– Жбанов!
– Что – Жбанов? Ну, давай поплачем вместе! Может, полегчает. Лида!
– Что? – Дельцова откликнулась не сразу. Её побелевшие губы и бегающий взгляд не оставляли никаких сомнений в том, что в обморок собиралась хлопнуться не одна Даша.
– Будешь с нами реветь? Глаз позволит?
– Дурак!
Даша тряхнула головой. Действительно, чего она себя накручивает? Как будет, так и будет. Главное – выложиться.
Подошла Ирина Вениаминовна:
– Девочки, я нашу явку отметила. Дашенька, ты идёшь следующая.
Даша снова закрыла глаза.
– Ну-ка! Ну-ка! У тебя всё сделано. Слушай себя. И это, мои хорошие, вас всех касается: не привязывайтесь к тексту. Он у вас уже в руках. Просто играйте. Музыку играйте! А волнение должно быть обязательно. Только творческое, а не вот такое, – Ирина Вениаминовна кивнула на Дашу.
– А вы где будете? – спросила Лида.
– Даже и не знаю. Очень хочется вас из зала послушать. И других ребят тоже. Сами тут справитесь? Без меня?
– Справимся, справимся! Правда, Лида? – Даша глянула на подругу.
– Ой, мне уже всё равно. Только бы поскорее! Пусть и Жбанов в зал идёт. Слышишь, Женька? Потом нам расскажешь, как всё было…
– Может, я лучше с вами?.. В качестве поддержки?
– Ой, нет, иди, иди!
Следующие несколько минут для Даши слились в один миг. Словно и вправду она потеряла сознание. Очнулась, лишь увидев перед собой доброжелательное лицо мужчины-распорядителя:
– Заяц – это ты? Или подруга?
– Я.
– Не трясись, заяц! Здесь волков нет. Собирайся на сцену.
– Вам хорошо шутить про волков. Вы не играете.
– Сегодня точно не играю! А вообще-то бывает. Ну, что, пришла в себя?
Даша кивнула.
В это время распахнулась дверь, и из неё вылетела девушка, выступавшая под номером пять. «Наташа Фролова, – вспомнила Даша. – Когда же она успела отыграть?» Девушка прислонилась к стене, закрыла руками лицо и зарыдала.
– Заяц, твоя очередь. Ни пуха ни пера!
Даша увидела расширенные глаза Лиды, шепнула: «Пока» – и шагнула за дверь, в темноту.
Её тут же мягко взяли за локоть и повели вправо, к краю огромного задника, закрывавшего сцену.
– Не волнуйся. Стой здесь. Слушай. Объявят – выйдешь.
Она кивнула. Сердце заколотилось. Мужской голос, принадлежащий, скорее всего, одному из членов комиссии, начал зачитывать:
– Номер шесть. Заяц Дарья. Музыкальная школа… Город… Педагог Ильина… Моцарт. Соната…
Дашу подтолкнули:
– Вперёд!
Она вышла. Остановилась.
Сцена была огромной и пустой. В центре стоял чёрный концертный рояль. Яркий свет, отражаясь от пылинок, плотным туманным занавесом почти полностью скрывал кресла. Даша сощурилась: первые ряды пусты. Дальше – длинный, покрытый скатертью стол, за ним люди. Человек шесть-семь. Комиссия. Ещё дальше – зрители. Много, до самых последних рядов…
– Дарья, прошу, идите к инструменту, – благожелательно напомнил всё тот же голос.
Она кивнула и пошла, не чуя ни ног, ни рук, не помня текстов, не соображая ничего. Села. Спохватилась, что, как всегда, забыла поклониться. Решила: сойдёт и так. Потом ей показалось, что где-то рядом Ирина Вениаминовна говорит: «Играй, Дашуня, с радостью играй!» Она зацепилась глазами за клавиатуру, вдруг поняла, что больше не боится, удивилась и с этим удивлением взяла первый звук.
В следующие несколько минут для неё перестали существовать ноты, все эти вилочки, обозначающие оттенки, пометочки, определяющие темп или громкость. Даша творила. Даша шаманила. Даша парила. Даша управляла созданным ей же самой хрупким мирозданием. Управляла то нежно, то жестко, но неизменно правильно. И она знала, что у неё это получается. Что чёрный инструмент отзывчив и покорен.
Когда последний звук утонул в драпировках зала, она встала. В полной тишине поклонилась, сделала несколько шагов в направлении кулис… И вдруг, словно по чьей-то неслышной команде, грохнули аплодисменты.
От неожиданности она вздрогнула.
– Уважаемая публика! По условиям конкурса аплодисменты выступающим не допускаются, – не очень строго и даже как-то виновато сделал замечание тот же голос.
Дальше слушать она не стала. Бросилась за кулисы. Пробежала мимо женщины, пытавшейся ей что-то сказать, открыла дверь и выскочила в коридор.
– Страшно было? Как там? Где сидит комиссия? Что они говорят? – засы́пала её вопросами Лида.
– Страшно, пока до рояля шла. Дальше – не помню!
Дашу начало трясти. Она попыталась произносить слова так, чтобы не стучать зубами, но у неё это не получилось.
– А чего сейчас колотишься, как отбойный молоток?
– Не знаю! Лидка, я такая счастливая! Я текст не забыла! Всё получилось, представляешь! Ты не против, если я в зал прямо сейчас уйду? Мне хочется вместе с нашими тебя послушать. И других тоже.
– Ой, да иди… Потом расскажешь.
Лида, не дожидаясь её ухода, развернулась и пошла поближе к сцене. «Подумаешь, текст получился! И чего так радоваться? Текст – это ещё не всё. А вдруг там была куча ошибок? Какой-нибудь характер произведения… Темп не тот…»
– Ну, удачи! Я за тебя буду дульки держать! Давай!
