йдет из дома добровольно? Впечатляющее получится зрелище! 1200 выстрелов в минуту из четырех стволов крупнокалиберных пулеметов создадут настоящий шквал огня и раскаленной стали. Вот это будет кино! Настоящий блокбастер из жизни агента 007!
Единственное, что портило настроение полковнику Тутахашвили, так это умеренная скорость, с которой он был вынужден передвигаться. Его черный «ЗИЛ» дергался, как норовистый жеребец, осаживаемый удилами. Замыкающий колонну грузовик то и дело глох, потом вновь нагонял лимузин командира, постепенно портя приподнятое праздничное настроение. Давали о себе знать также распухшие от неутоленного желания яички.
– Когда доберемся до места, я тебя первым делом все-таки оттяну, – сказал Тутахашвили Тамаре, пригорюнившейся на пассажирском сиденье. – В ближайшие кусты поведу. Пусть знают.
– Пусть, – равнодушно откликнулась она.
– Я перед выездом личному составу газету выдал. С твоей статьей и фотографией. – Тутахашвили смешливо заквакал. – Ты там про национальную гордость грузинского народа пишешь. Есть она, гордость?
– Вопрос не по адресу, – безразлично пожала плечами Тамара. – Вы убили моего отца, а я еду с вами. Вы собираетесь убить с моей помощью человека, которого я люблю, а я все равно еду с вами. Вам этого мало?
– Мало! – подтвердил Тутахашвили, вперившись взглядом в тяжело вихляющую корму «Шилки». – Ты без энтузиазма едешь, без радости настоящей.
– А чему мне радоваться? У меня папа умер.
– Но ты-то жива.
– Лучше бы я умерла, – опустила голову Тамара.
– В кусты! – решительно выдвинул челюсть Тутахашвили. – И так, чтобы все слышали, как ты вопишь. Я люблю, когда громко, имей в виду. До звона в ушах! До потемнения в глазах!
– До потемнения в глазах, – механически повторила Тамара. – Интересная мысль.
– У меня все мысли интересные.
С этими словами Тутахашвили сунул в рот папиросу, начиненную анашой, и закурил, экономно вдыхая и выдыхая липкий дым.
Тамара посмотрела в окно. Они ехали по узкому мосту над бурным коричневым потоком с белыми пенными гребнями. Где-то в горах прошел ливень, и теперь хлынувшая оттуда вода несла по ущелью вырванные с корнем деревья вперемешку с кувыркающимися валунами и раздувшимися трупами животных. «Мы как щепки в этом потоке, – подумала Тамара. – Воображаем, что куда-то плывем, а на самом деле нас всех просто несет непонятно куда и зачем. А потом новый ливень, новый поток, новые щепки. Для чего? Зачем?»
Мысли обкурившегося Тутахашвили работали в совершенно ином направлении.
– Когда я выведу тебя из кустов, – сказал он, то ли покашливая, то ли посмеиваясь, – мы проедем еще немного и остановимся. Я хочу, чтобы ты разговаривала с Бондарем по телефону ласково-ласково. А когда он, раненный снайпером, будет валяться на земле, ты подойдешь и плюнешь ему в лицо. Понятно?
– Откуда вам известен его телефон? – спросила Тамара, уклоняясь от ответа.
– Он позвонил шефу местного отделения ЦРУ, а у того установлен определитель номера.
– Как все просто…
– Это только с точки зрения дилетанта просто. – Тутахашвили выпятил грудь. – Оценить подготовленную мной операцию способны только профессионалы.
– Опера-ация! – скривилась Тамара. – Тридцать или сорок человек против одного, вот и вся операция. Чтобы придумать такое, большого ума не надо.
– Вот как ты заговорила. – Держа руль одной рукой, Тутахашвили сделал несколько коротких затяжек и растоптал окурок на полу автомобиля. Его зрачки расширились, заполнив всю радужную оболочку. – Непорядок. Буду учить тебя уму-разуму. Тут езды осталось всего ничего, но у меня больше сил нет терпеть, ха-ха. – С каждой фразой из его рта вырывался конопляный дымок, задержанный в легких. – Сейчас мы пропустим колонну вперед, а сами ненадолго задержимся. – Высунув руку наружу, он сделал ею несколько вращательных движений: проезжай, мол, проезжай. Проводив взглядом грузовик, набитый жандармами, Тутахашвили многообещающе посмотрел на побледневшую Тамару. – Как угодно, когда угодно, куда угодно… Так, кажется, ты изволила выразиться, дикая кошка? – Проехав еще несколько десятков метров, он остановил «ЗИЛ» и издевательски квакнул: – Вылезай. Видала когда-нибудь, как коршун кормит птенцов? Они жадно открывают рты и глотают все, что туда попадает. Сейчас ты убедишься, насколько это приятно и необременительно. Я тебя сейчас так угощ-щ-щ…
Продолжения Тамара не услышала.
Бондарь увидел колонну издалека, но не стронулся с места, пока не докурил сигарету до фильтра. Времени хватало. Рассчитанного до последней секунды времени.
Выбор скалы, нависающей над дорогой, оказался очень удачным. С такой же обстоятельностью Бондарь подошел к отысканию мест для закладки взрывчатки. Львиная доля была сосредоточена под пирамидой из огромных обломков гранита, находящихся в неустойчивом равновесии. Каждый весил не менее полутонны, а в целом каменный завал был способен раздавить тяжелый танк, как яичную скорлупу. Это оказалось очень кстати. Танков против Бондаря не бросили, однако механизированную кавалькаду возглавлял БТР.
