– Я Вероника Зинчук. Меня насильно удерживали в плену. Я сбежала. Помогите мне добраться хотя бы до Тбилиси, я вас отблагодарю, клянусь!
– А вином вас тоже поили насильно? – спросил Бондарь, принюхавшись. Убедившись, что от женщины, представившейся певицей, попахивает не только перегаром, но и общей запущенностью, он опустил боковое стекло до самого низа.
– В Тбилиси! – воскликнула Вероника.
– Мы едьем в другой сторона, – заявила Лиззи, у которой неожиданно прорезался совершенно чудовищный акцент.
– Погоди, – остановил ее Бондарь, продолжая разглядывать незнакомку.
Похоже, она не была сумасшедшей или самозванкой. На него смотрела крайне измотанная, осунувшаяся, одичавшая и прилично подвыпившая Вероника Зинчук, сомнений в этом не оставалось. Опасаясь, что ее вот-вот вышвырнут на дорогу, она сбивчиво заговорила, стараясь донести до слушателей весь трагизм своего положения.
Как только прозвучало имя Давида Гванидзе, Бондарь сунул в рот сигарету и не вынимал ее до конца исповеди, забыв о зажигалке, которую крутил в пальцах.
Он опомнился, когда Вероника дошла до своих блужданий по лесу, выхватил флягу, к которой намеревалась приложиться певица, выбросил в окно, прикурил, выпустил струю дыма и пробормотал:
– С этой минуты и до самой Москвы у вас начинается трезвый образ жизни.
– Вы поможете мне добраться до Москвы? – воскликнула Вероника, вцепившись обеими руками в растянутый ворот свитера. – Господи, как же мне повезло! Да я на вас молиться готова!
– Не выйдет, – сказал Бондарь. – Лично я представляться вам не намерен, а безадресные молитвы не имеют смысла. Где ваш паспорт?
– В кармане. – Вероника похлопала себя по ляжке. – В то проклятое утро, когда я отправилась гулять по Тбилиси…
– Пьяная, – вставила Лиззи, не оборачиваясь. – Absolutely drunk.
– …когда я отправилась гулять по Тбилиси, паспорт был при мне. Убегая из дома Гванидзе, я первым делом забрала его.
– Тот адвокат, которого убил ваш опекун, он как выглядел? – поинтересовался Бондарь.
– А как может выглядеть человек, у которого срезали кожу с лица? – криво усмехнулась Вероника. – Ни словом сказать, ни пером описать.
– Волосы седые, но крашеные, так?
– Да. В рыжий цвет.
– Костюм голубой, из тонкой ткани?
– Ага, – подтвердила Вероника, – стильный такой костюмчик. А еще бородка – он бородку носил, тоже крашеную.
– Бородки я не заметил, – признался Бондарь, – хотя что-то такое припоминаю. На шее у трупа была растительность.
– Вы видели труп?
– Да. В могиле, принадлежащей другому человеку.
– О ком вы говорьите? – вмешалась Лиззи, нервная интонация которой выдавала наличие не только профессионального интереса, но и ревности.
– О бедняге Пигалице, – ответил Бондарь, выбрасывая обугленный фильтр, оставшийся от сигареты.
– Его фамилия Падалица, – поправила Виктория.
– Неважно. Важно, что адвоката прикончил тот самый Давид Гванидзе, о смерти которого так складно врал твой шеф. – Бондарь взглянул в глаза Лиззи. – Как тебе нравится новость о том, что ЦРУ покрывает садистов… я бы даже сказал: серийных маньяков, целомудренно именуемых бойцами сопротивления?
– Никак не нравьица, – призналась американка. – Мне вообщье не нравьица эта история. Знаешь, Женя, я еще утром думала оставить службу. Тепьерь мой решение окончательен.
– Поздравляю, – серьезно произнес Бондарь, после чего вновь сосредоточил внимание на Веронике Зинчук.
Нахохлившись на заднем сиденье, певица жадно курила предложенную ей сигарету и постепенно хмелела все сильнее, разомлев в тепле автомобильного салона. Ее глаза были осоловевшими, а движения – неверными. Тем не менее она еще не потеряла способности адекватно отвечать на вопросы Бондаря.
Через пять минут он выяснил все, что хотел. Гванидзе грозился возвратиться домой вечером или ночью, привезя партию оружия. Позже должны подтянуться скрывающиеся в Грузии чеченские боевики. Таким образом, план дальнейших действий был чрезвычайно прост… пока дело не дошло до его выполнения.
Лиззи, неожиданно вспомнившая, что Бондарь интересовался, есть ли у нее пистолет, с тревогой посмотрела на него:
– Что ты собираешься дьелать?
– Давай поговорим о том, что собираешься делать ты, – мягко предложил он.
– Я поеду с тобой.
– Это невозможно.
– Почьему?
– Потому что лично я дальше пойду пешком, – ответил Бондарь, задумчиво почесывая шрам на подбородке.
– It's dangerous! – вырвалось у Лиззи. – Это опасно.
– Обычная прогулка. До конечного пункта назначения каких-то два километра.
– Ты знаешь, что я иметь в виду!
– Я знаю, что в мире попахивает грандиозным скандалом, – уклончиво произнес Бондарь. – Это все, что мне точно известно на настоящий момент. Будь умницей, Лиззи. Не заставляй себя упрашивать. – Его палец ласково скользнул по лицу американки, повторяя очертания ее скулы, щеки и подбородка. – Пришла пора расставаться, так всегда бывает. Но, как сказал поэт, предназначенное расставанье обещает встречу впереди.
