– Мамка! Класс! Ты – чудо!
– Конечно, чудо. Не дура, как ты меня только что окрестила.
– Ну прости, прости, пожалуйста! Вырвалось. – Лида чмокнула мать в щёчку. – Мамсик, а как бы побыстрее? Прямо сейчас, а? А то другие тоже могут додуматься. Ты позвонишь, а он меня в очередь поставит. И всё!
– Сейчас позвоним. Интересно, в какую это копеечку влетит?
– А вдруг это бесплатно? Просто прослушает…
– Лидочка, какая ещё ты у меня наивная, неприспособленная. Запомни: всё в этом мире делается за деньги. Всё продаётся и покупается.
– А талант?
– Талант? Вот пусть талант и становится в очередь! – Вера Филипповна порылась в записной книжке, нашла нужный телефон. – Поздновато уже для такого звонка. Ну да ладно, где наша не пропадала. Господи, помоги!.. – Лида услышала тихие гудки, потом трубку взяли. – Здравствуйте! Здравствуйте, Раиса Васильевна! Сколько лет, сколько зим! Да, да, по-прежнему. А у вас? Внучечка? Ну, поздравляю, поздравляю! Зачем звоню? Да мелочь тут одна. Семейного, так сказать, плана… Спасибо… У вас там, в области, конкурс будет, «Созвучие», кажется. Знаете, ага… Мою Лидочку школа направляет. Но вы же понимаете, какие у нас учителя… так… Хотелось бы с кем посерьёзнее позаниматься. Из жюри. Желательно с председателем. Он специфику понимает, подскажет, направит в нужное русло. Девочка невероятно талантлива, невероятно! Да. Но, вы правы, хороший педагог поможет высветить грани. Вот и спасибочки! Записываю. Так. Триста восемьдесят… так… так… пятнадцать. Записала. Ещё раз спасибо, Раиса Васильевна! Извините за поздний звоночек. Приезжайте к нам в гости. Посидим в ресторанчике… Да. До свидания. Уф-ф!.. – Вера Филипповна вытерла пот.
– Ну что, мам?
– Телефон получила. Полкило, наверное, потеряла, пока разговаривала. Они там, «наверху», знаешь какие? Не на всякой козе подъедешь! Но, слава богу, получилось.
– Звони по другому телефону.
– А вот это – утречком. Действительно, уже поздно. Этот, из жюри, устал. Может отмахнуться. Ты же смотри, никому ни слова!
– Ты меня за кого держишь?! – снова вскинулась Лида.
– Ну-ну-ну… Успокойся, лапушка. Чего в этом такого, если мать предупредит, напомнит лишний раз. Сболтнёшь по неопытности – всё и испортишь.
– Не сболтну. Не беспокойся!
– И Дашке своей ни слова. Очень девка хитрая. Бедненькую из себя корчит, на жалость бьёт. Заставила всех только о себе и говорить. Не дружила бы ты с ней…
– Снова началось! Мама, я же тебе пятьсот раз говорила, что это не-воз-мож-но! Пойми, я староста в классе. Мы в музыкалке учимся тоже вместе. И потом, она иногда бывает очень полезна.
– Чем это она тебе полезна?
– Тем, что списывать даёт! Ты же знаешь!
Какая капризная штука – жизнь! Вот она течёт, как река по равнине, медленно, без порогов и бурлений. Если уж и делает поворот, то плавненько. И вдруг, когда ты спокойно любуешься пейзажем, оказывается, что плот завис в наивысшей точке невиданного водопада. Что под тобой пропасть, а тот шум, на который ты и внимания-то не обращал, – это грохот водного обвала, и он через мгновение тоже станет твоей реальностью.
На следующем же занятии Ирина Вениаминовна безо всяких предисловий спросила:
– Я заметила, ты не слишком обрадовалась моему предложению поучаствовать в конкурсе. Что тебя тревожит?
Как отвечать, Даша не знала. Может, осталось недоверие к своей руке, о которой вообще-то давно стоило забыть, – Олег Львович не обманул, рука не доставляла больше никаких хлопот. Был ещё и Женька с его обидой…
– Девочка моя, если у тебя нет желания, мы можем бросить эту затею. Но, уверяю, такая работа тебе, как будущему музыканту, нужна. К тому же это очень интересно. Сложнючий репертуар, если ты его по-настоящему сделаешь, даст тебе толчок в развитии. Ну и, наконец, скоро поступать в музучилище. Диплом лауреата ещё никому не помешал.
– Ирина Вениаминовна! Вы так говорите, словно я его обязательно получу.
– Если будешь так заниматься, как до сих пор, – получишь!
Конечно, таким словам хотелось верить. И Даша поверила. Не в диплом – это была детская сказочка. Но ей вдруг захотелось выйти на сцену, захотелось переживать новую музыку… И даже проблемы с Женькой показались обычными сложностями. Даша подняла глаза и посмотрела на учительницу.
Ирина Вениаминовна тоже наблюдала за Дашей, стараясь понять, вытянула ли улитку, застрявшую в своей ракушке, на свет божий.
Несколько секунд они сидели так – глаза в глаза. И вдруг – странно, что это произошло только сейчас, – Даша поняла, что её любимая учительница очень изменилась, похудела. Тёмные круги, мешки под глазами… взгляд…
– Ирина Вениаминовна, вы себя плохо чувствуете?
– Ох, Дашка, ничего-то от тебя не скроешь!..
– А вы к врачу ходили?
