Реутов машинально потер запястье, вспоминая происшествие в цыганском доме. Но Ершову он об этом рассказывать не собирается, даже виду не подаст, что сам убедился в удивительных способностях старой Тули.
— Ты в это веришь?!
— Дэн, а чего мне не верить, я сам когда-то… В общем, не важно. Только семья эта пользуется уважением, тем более что дед Якова и отец Тули был последним кочевым баро. Это вроде князя у них, что ли.
— Ну, тут я в курсе. — Реутов скептически оттопырил губу. — Сейчас у них вожак живет в центре города — Лука Потокар, тоже чувак вроде бы неплохой, дом огромный… А Якова я не знал.
— Логуши держатся в тени, отчасти из-за того, что они не слишком соблюдают традиции, отчасти из-за Тули, она шувани — знахарка то есть, к ней люди и так косяками прут, им публичность ни к чему. Хотя, насколько я знаю, их дочь Циноти уже несколько раз хотели сватать, причем семьи очень состоятельные были готовы принять ее как невестку, но там девица весьма своенравная и собирается учиться дальше, так что несолоно хлебавши ушли сваты, что тоже не слишком-то согласуется с традициями. — Ершов покачал головой. — Тем не менее, когда их сына Милоша обвинили в наезде на пешехода, они наняли меня. Оказалось, парень ни при чем, просто у следователя предубеждение против цыган.
— Оно у многих есть, и часто небезосновательное.
— Дэн, просто в нашем обществе градус ксенофобии зашкаливает. Ты посмотри, как у нас: те бульбаши, те чурки, те черномазые, и еще кто-то, и эта бытовая ксенофобия не считается даже предосудительной! Люди, повторяя это, даже не осознают, насколько это дико! А цыгане — народ особый, они окружены неким мистическим ореолом, и, надо сказать, у их женщин часто встречаются необычные способности, а потому люди их боятся, а это не способствует пониманию, как и то, что эта братия частенько ведет себя не слишком хорошо, мягко говоря. Кстати, именно ксенофобию развивали в наших гражданах всегда, с царского режима еще. Я помню, как в институте читал старое, дореволюционное еще дело мултанских вотяков. Не слышал?
— Нет. Даже слов таких не знаю.
— А ты поинтересуйся. — Ершов усмехнулся. — Много нового узнаешь, но самое главное там было вот что: упор был сделан именно на национальности обвиняемых. Чтобы наш мужик знал: иноверец да инородец ему враг. Чтоб люди не объединялись, а сами друг друга грызли, это любому режиму очень удобно, играть на таких вот низменных инстинктах. Ну да ладно, давай к делам вернемся. Что по первому делу?
— Парень еще жив, но перспективы так себе. — Реутов поморщился. — За что его хотели убить, а главное — кому это могло понадобиться, я не знаю.
— Кладбище, Дэн, это целый мир, но мир очень скрытый. — Ершов побарабанил по столу пальцами. — Там много происходит такого, о чем мы с тобой лишь догадываться можем. Очень удобное место, чтобы, например, спрятать некстати образовавшееся мертвое тело. Понимаешь, о чем я? Парень мог что-то видеть или в чем-то участвовать, а потом, может быть, захотел выйти из игры, вот его и убрали.
— В том-то и дело… — Реутов понимает, что надо рассказать о находке в багажнике Симы, потому что девчонки разболтают адвокату сами. — Дело в том, что сегодня Серафима обнаружила в своем багажнике сумку Процковского.
— О как! — Ершов заинтересованно встрепенулся. — И что там?
— Вещи из могил. — Реутов вспомнил запах, который наполнил комнату в морге, когда разбирали и описывали трофеи, найденные в сумке, и поморщился. — Кукла старинная, несколько Библий в переплетах, украшенных драгоценными камнями, с золотыми и серебряными накладками, драгоценности, несколько вееров, сумочки там, туфли с пряжками. Девчонки рассказали, что Процковский говорил им о том, что старые захоронения вскрывают, а землю продают снова. А останки кремируют. Видимо, именно Процковский и занимался этим, иначе откуда бы взялись те предметы? В той части кладбища, правда, хоронили не слишком богатых граждан — но также там много могил актрис местного театра, а они, как правило, были содержанками у богатых купцов и дворян, вот откуда драгоценности.
— Вряд ли он один этим занимался… — Ершов задумался. — И трофеи таскал за собой, а это значит, что был у него подельник, и этому подельнику он не доверял, если, даже ненадолго отлучившись, взял с собой сумку с трофеями. И очень сомнительно, что он просто забыл ее в багажнике у Серафимы.
— Думаешь, что-то подозревал?
— Думаю, да. — Ершов встал и включил кофеварку. — Сима говорила, что перед самым их отъездом с кладбища Процковскому позвонил какой-то Димон и наш потерпевший ругал его и обозвал дебилом.
— Телефона при нем не нашли, компьютер тоже кто-то унес, и в его квартире ничего не обнаружено.
— Значит, выходя из машины, Процковский нарочно оставил сумку в багажнике машины — он понимал, что Сима не станет рыться в ней, когда обнаружит, а просто привезет прямо к нему в офис. — Ершов усмехнулся. — И был прав, именно так бы она и поступила. Так что искать нужно этого Димона, а попутно выяснить, что там происходит, на этом кладбище.