Она упрямо помотала головой:
– Я ухожу из Си-Ай-Эй из-за тебя. Мое право быть рядом.
– Это право осуществится в Москве, – гнул свою линию Бондарь. – Ты вылетишь туда уже сегодня, вместе с ней. – Он обернулся, чтобы кивнуть на оцепеневшую Веронику Зинчук. – Расходы я возмещу.
– Москва! – горько воскликнула Лиззи. – Как я буду искать тебья в Москва, Женя? Такой большой, такой чужой город…
– Вы можете остановиться у меня, – вмешалась в разговор Вероника, после чего продиктовала адрес. – Женя вас обязательно найдет, правда, Женя? Соглашайтесь, Лиззи. Вы даже не представляете себе, что я пережила, пока валялась связанная в подвале и ждала, когда туда ворвется банда чеченцев, готовых затрахать меня до смерти.
– О, ты ждала этого, коньечно! – саркастически произнесла американка.
– Прекрати, – строго прикрикнул на нее Бондарь. – Вы, американцы, вечно кичитесь своим умением сострадать ближним. Вот и прояви сострадание. Не к вымирающим китам в Гренландии, не к голодающим в Эфиопии или канадским ласточкам. К вполне конкретному человеку, жизнь которого зависит от тебя. Если не хочешь лететь в Москву, просто доставь Веронику в российское посольство.
– Это должностное преступление, – сказала Лиззи, глаза которой остекленели от обилия противоречивых чувств, мыслей и желаний.
– Это просто человечный поступок, – возразил Бондарь.
– Ты никогда не станешь искать меня потом.
– Искать не стану. Найду обязательно.
Произнося эту высокопарную тираду, Бондарь постарался вложить в свой взгляд как можно больше уверенности, которой он вовсе не испытывал. Многоразовый секс с американкой произвел на него удручающее впечатление. Механическая, чужая, скучная и ограниченная особа – совершенный агрегат, а не женщина.
Словно в подтверждение этой мысли, голос заговорившей Лиззи был начисто лишен интонаций, как будто Бондарь имел дело с роботом из старого фантастического фильма.
– Мой мобил телефон 8-066-404-22-22, – сообщила она. – Эккьюмюлятор будет олл райт. Но я не буду олл райт, пока ты не позвонишь, Женя. – Лиззи повернулась к притихшей Веронике: – Я покупаю бильет, ты летьишь, я остаюсь. It's o'kay?
– О'кей, о'кей, – закивала певица. – Но не совсем. – Она прерывисто вздохнула.
– В чем дело? – недовольно осведомилась Лиззи.
– Фотографии. В телефоне Гванидзе сохранились мои фотографии.
– Порно? Секс?
– Да вы что! – обиделась Вероника. – Просто этот садюга заставил меня сняться рядом с покойником со скальпелем в руке. Как будто бы я… я…
– Забудьте об этом, – сухо произнес Бондарь. – Я уничтожу фото.
Вместе с телефоном, добавил он мысленно. Вместе с телефоном и его владельцем.
– Спасибо, – прошептала Вероника. – Как я могу вас отблагодарить?
– Об этом тожье забудьте, – поспешила вставить Лиззи. – Женя будьет отблагодарен мною.
– На этом заседание нашего маленького благотворительного общества считается закрытым, – объявил Бондарь, которому не терпелось избавиться от угнетающего женского общества. – Счастливого пути… Я позвоню, – произнес он, прикладывая указательный палец к раскрывшемуся рту американки. – Позвоню, будь уверена. «Если не забуду номер, – подумал он, осторожно выбираясь из машины с лучезарной улыбкой на губах. – Случается, даже самая безупречная память подводит. Особенно, когда мозгу отдан соответствующий приказ. Подсознание само сотрет продиктованные цифры. Нужно только ему не мешать. С глаз долой – из сердца вон, не так ли?»
– Я не собьираюсь ждать, – строптиво заявила Лиззи, высунувшаяся в окно. – Мне извьестен твой номьер, я буду звоньить, я буду слать SMS…
– Тогда я спокоен. – Бондарь поднял руку в прощальном жесте. – Пересаживайся за руль, разворачивайся и… с богом.
По его мнению, «с богом» подходило случаю лучше, чем «скатертью дорога».
– Спасибо вам за все, – с чувством крикнула Вероника из глубины машины. – Хотела бы я знать, кто вы такой на самом деле!
«Не приведи господь», – подумал Бондарь.
– Счастливого пути, – сказал он.
Веронике этого показалось мало.
– Кто вы? – спросила она.
– Так с ходу не объяснишь, а вам нужно поторапливаться, милые дамы. – Включая улыбку за улыбкой, Бондарь почувствовал, что у него начинает сводить скулы от напряжения.
К его облегчению, «Рено» наконец приглушенно заурчал и выплюнул в вечерний воздух первую порцию сизой гари. Он сунул руки в карманы куртки и сделал первый шаг, когда его остановил взволнованный окрик:
– Женя!
– Что? – Набор улыбок Бондаря был не бесконечен. Он нахмурился.
– А вещи? – спросила приподнявшаяся над крышей автомобиля Лиззи. – Ведь наши вещи остались в отеле.
Именно так она и выразилась: наши вещи.
Бондарь пощупал нагрудный карман, в котором хранились документы, деньги и конверт с уликами против Давида Гванидзе. Заставил себя расщедриться на еще одну улыбку, последнюю. И крикнул: