о! В чем дело? И тут зрителя подстерегает чудесное: Гоша Куценко объясняет содержание заветного «параграфа 78» - если в группе возникает угроза для планеты, группа самоликвидируется. «Кто из героев останется в живых? - трубно вещает голос неведомого архангела чепухи. - Смотрите второй фильм 29 марта!» И все, песня спета. То есть нам скормили дико растянутую завязку картины за якобы «первый фильм». И теперь изволь тащиться через месяц доедать эту баланду, чтоб узнать, «кто из героев останется в живых». Да не хочу я знать, кто там останется в живых, по мне, хоть бы их всех растерли в порошок. Там и живых-то не было, а были неодушевленные схемы, двигающиеся рисунки. Да еще рабски скопированные с чужих образцов. Еще несколько лет назад многие плакали об ужасной судьбе отечественного кино, утверждая, что его надо поддерживать всеми государственными силами, вплоть до квот на импорт американского кино и выдачи привилегий отечественному производителю. Тогда наше кино казалось бедной нежной девочкой, которую хотелось оберечь и защитить. Сегодня наше кино - далеко не девочка. Это наглый, хамоватый, набитый деньжищами парень, который уверенно, крепкими и цепкими ручищами лепит контрафакт, копируя американское кино один в один. Получается дикая мура, потому что изобретенные в Америке штампы и клише для нас чужие абсолютно. Для чего эту наглую фабрику поддерживать? Чтоб на «ихнего» Брюса Виллиса мы ответили нашим Гошей Куценко? Может быть, Куценко хороший артист, может, плохой, вернее всего, что посредственный, только я на него больше смотреть не могу. И эту жалкую беспомощную «русскую Америку» тоже. Америка прекрасно справляется сама с производством муры - для чего нам-то ее умножать? Надо свою, родную, оригинальную муру делать! Между тем пока зрители дожидались «Параграфа 78», шли рекламные ролики, обещающие в следующем месяце еще больше муры - «Любовь-морковь», «Одна на миллион», «Я остаюсь»… Даже по нарезкам было видно, что все свистнуто, украдено, скопировано с голливудских картин, притом не нынешнего сезона, а где-то пятилетней давности. Казалось бы, если так тянет копировать и подражать - подражайте Альфреду Хичкоку, Орсону Уэллсу, на худой конец - Мартину Скорсезе, что ж вы подражаете безвестным ремесленникам, надуваете и умножаете заведомую пустоту? А между тем мы живем, может, не в самой благоустроенной, но в чрезвычайно оригинальной стране, с бурным прошлым и драматическим настоящим. Сколько лиц, сколько событий! Но кинематографисты, как заколдованные, идут мимо - туда, где сияет мишурным блеском чужая фабрика грез. Чтобы хоть как-то приткнуться к ней со своими убогими и никому не нужными подражалками! Нет, не буду я своим трудовым рублем поддерживать такого отечественного производителя. Родную худенькую курочку куплю - а муру киношную не куплю, пока не научатся делать свое, а не вдохновенно тырить чужое.
Мы еще надышимся в «духовке»
Триумф «Острова» Павла Лунгина и в профессиональной среде, и в широком общественном мнении - конечно, весьма симптоматичен. Павел Лунгин до сих пор мало напоминал классика, и в его творчестве мы находим и фальшиво-романтического «Олигарха», и разудалую, но безвкусную «Свадьбу», и ужасающий «Луна-парк», и совсем уж запредельных «Бедных родственников». Но режиссер вовремя почувствовал «поворот винта» и снял не только достойную, но и насущно необходимую картину. На «Остров» отозвались все, в ком жива настоящая тоска души - тоска по вере, по святости, по духовной высоте, по заветным, святым людям. Оказалось, что таких тоскующих - миллионы.
Это значит, что общество посылает мастерам искусств настойчивые сигналы о том, что оно больше так жить и хлебать, что дают, не может. Тот разврат в искусстве, что произошел после революции 1991 года, должен пойти на убыль. Таков закон: все, что унижено», - когда-нибудь возвышается, все, что возвышено, - унижается. Торжество грубой корысти, интересов плоти, тупых развлечений, материальных выгод унизило духовные интересы, вот и настало время их возвышения.
А потому - покайтесь, мастера искусств, вам скидка будет! Грехов-то, что накоплено, что всякой грязной дури, - то снято, написано и поставлено! Пора грехи замаливать. Тем более это может неожиданно оказаться очень прибыльным делом.
Конечно, в новом «повороте винта» есть свои опасности. Вы ж понимаете: если Россия, с ее чрезмерностью и полным отсутствием вкуса, поворачивает на «духовку», то мало никому не покажется. Замучают просветленными монахами и благодатными церквями не хуже, чем братками из бригад и шпаной из бумеров… Ну что ж. Тогда мы опять куда-нибудь шарахнемся всей страной, страстно и неодолимо. Надо же как-то поинтереснее время скоротать до Страшного суда. Дело привычное.
ХОРОШЕГО ПАРНЯ ЧИНГИСХАНОМ НЕ НАЗОВУТ
Единственный фильм, который может соревноваться в осеннем прокате с картиной Михалкова «12» (только за первую неделю собравшей 2 млн. у.е.), - это «Монгол» Сергея Бодрова. Красочно снятая юность вождя всех монголов Чингисхана в ту пору, когда он еще был Темуджин, впечатляет. Не настолько, однако, чтоб потерять рассудок.