— Витек это как раз сейчас и выясняет, пошел туда под прикрытием, а я отрабатываю окружение, но пока это сложно — нет зацепок, поскольку не найден телефон, а записи он, видимо, вел в компьютере. Сейчас нашли его электронный адрес — возможно, наши электронщики смогут взломать и посмотреть, что он хранил на облаке.
— На облаке?
— Это электронная база данных на сервере, доступная с любого зарегистрированного там устройства. А Витек пока на кладбище порыскает, специально не брился и не мылся несколько дней, Райка его едва из дома не выгнала.
— Ну да, не тебе же бомжа изображать. — Ершов засмеялся. — Внешность у тебя, брат, для этого неподходящая.
Реутов только кивнул, вспоминая восторженный взгляд Тани.
— А девиц пока надо бы держать в поле зрения. — Ершов потянулся к кофеварке. — Мало ли кому вздумается закрыть им рты, пусть даже сто раз скажут, что ничего не видели.
— Предупрежу, чтобы не носились по городу, а больше я ничего сделать не могу, охрану же к ним не приставишь? — Кофеварка пискнула, сообщая, что кофе готов, и Реутов достал чашки и сахар. — Тебе черный?
— Нет, я с сахаром и сливками. — Ершов задумался. — Ладно, потолкую с папашей Логушем, глядишь, он что и придумает, но пока обе девицы должны быть если не изъяты из обращения, то хотя бы знать о возможной опасности. Не ровен час, просочится слушок, что они тогда на кладбище машину видели — ну, и долго они проживут после этого, пусть даже целью были трофеи Процковского? Это если еще не просочилось. Твой уволенный Филатов вполне мог разболтать.
— Они не видели ни номеров, ни пассажиров — темно было. А так мог, конечно, тот еще сукин сын. Но в той сумке не было ничего, ради чего стоило бы убивать.
— Это ты так думаешь. А то, что они ничего не видели, в данном случае совершенно ничего не значит, потому что люди, которые пошли на убийство, живых свидетелей обычно не оставляют. — Ершов отхлебнул кофе. — Так что я думаю, нужно что-то решить с их охраной. Ну, или пусть папаша Логуш их запрет, если сможет, девки-то — те еще занозы и спелись быстро.
Реутов понимает, что Ершов прав, но куда отправить девушек, чтобы те, кто решит, что им не надо продолжать дышать, не нашли их, он не знает. Можно попросить тестя, и он, конечно, поможет, если попросить: его тесть один из богатейших людей страны, причем человек очень чуткий, и примет участие в судьбе Симы уж точно, так уж он устроен, но именно что тестя просить об одолжении Реутов не хочет. Не потому, что с тестем плохие отношения — наоборот, отношения отличные, но вот тащить работу в дом не полагается, а это вроде так и будет выглядеть.
С другой стороны — а если из-за его терзаний и чистоплюйства пострадают его же свидетели по делу?
Он вдруг вспомнил тоскливые глаза Симы, когда она смотрела на фотографию своего Сэмми, и решил: если совсем уж тупик, он обратится к тестю.
— То есть по покушению на Романа Процковского никаких зацепок?
— Только частичный отпечаток шины и анализ масла, подтекавшего на дорожку. Эксперт предполагает, что машина иностранного производства, не внедорожник. Ну, это мы знаем и со слов свидетелей. Ни окурков, ни иных следов нет, оружие тоже никуда не привело, а пули, извлеченные из тела Процковского, точно выпущены из найденного на кладбище пистолета.
— В квартире точно ничего?
— Он жил в своей конторе, прямо на кладбище. — Реутов поежился. — Но я сам там осмотрелся — нет ничего такого, что указывало бы на связи потерпевшего с чем-то незаконным или потенциально опасным. Но тогда я еще не знал о сумке с трофеями, а тут уже совсем иная история получается. Представить себе не могу, как он жил на кладбище…
— Да ладно, живых надо бояться. А насчет чего-то незаконного, так здесь есть один тонкий момент. Чтобы получить эту точку на кладбище, надо отодвинуть кучу конкурентов. Как парнишке это удалось? Кладбищенская мафия — это тебе не что попало, там нравы царят волчьи, и эта точка уж больно сладкая, а вот поди ж ты, никому не известный паренек ее получил. Чей он протеже и что он делал, чтобы отработать такую протекцию?
— Я уже думал об этом. Ну, пока Витек поразнюхает, я с убийством старухи увяз… — Реутов хмуро смотрит в окно. — Ведь убить ее мог любой из жильцов, насолила она всем. И Сима могла бы — теоретически, но практически, даже если не считать зазор во времени, исключающий ее участие в убийстве, у нее элементарно не хватило бы ни сил, ни роста, чтоб убить старуху так, как она была убита. Вот тупой тяжелый предмет — это да, могло быть, а так — нет, не сходится.
— А ты вот о чем подумай. — Ершов допил кофе и отодвинул чашку. — У Татьяны Логуш хватило бы и сил, и роста придушить старую ведьму. Она девушка довольно крупная.
— Сговор?
— Ну, теоретически — да. Таня заметно опекает Симу, а тут старуха. И девушки договариваются: Таня убивает старуху, подтягивают труп к двери Симы, и они вдвоем разыгрывают все как по нотам.