Даша махнула рукой, выбежала на улицу, обогнула здание и вошла в фойе. Народу не убавилось. У входа в зал какая-то женщина громко воскликнула, обращаясь к стоявшему поодаль мужчине:
– Евгений Петрович! Смотрите, вот! Вот та девочка – номер шесть!
Даше начали говорить какие-то приятные слова, о чём-то спрашивать, хвалить, но она, бросив «извините», высвободилась и проскользнула в зал.
В проходе стояли люди. Даша попыталась отыскать своих, но разглядеть их в темноте оказалось не так-то просто. Вдруг кто-то дёрнул её за юбку. Она опустила глаза и увидела пожилую женщину. Женщина улыбалась и показывала пальцем в центр зала, на машущих Ирину Вениаминовну и Жбанова.
– Дашуня! Молодчинка! Ты никогда не играла так, как сегодня! – шепнула Ирина Вениаминовна, когда Даша пробралась между рядами и опустилась на оставленное для неё кресло.
– Ой, спасибо! Я такая счастливая, что отыграла!
– Дашище, ты лучшая! – громко сказал Женька.
Спереди и сзади зашикали, начали оборачиваться. Кто-то дотронулся до Дашиного плеча.
– Девочка, поздравляем с прекрасным выступлением! Кто твой педагог?
Она обернулась, увидела двух улыбающихся немолодых женщин в очках и кивнула на Ирину Вениаминовну.
Одна из женщин тут же что-то стала наговаривать Ильиной на ухо. «Большая удача»… «Невероятный ребёнок»… Дальше Даша прислушиваться не стала: стыдно. Да и какой она ребёнок? Вспомнила о маме: «Жалко, что у неё не получилось сегодня приехать! Вот ей про „ребёнка“ услышать было бы как раз!»
Напряжение потихоньку отпускало. Стало легко и радостно. «Понравилась!» Она, её исполнение понравилось залу! Значит, не зря были все эти месяцы подготовки! Даша наклонилась к Жбанову:
– Женька! Я так рада! Так рада!
Он повернулся, посмотрел на неё в упор. В темноте его глаза блестели и казались очень большими и странными. У Даши закружилась голова, она тряхнула ею и засмеялась. На них снова зашикали.
Искра Божия… Наверное, суть этого выражения стала понятна мне именно тогда, в зрительном зале. Я всегда считала, что настоящая музыка может получиться у каждого, стоит лишь хорошенько потрудиться. Выступление за выступлением доказывали мою неправоту: конкурсанты, выходившие к роялю, соревновались в скорости исполнения и точности передачи оттенков. Парни и девушки были разные, но музыки не было ни у кого. За нечастым исключением. Все эти сонаты-польки-мазурки сливалась в один сплошной серый ряд. Куда-то туда, внутрь ряда, вставила свои произведения и Лида, не допустившая ни единой технической ошибки.
Своим удивлением я поделилась с Ириной Вениаминовной уже дома.
– Видишь ли, девочка, – ответила она, – чтобы вырваться из серого ряда, о котором ты говоришь, нужно самому сиять всеми цветами радуги.
– Ну и пусть сияют! Кто мешает? Только красивее будет.
– Ох и сложные же ты вопросы задаёшь… Сиять нечем! Сначала педагогам – я имею в виду всех нас: родителей, учителей, – а потом и ученикам.
– Почему? Мы же люди. Мы – одинаковые!
– Ты так говоришь, потому что хочешь, чтобы так было. Это свойственно и твоему характеру, и твоему юному возрасту. Но на самом деле люди, Дашуня, очень разные. Только внешне мы кажемся одинаковыми. Это у кошек с собачками, которые живут одними инстинктами, всё одинаково. А люди… Человеческую сущность определяют не только инстинкты. Вот перед тобой человек, у которого забот – поесть, выспаться, развлечься, насущные потребности удовлетворить. Внешность человеческая, а чем он от того же кота отличается? И получается: название – одинаковое, содержание – разное. А тут – музыка! Для неё в серединке себя нужно огонёк иметь. Если нет – остаются темпы и оттенки.
– Ирина Вениаминовна, говорят – «искра Божия»… Значит, если не заложено…
– Знаешь, я думаю, Он в душу каждого человека помещает какие-то дровишки. Мама с папой огонёк зажигают, а мы сами потом его в себе поддерживаем.
– Зажигают?
– Да. Если радостью, красотой, добротой – получается красивый человек. Если нечем… Посмотри вокруг!
– Так что же, если в человечке взрослые огонь не зажгли, то они его как бы покалечили? Ну, не по-настоящему, конечно, – он ведь здоровый ходит. Только какой-то инвалид…
– Получается так. У меня было много учеников. И способных тоже. Если к нашему образу вернуться, дров в них было предостаточно. А вот зажгли их не так, не тогда и не тем. Поддерживать огонёк не получилось. Был один чудный мальчик – Петя. Выучился, в консерваторию поступил. Закончил её. Стал в ресторанах подрабатывать. И спился. Теперь иногда захаживает по старой памяти – денег на водку занять. Очень больно!
После того как отзвучало последнее выступление, зрителей попросили выйти в фойе и там дожидаться объявления результатов. Ирина Вениаминовна указала ребятам на пустые стулья недалеко от окна, но почти тут же её окликнул Игорь Яковлевич. Улыбающийся, довольный, он подошёл, совершенно по-старомодному раскланялся, очень серьёзно поцеловал руку мгновенно покрасневшей Ирине Вениаминовне, кивнул Даше и, перекрывая гул голосов, пророкотал: