– Я буду! Буду!
– На следующее занятие принесу ноты, чтобы ты сделала для себя ксерокопию. А пока показывай домашнее задание.
Когда в класс заглянула Лида, Даше показалось, что прошло не больше пятнадцати – двадцати минут. Она даже махнула на неё рукой – «отстань», но Ирина Вениаминовна показала на часы и сказала, что урок окончен.
Выходя, Даша услышала Лидино «не забудь» и поняла, что любовь не боится никаких морозов. Оставалось надеяться, что Женька по какой-нибудь причине сегодня на урок не придёт.
Как бы не так! Он пришёл раньше обычного. Зная, что Даша всегда занимается в учительской, подкрался, резко распахнул дверь и, стараясь не слишком орать, захрипел:
– Заяц, ты меня слышишь?
– Слышу, слышу, – ответила Даша так же, как в мультике, который недавно смотрела по компьютеру у Лиды.
Переваливаясь с ноги на ногу, страшно шевеля пальцами, Женька поковылял в учительскую.
– Ты на специальность пришёл? – спросила Даша.
– Сама знаешь, – не слишком довольно буркнул Женя: было бы намного веселее, если бы Даша завизжала.
Но орать из-за таких глупостей она не собиралась. Зато так и подмывало взять и сказать: «Жбанов, дурак, я тебя люблю!» А потом вскочить и поцеловать. И всё! Она поднялась, потянулась к Жене, и… Обещание!
– Дашка, ты чего? – Жбанов выпучил глаза и на всякий случай отодвинулся от напиравшей на него девчонки.
– А ничего, – хихикнула Даша и, совсем растерявшись, выпалила: – Гав!
– Точно, ненормальная.
– А вот и нормальная.
– Зайцы не гавкают!
Довод был неопровержим. Она хотела ответить что-нибудь этакое, но тут открылась дверь, и в учительскую вошли Лида и почти следом Елена Артёмовна.
Женя сразу же ретировался. Лида, присев в уголочке, предупредила:
– Я мешать не буду. Просто посижу.
Когда Елена Артёмовна ушла, Лида вскочила.
– Что ты Женьке сказала?
– Ничего.
– Ничего-ничего?
– Да.
– А про наш уговор?
– Говорю же – ничего. После урока скажу.
– Ой, скорее бы! Я так его люблю! Знаешь, мы потом точно поженимся!
– А если он влюбится в кого-то другого?
– В кого? В тебя, что ли? В классе я самая красивая. Ты тоже красивая, но мама говорит, что ты нищая. Зачем ему в тебя влюбляться?!
Даша подумала и согласилась. Лида и вправду была в классе самая заметная. А какие у неё были платья, юбочки, кофточки, туфли, заколки! Разве Жбанов дурак, чтобы этого не замечать? Конечно, он женится на Лиде!
Минут за десять до окончания Жениного урока девочки собрали сумки и встали под дверью класса, чтобы «жених» не сбежал.
Едва дверь открылась и Жбанов вышел в коридор, Лида толкнула в бок замлевшую подругу:
– Ну же, давай!
Даша, словно сомнамбула, шагнула вперёд и выпалила, как ей показалось, громко, на весь коридор:
– Женька, а Лида тебя любит!
– Чего-чего? Что ты там шепчешь? – сморщился, прислушиваясь, Жбанов.
Даша удивилась. Ей показалось, что слова прозвучали даже слишком громко. Она сглотнула пересохшим горлом и повторила:
– Глухой, что ли? Я говорю – Лида тебя любит. Понял?
– Понял… Ну и что?
Было заметно, как он растерялся.
– Вот я и спрашиваю, ты будешь с ней целоваться или не будешь?
– Целоваться? – Женя посмотрел на стоящую в стороне Лиду, как она глядит на него выпученными глазами и улыбается. – Буду!
– Тогда пойдём, – подбежала Лида.
– Куда?
– За гараж, во двор. Там никто не увидит.
Женя всунул руки в рукава куртки и, не застегиваясь, пошёл за девочками. То, что предлагалось, было настоящим приключением, а приключения он любил.
У гаража Лида забрала у него рюкзак и вместе со своей сумкой положила у ног Даши:
– Ты будешь дежурить. Если кто сюда пойдёт, дашь сигнал. Поняла?
– Какой сигнал?
– Всё равно какой. Хочешь, можешь помяукать. Сумеешь?
– Конечно! Я знаешь как кошек передразниваю!
– Покажи!
Даша закатила глаза, и из неё полился самозабвенный кошачий мяв. Женька и Лида засмеялись.
– Похоже. Значит, если опасность, ты мяукнешь три раза.
– Ладно. Только вы там побыстрее, а то холодно очень!
Лида потянула за локоть Женю:
– Пойдём!
И, пачкая в извёстке куртки, они протиснулись между забором и гаражом.
С минуту «влюблённые» глядели друг на друга. И чем дольше эти гляделки продолжались, тем веселее становился Женька и серьёзнее Лида. Не дождавшись слов, которые всегда говорили в телевизоре, она решила, что пора самой брать быка за рога:
– Значит, так. Перед тем как целоваться, мы должны признаться в любви. Иначе не считается. Я тебя люблю. А ты меня?
– Не знаю, наверное, тоже люблю, – поёжился Женя. От железного гаража ему стало холодно.
– Нет, не «наверное». Говори: «Лида, я тебя люблю. И жить без тебя не могу». Понял?
– И всё?