ДЕВЯТИЛЕТНИЙ мальчик Темуджин едет с отцом-ханом выбирать невесту и по дороге встречает нахальную девчонку Борте. Она приказывает ему выбрать именно ее, и Темуджин согласен с таким поворотом событий. Все последующее действие - это история мужественной расплаты благородного степняка за свой скоропалительный выбор.
Итак, внезапно отравили отца-хана. Мальчик-наследник в решительную минуту бросился бежать от преследователей по бескрайней степи и провалился под лед (эффектное медленное погружение, вид из воды). И вынырнул уже длинноволосым мужчиной с узкими бесстрастными глазами, принадлежащими японскому актеру Таданобу Асано. Где-то мыкался лет двадцать, но в сказках ведь и не то бывает.
Взрослый Темуджин не хочет ни власти, ни славы, а хочет найти ту самую Борте, что приказала на себе жениться. Находит: широколицая красавица (монгольская актриса Хулан Чулуун) его ждет. Но враждебное племя забирает Борте в плен, и Темуджин идет за помощью к своему брату Джамухе. Монголы не воюют за женщин, говорит Джамуха, но помочь обещает и, в общем-то, зря. Когда Темуджин обретает потерянную невесту, он уводит от брата лучших людей войска, обольстив их частью добычи. Так разгорается типичная средневековая вражда братьев.
Картина их битвы - кульминационная и, конечно, эффектная. Но вот что замечу: раньше при показе какой-либо битвы противники были четко отграничены, и сама битва показывалась как в деталях, так и на общем плане, чтоб было понятно, кто с кем. Сейчас это неважно. Все со всеми. Как идет бой, неясно - виден лишь конкретный «махач» да брызги крови, которые по новой кинотехнологии вылетают из статистов фонтаном, как бы под большим давлением, затейливо распадаясь на струи каплевидных красных жемчугов. Красотища!
Кстати, здесь сталкиваются не только два характера и две судьбы, но и две актерские школы: японская и китайская (Джамуха - Сун Хон Лей). И в соревновании актерском победа - явно за китайцем. Он создал рельефный, обаятельный характер забияки, жизнелюбца, хвастуна, втайне любящего своего коварного братца. Тогда как японец Асано так ничего и не раскрыл в образе будущего Чингисхана.
Будучи в плену, красавица Борте забеременела от врага. Но Темуджин благородно принимает ее дитя как свое. Любовь! Страшное дело. Он попадает в плен, его продают в Тангутское царство, где сажают в тюрьму. Сидит он, значит, смотрит, как волк, на площадь. Видит буддийского монаха и просит того найти жену и передать ей талисман семьи - косточку белой вороны. Монах сам отправляется в путь и посреди пустыни видит вдруг красавицу Борте. Передает косточку и умирает. А тут вдруг мимо идет караван купца с золотой серьгой. Борте просит подвезти ее в Тангутское царство, но денег у нее нет, а плата за проезд женщины без денег во все века у нас сами знаете какая. Короче, в Тангутское царство жена будущего Чингисхана попадает уже с двумя детьми и сильно разбогатевшей, так что может выкупить мужа из клетки.
Семейство сложной судьбы, воссоединившись, резвится на зеленой лужайке, поскольку в этом сказочном царстве времена года не чередуются, а появляются и исчезают внезапно. В общем-то, хеппи-энд. Но вдруг Темуджин объявляет, что он понял, как объединить монголов, - дело, в общем, нехитрое, надо просто за любую провинность карать смертью. Садится на лошадку, целует жену и отправляется завоевывать мир - но этого мы уже не увидим. Это написано в финальных титрах, а кроме того, обещан следующий фильм, где нам что-то прояснят наконец.
Понятно. Этот фокус мы уже видели весной, когда вышла первая часть «Параграфа-78», а потом нас призвали пойти на вторую часть, где нам «все объяснят», но до этого уже дожили не так многие, как хотелось бы…
Кроме шуток, фильм «Монгол» снят масштабно, профессионально, живописно. Еще бы - ведь его режиссер, Сергей Бодров, всегда входил, что называется, в первую десятку отечественных мастеров своего дела. Но вот если бы меня спросили - а кто бы мог из русских снять фильм о Чингисхане? - я бы неуверенным голосом назвала разные фамилии, но никак не Бодрова. Мне кажется, это не его тема. У него, на мой взгляд, нет своей точки зрения на предмет (личность Чингисхана), а это важно. И вот Бодров снял о том, что его действительно волнует - про любовь, семью, природу, судьбу, снял обычную человекоразмерную историю на фоне некоей «Азии вообще», в красочной стилистике «восточной сказки».
Но Чингисхан-то тут при чем? Для чего мы воскрешаем это чудище, да так упорно - чтобы набить очередное киночучело своими штампами?
Фильмы о великих завоевателях сейчас не редкость на экране. То Александр Македонский блеснет своей нетрадиционной сексуальной ориентацией, то вот Чингисхан удивит небывалой любовью к жене среди племени, где женщины равнялись скоту. Возможно, все это и было - но не эти же частности личного облика навеки вписали их имена на страницы истории. Мы, видимо, просто не понимаем великих воинов прошлого - нам неизвестны их мотивы, нам не представить их мышления. Мы можем снять только что-нибудь понятное - про денежки, про любовь. И про то, как красиво (в наших мечтах)