Потом мы сидели в классе. Рука Ирины Вениаминовны гладила мою спину, а я, путаясь и запинаясь в словах, пыталась осмыслить и рассказать ей свою правду.
– Ирина Вениаминовна! Почему? Почему она так сказала?! Чего я не делаю? За что меня нужно проучить? Я ничего не понимаю! Не понимаю! Не по-ни-ма-ю!
– Дашунчик, не заводись снова, успокойся.
– Ирина Вениаминовна, я не могу! А вдруг они все правы и я действительно – полный ноль!..
– Не говори глупостей.
– Но они же все! Все решили!
– Девочка моя, никогда не бывает так, чтобы решали все. Все могут только проголосовать. То есть согласиться с мнением кого-то одного, может, двоих человек.
– Лида… Мы же с ней подруги… Почему она мне ничего не сказала? Кто мог такое придумать?
– Чтобы успокоиться, тебе нужно обязательно во всей этой гадости разобраться?
– Конечно! Как же иначе?
– Очень просто. Забудь – и это будет твоей самой правильной реакцией.
– Нет, Ирина Вениаминовна, я так не могу. За что?
– Понимаешь, Дашуня, очень часто в жизни бывает так, что людей, не умеющих или не желающих что-то делать, чего-то добиваться, начинает раздражать целеустремлённость других, менее ленивых.
– Но я-то тут при чём?
– Ты выбрала свою дорогу и достаточно бойко по ней шагаешь. Это нельзя не оценить. Вот только успехи твои для кого-то, возможно, показались слишком хороши. Это моё мнение, возможно, оно ошибочно.
– И что? Ну показались! Я же никому не мешаю!
Ирина Вениаминовна усмехнулась.
– Дашуха, перестань изводиться. Лучше давай-ка подумаем, как тебе вести себя.
– Как я могу себя вести, если они все молчат?
– А тоже помолчи. Понаблюдай. На своё молчание ты имеешь полное право.
– Но я должна им доказать…
– Доказывать бесполезно. Тебя не захотят слушать. А главное, Дашенька, пойми, по-настоящему пойми, что на самом деле ничего страшного не произошло. По крайней мере, с тобой. Сейчас следует больше побеспокоиться тем, кто решил поиграть в молчанку.
– Почему?
– Потому, ребёнок, что зависть – это то чувство, которое может отравить человеку всю его жизнь. Понимаешь ли, через какое-то время тот, кто не умеет радоваться успехам других, вдруг начинает понимать, что если вокруг него все люди такие же, как он, то его успехам тоже никто не будет рад. Теряется смысл достижения, творчества, просто увлечённой работы.
– Почему он будет считать, что все похожи на него?
– А если думать по-другому, то придётся признать, что ты в чём-то ущербен. Вряд ли это доставит удовольствие.
– Да, правда… Ирина Вениаминовна, как вы думаете, все люди завидуют?
– Не знаю. Как я могу говорить от имени всех? Это чувство досталось людям от диких предков, когда нужно было доказывать своё превосходство, чтобы выжить.
– А вы когда-нибудь завидовали?
– Было. Очень неприятно. Очень.
– И я тоже завидовала. Помните, когда ещё в первом классе был концерт, а Лида пришла на него в том платье, которое хотелось мне?
– И всё? Дашка, ты светлый человек! Утирай сопли. Давай-ка играть!
– Подождите, Ириночка Вениаминовна. Вот вы говорите, не сравнивать себя с другими…
– Да, не сравнивать. Понимаешь, представь, что все мы – корабли, плывущие по неизвестным нам морям. У каждого свой курс, свой фарватер, глубокий и свободный. Если ты занята своей жизнью, не вихляешь из стороны в сторону, пройдёшь к порту назначения, минуя все рифы и мели. А стоит отвлечься, засмотреться на другого, пойти его курсом – тут же на них напорешься. Сложно говорю?
– Нет. Я всё поняла!
– Всё?
– Ну, может, и не всё. Но как мне себя вести дальше, поняла.
Последние слова прозвучали достаточно агрессивно. Ирина Вениаминовна насторожилась:
– Даша, не поделишься планами?
– Да какие там планы?! Я, как вы и посоветовали, просто подольше помолчу.
Игра в молчанку закончилась быстрее, чем я ожидала, и тем более быстрее того, к чему готовился класс. Закончилась глупо, смешно, плохо. Хотя смотря для кого как.
У нас пошли одна за одной четвертные контрольные. До сих пор я, быстро разделавшись со своими задачками, начинала отвечать на обильные записки с просьбой решить, подсказать, проверить…
Первым сдался Паша. Хотя почему сдался? Убедившись, что урок неумолимо движется к концу, а тетрадь так и остаётся пустой, он просто забыл о моей обособленности. Три или четыре его записки я оставила без ответа. Издеваться над бедным Смирновым мне было противно, но я знала, что только своей безучастностью смогу изменить ситуацию.
Потом была геометрия и ещё три записки от очередной троицы «предателей» бойкота.
На четвёртый день около меня тёрся весь класс. Назревала химия и, самое ужасное, физика. Я молчала.
На физике сдалась Лида. Её записку я смяла сразу же, как только получила. Но содержание запомнила на всю жизнь: «Даша! Я не виновата! Устроить бойкот предложил Жбанов. Реши…» И дальше шло условие задачи по оптике.