«Серьезно же они за меня взялись, – усмехнулся Бондарь. – Да только я тоже не просто так погулять вышел».
К брускам взрывчатки были подведены бикфордовы шнуры в пластиковой водонепроницаемой оболочке. Нарезая их, Бондарь позаботился о том, чтобы каждый индивидуальный «хвост» был одинаковой длины. Связанные вначале воедино, дальше они расходились веером. Таких пучков было два, поскольку заминировать одну только пирамиду Бондарю показалось мало. Он заложил взрывчатку также под камни, торчащие посреди насыпи. Эта масса, обрушившаяся вниз, могла сослужить службу не хуже, чем гранитный монумент. Между двумя заминированными объектами было около пятнадцати метров. Это тоже играло Бондарю на руку.
Как только бронетранспортер появился на дороге, он сосчитал до тридцати и чиркнул зажигалкой. Внутри пластиковой кишки пополз искристый огонек, выбрасывая наружу едкий сизый дымок. Шевеля губами, Бондарь поджег второй бикфордов шнур. Разбежка между взрывами обещала быть минимальной. Две-три секунды, от силы пять. Не тютелька в тютельку, но и не халам-балам.
– Русские начинают и выигрывают…
Пробормотав эту фразу, Бондарь ринулся в заранее присмотренное укрытие. Оно находилось за гребнем скалы. Готовя акцию, Бондарь отвел себе на пробежку ровно полминуты. Уложился же он за двадцать восемь с половиной секунд. В этом ему повезло. Первый взрыв прозвучал на двадцать девятой секунде.
Бондарь был готов к грохоту, но такого грохота он не ожидал. Всесокрушающая волна раскаленного воздуха прошлась над ним, ударившись в содрогнувшийся горный склон. Из сплющенных легких Бондаря выдавило весь воздух, глаза вылезли из орбит, волосы вздыбились, как иглы дикобраза. Если бы не базальтовый гребень, взрывная волна смела бы Бондаря, как пушинку.
Вторая порция взрывчатки произвела еще более потрясающий эффект. Этот взрыв не шел ни в какое сравнение с первым. Как только над вмятым в землю Бондарем пронесся гудящий шквал, он вскочил и нырнул под козырек высившейся за спиной скалы. На то место, где он только что лежал, обрушился настоящий камнепад. Ложбина за гребнем сровнялась с землей, а куртку Бондаря испещрили тонкие, будто бритвенные, порезы от брызнувшей во все стороны шрапнели. Машинально схватившись за пояс, он не нащупал там пистолета. Выпавший «ТТ» оказался погребенным под булыжниками. Но это были сущие пустяки в сравнении с тем, что происходило на дороге.
Ухнувшая туда лавина накрыла часть полотна, образовав нечто вроде могильного кургана. Над ним клубилось облако густой пыли, но главное Бондарь все-таки увидел. Колонна автомашин исчезла, перестала существовать, то ли снесенная в пропасть, то ли накрытая грандиозным окаменелым валом. Из-под насыпи не доносилось ни звука. Лишь редкие камешки катились вниз. Приготовившегося к спуску Бондаря ожидал еще один приятный сюрприз. Хаотичный курган, образовавшийся на месте шоссе, почти достигал вершины утеса. Таким образом, необходимость изображать из себя альпиниста отпадала. Отплевываясь и щурясь от пыли, Бондарь запрыгал по камням, как по ступеням огромной искореженной лестницы. Далекое эхо взрывов еще отскакивало от одной горной вершины к другой, перекатываясь по долинам, когда он преодолел половину пути. И в этот момент прозвучал звук иного рода – сухой, отрывистый, резкий.
Пистолетный выстрел.
Вглядевшись в мутную завесу, колышущуюся внизу, Бондарь увидел там мужскую фигуру. Человек целился в него, держа оружие обеими вытянутыми руками. Человек намеревался стрелять опять.
Снова и снова.
Пока не положит Бондаря там, где его застиг первый хлопок.
Земля вздрогнула. Давление на виски было таким сильным, что Тамара испугалась: мой череп не выдержит, не выдержит, не выдержит. Тяжелый низкий гул заполнил собою все обозримое и мыслимое пространство. Лимузин подпрыгнул, как игрушечный. Сила, встряхнувшая его, была грубой и бесцеремонной. Как если бы великану вздумалось поиграть с сидящими внутри. Впереди бойко, как мячики, прыгали валуны величиной с беседку. Один из них врезался в борт грузовика, оттуда горохом посыпались люди, но их накрыло десятками тонн скальной породы. Словно кузов самосвала опрокинулся над отрядом игрушечных солдатиков.
Лимузин приподняло и шарахнуло об асфальт вторично. Невообразимый каменный шквал хлынул со скалы на дорогу, по крыше прошлась барабанная дробь. Торжественно, как в замедленной съемке, набухло серое облако, расползающееся по округе. Тамара смотрела прямо перед собой, но откуда-то знала, что у Тутахашвили расквашен нос и прокушена нижняя губа. И еще она знала, что каким-то образом осталась жива. Хотя плохо видела и совсем ничего не слышала.
Полковник потряс ее за плечо и пошевелил губами, показывая пальцем на густую пелену, за которой угадывалась гора, которой прежде впереди не было.
– Чтоб ты сдох, – сказала Тамара беззвучно и вылезла из машины, споткнувшись об отвалившуюся дверцу.