– Не хотела пока говорить, но раз уж тему затронули… Сегодня я дала Жене ноты ваших ансамблей. Там обе партии. И твоя, и его. Очень трудные и очень красивые. Кто какую будет играть – решайте сами. Они совершенно равнозначны. Вы у меня уже опытные музыканты. Посмотрите, что кому удобнее. Жене, возможно, лучше взять аккордную фактуру. Тебе – партии с мелкой техникой. В общем, разбирайтесь… Сегодня возьмёшь ноты для сольного выступления. – Ирина Вениаминовна замялась. – А пока вы будете копаться в тексте, мне придётся уехать.
– Куда уехать?! – ахнула Даша.
Что ж такое происходит? Обычно Ирина Вениаминовна даже поесть забывала, когда разучивались новые пьесы. А тут вдруг в самый интересный и приятный момент уезжает!
– В столичную больницу. – Ирина Вениаминовна улыбнулась.
Но Дашу её улыбка не обманула. Выросшая среди боли, неуверенности и страха, она теперь опознавала их за любым фасадом.
– Дашенька! Твоя главная задача сейчас – спокойненько учиться. А я немножко разберусь со своим здоровьем и тут же приеду. Договорились?
– Договорились…
– Пока меня не будет, с вами позанимается другой педагог.
– А кто?
– Пока не знаю. Но ты же понимаешь, что это будут обычные индивидуальные занятия. Ансамблей в программе нет. Поэтому вы их с Женькой разучивайте самостоятельно, а возникнут неотложные вопросы – можно обращаться к Елене Артёмовне. Она не откажет послушать. Вы все её советы выполняйте обязательно. Елена Артёмовна тонкий музыкант.
– Хорошо, Ирина Вениаминовна. Только вы побыстрей возвращайтесь!
– Обязательно, Дашенька! Я на это очень надеюсь.
Домой Даша не пошла – свернула к морю. Не так давно она открыла для себя набережную. Не совсем, конечно, открыла. Она бывала там и раньше, с Лидой или изредка, между сольфеджио и хором, с Женей. До ссоры. Теперь она стала приходить туда для себя самой.
Весной, летом и осенью около моря бурлила жизнь. Зимой набережная обычно пустовала. Но в тёплые солнечные дни по ней неспешно прохаживались пенсионеры. На вполне определённых и всем известных лавочках фанаты-гроссмейстеры устраивали шахматные поединки. Их баталии тишины не нарушали. Даже наоборот. Замершие над клетчатыми досками фигуры казались Даше чем-то вроде памятников.
Чуть оживлённее было у са́мой воды, на ступеньках, спускающихся к морю. Лебеди, облюбовавшие для своей зимовки бухты Дашиного города, привлекали подростков, мамочек с малышами, влюблённых. Пугливые и осторожные на родине, здесь птицы с жадностью заглатывали хлеб, который буханками тащили им люди. Даша, наблюдая это пиршество, вдруг поняла одну не слишком приятную истину: спасающий собственную жизнь может измениться до неузнаваемости. Иногда, если посетителей собиралось слишком много, куски хлеба плавали рядом с обленившимися от пережора лебедями – этакий суп с клёцками, доставаясь неизменно голодным чайкам. Но такое случалось лишь по выходным. В будни же лебеди успевали оголодать, и особенно нахальные выклёвывали хлеб прямо из рук.
В какой-то из зимних дней, как раз в разгар лебединых кормёжек, Елена Артёмовна поставила для прослушивания «Лебединое озеро» Чайковского. Даша любила эту музыку всегда, сопереживала героям, а хитовую тему из третьего действия считала гениальной. Но на этот раз ничего не получилось. Вместо белой грациозной Одетты Даше виделись нахальные птицы, дерущиеся из-за куска хлеба. Нелепо и смешно.
Этот вечер был тёплым и тихим, если не считать слабенького ветерка, которого и хватило-то только на лёгкую рябь по серо-синей воде.
Уже подходя к «своей» скамейке, Даша поняла, что одиночества не получится: там сидел Женя. Она развернулась, чтобы уйти, но потом подумала, что всё равно им придётся встретиться и поговорить. Так почему же не сейчас?
Возможно, он её ждал, потому что не удивился и просто сказал:
– Садись.
Даша села. Игра в молчанку за последнее время ей надоела настолько, что она не стала рассматривать молчаливо-печальный профиль Жбанова и, вздыхая, глядеть в синюю морскую даль. Спросила сразу:
– Жень, вот интересно, друг, он что, как вещь? Моё – не моё? Рабовладельчество какое-то!
– Ну почему же? Дружи, с кем желаешь.
– Только не с тобой, да? А почему?
Он хотел ответить, резко развернулся, но поймал Дашин взгляд и низко опустил голову, сделав вид, что рассматривает что-то под скамейкой.
– Вот. Получается, что я права. Дружба…
– Дашка, при чем здесь дружба? Я тебя…
– Что?
– Ничего. Просто. Ладно, проехали.
– Куда проехали? Ты хотел сказать, что ты меня не уважаешь? Что ты считал меня такой, а я оказалась другой?
– Ты всё не так…
– Так, Женька, так. По тебе видно. Действительно, хватит об этом. В конце концов, не будем же мы вечно дуться друг на друга… – Даша усмехнулась, заметив, насколько последние слова не соответствуют смыслу сказанного, и поправилась: – Или враг на врага, если тебе это больше понравится. Только учти: я так не чувствую.
– Ты мне не враг. Не выдумывай.
– Спасибо и на этом. А впрочем, нам с тобой всё равно придётся либо притерпеться, либо все-таки по-настоящему помириться. Не знаю, как тебе, а мне играть с тобой-обиженным будет слишком сложно. Тем более без Ирины Вениаминовны…