— Никто никуда не сообщал, — вырвал из мыслей собеседник — Так что пей свой кофе и никуда не торопись.
Теперь настала моя очередь удивляться, но я, в отличие от коллеги, не прикалывалась…
— Не выдали? — переспросила шепотом и изумленно. — Но почему?
— Потому, — отозвался окончательно посерьезневший Бьер. — Потому что даже в трущобах есть вещи, которые не продаются и не покупаются. И есть люди, которые предпочитают торговать пивом, а не судьбами других людей.
Я повернулась и взглянула на бармена. Он, как и раньше, протирал пивные бокалы, причем с таким видом, будто ничего особенного не происходит. Словно девушка, за сведения о которой дают огромные деньги, не здесь, а в каком-то другом баре сидит.
Его позиция? С одной стороны, не удивила. Я в курсе, что есть люди, которые… не то что не продаются — это слишком громко сказано, но продаются не всегда. Более того, мне хотелось верить, что я и сама из таких, однако учитывая сумму вознаграждения…
— Все-таки не понимаю, — выдохнула я.
Как ни странно, но лидер лучшей уличной группы Манкорса принялся объяснять:
— Ты приходила сюда на протяжении нескольких дней, и Сэл успел сделать выводы. Он видел, что у тебя все в порядке, ты не в беде, то есть можешь самостоятельно позвонить по номеру «горячей линии», или связаться с эр Рузом как-нибудь иначе. И раз ты этого не делаешь, значит, есть причины…
Музыкант замолчал, и я не сразу сообразила почему. Оказалось, к нашему столику приближалась официантка — та самая Мика. Она несла поднос, на котором стояли чашка и большой пузатый чайник. Заказ, сделанный Бьером.
— Пожалуйста, — выставив посуду на стол, сказала женщина.
Голос прозвучал дружелюбно и совершенно буднично. Но во взгляде, которым меня одарили, читалось — я знаю!
Это стало поводом потупиться и чуточку смутиться. Ну а когда официантка отошла, Бьер продолжил:
— К тому же Сэл понимает, что дело — политическое. А туда, где замешана политика, да еще большая, только законченный идиот полезет. В таких делах можно потерять гораздо больше, чем выиграть. За вмешательство могут и убить.
Увы, но поспорить не захотелось. Все верно, политика — дело очень грязное…
— Но, как я понял, главная причина все-таки в другом, — вновь подал голос Лонош. — Ты им понравилась.
Я удивленно уставилась на него. Было ясно, что жду пояснений, но музыкант среагировал неадекватно. Он окинул меня взглядом, а потом прикрыл рот ладонью и прыснул. Бьеру реально смешно было! Причем очень.
С минуту я смотрела на это безобразие, а потом все-таки не выдержала…
— Что? — спросила с толикой обиды.
— Твои брови, — охотно пояснили мне.
И после недолгой паузы:
— Прости, но они такие… такие…
Какие именно, Лонош не сказал, но я и так знала, что жутковатые. И хотя момент был, в общем-то, серьезным, непроизвольно надулась. Все понимаю, но обязательно было напоминать?
— Что значит «понравилась»? — возвращая Бьера к разговору, спросила я. — Чем?
Собеседник сразу успокоился и даже снова посерьезнел…
— Ты — своя, — заявил он. — Такая, как мы.
В голосе музыканта прозвучала искренняя убежденность, а я фыркнула. С одной стороны, подобный взгляд польстил, а с другой…
— Мы разные, Бьер.
Да, разные, и это очевидно.
— Не настолько, чтобы кто-то мог назвать тебя чужой, — не пожелал согласиться музыкант.
Повисла пауза — недолгая и довольно неоднозначная. Потом Бьер продолжил:
— Вчера я наблюдал за тобой и видел, как ты держишься. Ты не шарахаешься от окружающих, не задираешь нос и ведешь себя как обычная девушка. Это говорит о многом.
— О чем, например? — вновь фыркнула я.
— Например, о том, что в тебе нет презрения. Ты не считаешь нас грязью под ногами. Относишься к нам совершенно спокойно, как к людям.
Слова вызвали противоречивые чувства. Да, все верно, грязью не считаю и принципиальных отличий между нами действительно не вижу, но…
— Мы все-таки разные, Бьер.
Да, я немного уперлась. Просто желания притворяться «своей в доску» или питать чьи-либо иллюзии не было. Мы разные, и все.
— Хорошо, — согласился Лонош. И тоже чуточку уперся: — Но не настолько, чтобы у нашего Сэла поднялась рука сдать тебя властям.
Ситуация по-прежнему была серьезной, но я улыбнулась. Вновь повернула голову, дабы взглянуть на бармена, и невольно осознала еще одну вещь. Увы, но все. Лафа закончилась. Меня начали узнавать, а раз так…
— Эсми, — Бьер перешел на шепот. — Я думаю, тебе лучше не появляться в публичных местах до нашего выступления. Как по мне, до вчерашнего дня тебе попросту везло, но рассчитывать на это везение и дальше — глупо. Нужно затаиться. Залечь на дно.
Да, мы мыслили в одном ключе, правда, легче от этого не стало.
— Если я запрусь в гостиничном номере, это будет выглядеть еще подозрительней.
Собеседник замер на мгновение, потом вздохнул. И сказал:
— Кажется, есть идея.
— Что именно? — полюбопытствовала я.
— В принципе, ты можешь пожить на нашей базе, — отозвался музыкант. — Спальное место там есть, душ — тоже. Замок на двери крепкий, и посторонних никогда не бывает. О тебе будут знать только парни и я.
Хм-м… Кстати, о парнях!
— Ты уже рассказал им?
Бьер отрицательно качнул головой.
— Они все равно бы не поверили, — пояснил музыкант. — Решили бы, что разыгрываю. Я прикидываю, что мы с тобой дойдем до базы, и парни сами все увидят.
Вот как? Возможно, но…
— А они меня не выдадут?
Просто бармен — барменом, но у музыкантов могут быть другие взгляды на вопрос. Особенно учитывая по-настоящему солидное вознаграждение.
О последнем напомнила вслух, и Лонош уточнил:
— А сколько?
— Реально не знаешь? — удивилась я.
Лидер самой успешной уличной группы Манкорса пожал плечами, а я вздохнула и озвучила:
— Миллион.
— Сколько? — Он аж поперхнулся.
— Миллион кредитов, — понизив голос до шепота, повторила я.
Потом откинулась на спинку диванчика и внимательно уставилась на коллегу. Если бы он сейчас вытащил коммуникатор и начал названивать на «горячую линию» поискового штаба, я бы не удивилась и не расстроилась.
Но Бьер поступил совершенно иначе — налил себе чаю, сделал глоток и тут же успокоился. А заметив мой недоуменный взгляд, сказал:
— Не выдадут. Да и вообще — зачем нам миллион?
К числу риторических этот вопрос точно не относился, и я даже испытала желание поспорить.
Бьер, конечно, заметил и тут же пояснил:
— Это трущобы, детка. Здесь не на что потратить такие деньжищи.
Коллега иронизировал, однако его глаза не смеялись. Лонош был искренен, и за парней своих ручался. Тем не менее при мысли о посещении репетиционной базы я чуточку струхнула. Пусть я не самая слабая, но девушка, а в составе Ликрис-Тим только парни, и…
Впрочем, нет. Давать волю паранойе я все-таки не стала. В конце концов, я стою миллион кредитов, а совместная работа с Эсми Солнечный Ветер может вывести группу на принципиально иной уровень. И нужно быть законченным идиотом, чтобы этого не понимать.
Так что нет. Уж кто-кто, а музыканты зла точно не причинят. В том же, что касается переезда на базу — возможно. Но для начала нужно посмотреть на эту базу «вживую», ну и с группой познакомиться.
— Как думаешь, они удивятся? — сделав новый глоток кофе, спросила я.
— Они будут в шоке, — отозвался Лонош.
Потом, видимо, представил реакцию своих ребят в деталях и снова разулыбался. Его позитив оказался опять-таки заразен, но это было неплохо.
Глава 6
— Офигеть, — сказал невысокий лысый парень, в котором я сразу опознала басиста Ликрис-Тим. Именно он открыл нам дверь, впуская на базу, и стал первым, кто столкнулся с приведенной Бьером гостьей.
Я, глядя на вытянувшееся лицо и тотальное неверие во взгляде, приветливо улыбнулась. Потом стянула кепку; избавилась от объемного шарфа и, повинуясь жесту Бьера, отправилась дальше, в основное помещение.
Уже там встретилась с остальными — с еще тремя участниками самой крутой уличной группы Манкорса. Только они, в отличие от басиста, артистку межпланетарного уровня не опознали. Более того…
— Привет! — сияя улыбкой, воскликнул Лонош. И, бросив меня на пороге, направился к парням, дабы поздороваться как надо — с рукопожатиями и прочими штучками.
Ну а потом повернулся, ткнул в замершую гостью пальцем и заявил:
— Эта чика будет петь с нами.
Музыканты подобного поворота не ожидали и искренне опешили. Басист, который только сейчас догнал нас, опять приоткрыл рот и вытаращил глаза. И он точно был не против, зато остальные…
— Бьер, это шутка? — спросил барабанщик.
Гитарист отреагировал немного эмоциональнее:
— И на фига нам такие пироги?
Скрипач вообще на нецензурный язык перешел, но быстро замолчал. Сдулся под строгим взглядом лидера.
Повисла пауза. Полагаю, с точки зрения участников Ликрис-Тим, она была нервной, но я внимания не обратила, была занята разглядыванием окружающего пространства.
Репетиционная база группы имела отдельный вход и располагалась на третьем этаже довольно ветхого строения. Внизу, как объяснил Бьер, находился какой-то склад, причем из числа невостребованных — в том смысле, что массивные железные ворота открывались пару раз в год. А огромные, на два этажа окна, запертые проржавевшими ставнями, — вообще никогда.
Подобный склад был не единственным, рядом располагались и другие. Но квартал являлся жилым — по улицам сновали люди, а по проходящим над домами воздушным трассам летали кары.
База занимала весь этаж, и пространства было довольно много. Зато обстановка не радовала — уж слишком бедная. Пара видавших виды диванов, низкий столик, какие-то футуристические скульптуры-инсталляции, будто украденные из городского парка… Ну и просторная площадка, где стояла барабанная установка, стойки микрофонов и пара колонок по бокам.