– Ну, ещё положено долго смотреть в глаза. А потом хватаешь меня за шею, наклоняешь и целуешь прямо в губы. Я сначала буду как бы вырываться, а потом сразу раз – и соглашусь. Так в одном кино показывали. Понял?
– Ага! А как я буду наклоняться, если ты меня выше?
– Тогда я наклонюсь. Давай!
Женя, словно ныряльщик, вдохнул побольше воздуха, чтобы его хватило на целование, посмотрел на Лиду, хотел что-то сказать, но не удержался: схватился за живот, начал сгибаться, ударился лбом о рифлёную стенку гаража и захохотал на весь двор.
– Ты чего! Тише! – шикнула на него Лида. – Ты вообще собираешься целоваться или нет?
– Собираюсь!
– Тогда поскорее. Я уже замёрзла.
Женя отдышался и, смотря куда угодно, только не на Лиду, выпалил:
– Дельцова, я тебя люблю!
– И я тебя тоже люблю, – «призналась» Лида и, не дожидаясь посягательств со стороны «кавалера», притянула его к себе и быстро ткнулась губами в его губы. – Всё. Теперь ты меня!
Второй поцелуй дался легче. Правда, ничего особенного Женя не почувствовал. Лидины губы были холодными и влажными. Таким же холодным был нос. И чего взрослые всякие глупости придумывают?
Он первым выбрался из-за гаража, схватил рюкзак и рванул из школьного двора.
– Смотри, мы теперь любовники! – крикнула вдогонку Лида.
Она проследила, как Жбанов скрылся за поворотом, вытерла губы и с гордостью сообщила совершенно потерянной Даше:
– Целоваться – классно!
Интересно, существует ли в нашем мире что-то абсолютно негативное? Наверное, нет. По крайней мере, мои «любовные» переживания привели к тому, что труднющая «Поздняя осень», с которой я сражалась ежедневно, вдруг зазвучала «не по-школярски», как выразилась удивлённая Ирина Вениаминовна, а так, «словно, ты, Дашка, отжила на свете не один десяток лет и знаешь, что такое зрелая женская грусть». Даже Елена Артёмовна, заглянув на минуту в наш класс, подняла брови, хмыкнула: «Ну-ну!» – и задумчиво удалилась.
Про женскую грусть, да ещё и зрелую, я, конечно, не знала. Но в глубине незамысловатой в общем-то мелодии что-то было настолько созвучно моему состоянию, что я это «что-то» выудила и подняла на поверхность. Единственное, что мешало, раздражало – мои руки. Они не хотели делать так, как звучало внутри головы. Но в конце концов с руками я поладила, заставив их играть по нескольку часов кряду.
Что касается Жени – он сначала попробовал нас избегать. И я его очень хорошо понимала: сложно выносить на всеобщее обозрение свой первый поцелуй. Но Лида была другого мнения, поэтому долго прятаться у Женьки не вышло. Она ходила за ним по пятам. Это было так напористо и хватко, что никому даже и в голову не пришло дразниться или просто насмехаться над этой деловой «любовью». В конце концов Женька не выдержал и прямо спросил, чего от него хотят. Тогда ему объяснили его обязанности: по возможности ежедневно провожать избранницу до дому, таскать её сумку и хотя бы один раз в месяц целоваться за гаражом. Лида ещё не закончила перечисления, когда Жбанов понял, что требования завышены и удовольствия ему не доставляют никакого. Ни на сумку, ни на ежемесячные поцелуи он не согласился и от Лиды стал держаться подальше. Дельцову это бесило, а я втайне потирала руки и делала вид, что мне это всё более чем безразлично.
…Ждать Праздника первоклассника было очень приятно. Руки, такие вредные, такие своенравные, постепенно начали меня слушаться. Придя на очередной урок, я сразу же заметила, что Ирина Вениаминовна какая-то загадочная. Всё разъяснилось, когда она объявила, что сегодня мы пойдём в концертный зал. На репетицию. Она так и сказала:
– Я записала тебе двадцатиминутную репетицию. Ты должна познакомиться с инструментом.
Слово «репетиция» прозвучало настолько по-взрослому, что я чуть не лопнула от гордости. Из-за волнения наваляла в гамме, которую играла для разогрева рук, и тут же испугалась: вдруг из-за этого Ирина Вениаминовна отменит мне репетицию? Но она погладила меня по плечу и сказала, что репетиция – это всегда волнительно. Для всех – не только для меня. И волноваться даже полезно, только не много, а чуть-чуть. Мне сразу же стало легче, и следующее проигрывание получилось более-менее сносное.
Но когда, глянув на свои крошечные часики, Ирина Вениаминовна заторопилась, когда мы вышли из класса и направились к двери того самого концертного зала, с которого началось моё знакомство с музыкой, я поняла: текста – не помню, как играть – не знаю!
Даша хотела открыть дверь и уже взялась за золотистую ручку, но Ирина Вениаминовна остановила жестом – «подожди!» – и прислушалась.
– Ещё полторы минуты. Там другие репетируют.
– Всего полторы?
– Что, мало? В зал записываются по графику. Из двадцати минут полторы – это много. Можно целую пьеску сыграть.
Время прошло, а из зала никто выходить не собирался. Ирина Вениаминовна решительно открыла дверь. Маленькая девочка, сидящая за роялем, тут же опустила руки и посмотрела на вошедших.
А Даша вдруг только сейчас поняла, что у неё не просто проигрывание, названное волнующим словом «репетиция», – это встреча с «её» роялем! И именно он оживит «Позднюю осень»!