Я тупо смотрела перед собой, оглушённая, униженная, понимая, что все мои переживания до сих пор были детскими игрушками. А девятый вал – вот он, накрыл только сейчас. Предателем оказался Женька! В какой-то момент мне стало настолько всё безразлично, что я, поймав умоляющий Лидин взгляд, наклонилась, подняла с пола скомканную записку, написала требуемые для расчёта формулы, подставила туда цифры и передала ответ.
Впервые в жизни мне не хотелось идти в музыкальную школу. Завтра, после небольшого ОРЗ, подхваченного сразу после вечеринки, туда должен был прийти Женя. До конкурса оставалась неделя. Ни слышать, ни видеть своего партнёра я не хотела.
Игра в молчанку развязала мне язык. Дома я обо всём рассказала маме. Я ждала, что меня пожалеют, обнимут, вместе со мной поплачут…
Пока Даша, бегая по комнате, падая в кресло и кусая ногти, излагала последние события, Настасья хмурилась. И вдруг засмеялась.
– Дашка, какая же ты ещё наивная! Ничего не видишь, ничего не замечаешь.
– Чего – ничего?
– Ты больше из-за бойкота расстроилась или из-за Жени?
– Мамочка, бойкота уже нет! Но почему Женька…
– Даш, остановись. Я дам тебе один совет. Возьми себя в руки, наберись храбрости, подойди к нему и задай тот вопрос, который сейчас хотела задать мне.
– Ты что?! Чтобы я?! Сама?!
– Да, доченька. Я на все сто процентов уверена, что у твоего…
– Он не мой!
– Хорошо, не у твоего Женьки вытянется лицо, он будет долго соображать, о чём ты говоришь, а потом либо на тебя обидится, либо объяснит, что никакого отношения к задуманной подлости не имеет.
– Но Лида…
– Родная моя, в таких ситуациях не следует доверять третьим лицам. Спроси у Жени. Лида может ошибаться. Ведь во время бойкота Жени в школе не было?
– Не было.
– Вот видишь. Пожалуйста, послушайся маму. Хорошо?
– Ещё не знаю. Попробую.
– У вас конкурс когда? Через неделю?
– Да.
– Тогда у меня к тебе будет одна просьба. Ирина Вениаминовна ещё не слишком хорошо себя чувствует. Не стоит её огорчать своими разборками. Дело, Дашунчик, есть дело. Даже если мир не наступит, возьми себя в руки. Так надо. Обещаешь?
Что Даша могла ответить? Действительно, почему из-за её переживаний должно страдать так много людей?
Дожидаться Жбанова Даша решила на скамеечке под шелковицей. К школе они шли вместе с Лидой и, словно ничего не произошло, болтали о предстоящей поездке. После того как Вера Филипповна по поводу неудачного прослушивания позвонила директору и Ирине Вениаминовне, вердикт Анны Львовны перекочевал в разряд предварительных. Лиде назначили кучу дополнительных занятий, и теперь она трудилась в классе, а Даша ждала Женю.
Его она увидела издалека. Жбанов шёл, беззаботно размахивая руками, и даже на таком расстоянии было видно, что у него прекрасное настроение. Даше стало страшно. Как они встретятся? Что она будет говорить?
– Дашунь, привет! – Женя подошёл, весёлый, шумный, плюхнулся рядом на скамейку. Она отодвинулась, и он, засмеявшись, схватил её за руку. – Ага! Гриппа испугалась? Не бойся. Я ещё вчера выздоровел. Просто мама попросила дома посидеть, чтобы уж наверняка. Валялся, книжки читал. Играл, конечно. Теперь можешь меня хватать и тащить к фортепьяно! Я твой!
Неужели человек, с которым она знакома десять лет, которого знает не хуже себя самой, может так мерзко притворяться и лгать? А главное, зачем? Женьке-то что она сделала? Может, мама права и она действительно наивная дурочка?
– Женя, подожди…
– Даш, ты какая-то странная сегодня. Что такого успело наприключаться за эту неделю?
– Много. Я тебя специально здесь ждала, чтобы задать один очень важный для меня… для нас вопрос.
– Ничего себе! Ты меня пугаешь. Ты делаешь мне предложение?
– Перестань!
– Ну, спрашивай, спрашивай. Я сегодня добрый.
– Женя… – Она замолчала. То, о чём хотелось спросить, произнести было трудно.
– Да что ты, в самом деле! – Женькино дурачество как ветром сдуло. – Что всё-таки с тобой?
Её глаза наполнились слезами. Она быстро отвернулась.
– Ого! Дашка, что происходит? У тебя кто-то дома заболел? Может, Ирина Вениаминовна? Или что? Только, пожалуйста, не молчи! Тебя кто-то обидел?
Даша закрыла глаза – так было легче говорить.
– Ты…
– Я?! – Удивление было искренним…
Обмануться в этом Даша, с раннего детства умевшая больше слушать, чем смотреть, не могла. Она открыла глаза.
– Почему ты притворяешься, будто ничего не знаешь? Это же твоя идея была – устроить мне бойкот!
– Какой бойкот? Где устроить?
– В классе! Чтобы со мной не разговаривать…
– Не разговаривать с тобой? Что за чушь! А что, такое было?
– Да уж, представь себе.
– Не могу. Ладно, было, не было… Но почему ты решила, что я к этому имею какое-то отношение?
– Если бы какое-то. Прямое. Мне сказали, что это твоя идея…
– Кто сказал?