, какую ужасную фразу любил повторять твой дед? «Завтра будет лучше». Каждый раз, когда я злился или случалось что-то плохое, он говорил: «Завтра будет лучше». Я не сразу возненавидел эти слова. Нет, я жил так очень долго. – Он медленно повернулся ко мне. – Понимаешь, что я имею в виду?
Я молча перевела взгляд на его кроссовки.
– Каждый раз, когда было трудно, что-то ломалось или не соответствовало моим желаниям, я говорил себе, что завтра будет лучше, а лучше не становилось. Жизнь не реанимирует сломанное. Мы реанимируем. Если мне что-то не нравилось или я просто не хотел что-то делать, всегда наступал завтрашний день, а я… отмахивался.
Закрыв глаза от внезапного чувства боли, я резко выдохнула.
– Я верил в эту фразу, Лина. Завтра будет лучше, если случилось нечто плохое, даже если мы полны разочарования. Но мы… мы же не можем гарантировать, что завтрашний день наступит, – он остановился. – Детка, ты усвоила этот урок слишком рано.
Наша четверка всегда останется нашей четверкой.
Несмотря ни на что.
Нас больше не четверо. И никогда не будет. Папа прав. Я знала, что завтрашний день нам не гарантирован.
– У нас не всегда есть завтра, и иногда это не связано со смертью. Иногда мы сами принимаем решения, которые все рушат. – Он поднял руку и потер лицо, и в тот момент я поняла, что от него унаследовала этот жест. – Сейчас я ненавижу это высказывание, потому что именно так я поступил с тобой. Завтра я хотел исправить то, что между нами сломалось. Но когда наступало завтра, я этого не делал.
Я почувствовала жалящую боль в глазах.
– Пап, я… мне кажется… я этому поспособствовала.
– Неважно, – хрипло ответил он, – я – твой отец. Это мои заботы, не твои. Поэтому я хочу… хочу, чтобы сегодня превратилось в то завтра, которое я все время откладывал. Что скажешь?
Папа протянул руку, и долгое время я просто смотрела на него. Но затем отпустила одеяло и вложила свою ладонь в его руку.
Глава 31
Сидя в своей комнате, я поднесла телефон к груди и посмотрела на карту над своим столом. Круги казались размытыми, и каждый вздох вызывал дрожь и боль.
Я наконец-то это сделала.
Я прочитала сообщения Меган.
Их было много: мой телефон не удалял СМС, пока я не сделаю это вручную.
Слезы смешивались со смехом, пока я читала некоторые из ее сообщений. Я хотела в последний раз на нее взглянуть. На настоящую Меган, а не на ее фотографию. Не на этот набор букв и предложений.
Однако я понимала, что это невозможно.
Воспоминаний должно быть достаточно.
Тяжело выдохнув, я подключила сотовый к зарядному устройству. Отодвинувшись, развернулась в кресле к дверце шкафа. Он был открыт и, как обычно, переполнен одеждой и книгами. Накануне, когда я вышла из школы, сделала большой шаг. Шаг, не описанный доктором Перри, но который был одним из лучших способов почтить память Меган и поступить правильно по отношению к ней.
И к себе.
Я подошла к шкафу, шаркая носками по полу. Осторожно подвинула стопку книг и наклонилась. Вслепую нащупала предмет. Я знала, что нашла то, что искала. Вытащив свой приз, я села и посмотрела вниз.
Наколенники были потертыми и изношенными, им было почти четыре года, и я могла ими пользоваться еще как минимум год.
Вчера я сходила на тренировку к Роджерсу после занятий.
Сезон закончился, но впереди планировались матчи округа. Один из них стартовал в феврале. Я собиралась отправиться на отборочные соревнования. Это означало, что мне стоило привести себя в рабочее состояние, а тренер вызвался мне помочь.
Я и не надеялась получить стипендию, но… все-таки решила попробовать. Вдруг мне удастся поступить в Университет Вирджинии? У меня оставалось немного времени до того, как испарится последний шанс.
Завтра я буду тренироваться в спортзале, охотно подниматься по трибунам в этих наколенниках и сделаю это с мыслями о том, что Меган… гордилась бы мной.
Но сегодня еще не закончилось.
День только начинался.
Я сидела в «джипе», глядя на холмы, могилы и каменные крылья. Голые деревья усеивали пейзаж, а слабая снежная пыль покрывала землю.
Зима наступила быстро. На траве появился иней, а на дорогах – гололедица.
Девятнадцатое декабря.
С того дня, когда все изменилось, прошло ровно четыре месяца.
Я не планировала приходить. Сегодняшний приезд оказался чистой случайностью. Правда, теперь, когда сидела в теплом «джипе» и смотрела в окно, я осознавала, что дата оказалась как никогда символичной.