сотрудничества, а средства для этого ограничены.
– Я отвезу вас куда скажете, мистер Банколе, если по дороге вы согласитесь со мной поговорить. В данный момент я не могу вас заставить, и мы оба это знаем. Но Симисола пропала. Ее забрала мать. Паспорта тоже пропали, и мне это не нравится.
Лицо Абео оставалось невозмутимым. Затем на виске стала пульсировать жилка.
– Тани и эта его шлюха…
– Они ни при чем. Они не имеют к этому никакого отношения. Виноват я. Только я, мистер Банколе. Понимаете?
– Вы.
– Я. Так что мы с вами можем разобраться друг с другом прямо здесь и сейчас, если хотите. Это займет какое-то время, но шансов у вас нет – надеюсь, вы это понимаете. Или – едете со мной и помогаете уладить дело, потому что я хотел бы отвезти вас в Челси. Только должен предупредить, что ваш сын по-прежнему там, и если вы поднимете на него руку, то отправитесь прямиком сюда. Вы меня поняли, мистер Банколе?
На щеках Абео заиграли желваки. Он сделал глубокий вдох. Потом дернул головой, выражая согласие.
– Отлично, – сказал Нката и повел Абео на угол Семли-плейс и Букингем-Палас-роуд, а оттуда – по тротуару вдоль полицейского участка на Эбери-сквер, где огромные лондонские платаны отбрасывали тень на скамейки вокруг фонтана.
Они не разговаривали. Когда ехали вдоль Темзы, Нката подумал, что напряжение между ними так велико, что может проскочить искра, от которой загорится машина. Слава богу, ехать было недалеко, поскольку времени оставалось все меньше. Они тащились за автобусом 44-го маршрута, но на перекрестке Нката обогнал его, нарушив правила, и вырулил на набережную. Вскоре показался мост Альберта. Нката позвонил Деборе Сент-Джеймс, чтобы предупредить Тани о приезде отца.
Похоже, она ждала их у двери, которая открылась после первого же стука. Пич сидела у нее на руках. Такса явно радовалась гостям и извивалась всем телом, чтобы как можно быстрее оказаться на полу и обнюхать их ноги. Дебора решила предложить им прохладительные напитки, которые принесла в кабинет мужа. Если она и заметила запах, исходящий от отца Тани, то не подала виду.
Тани уже был в кабинете, ожидая их, – вероятно, глядел в окно, поскольку теперь стоял неподвижно и смотрел на отца.
Он заговорил первым, чем вызвал уважение Нкаты:
– Я не собирался толкать Ларк. Мне просто нужны были паспорта, Па. Мне очень жаль, что так вышло.
– Ты ничего не знаешь, – ответил Абео.
– Скорее всего. Я даже в этом не сомневаюсь.
Абео отвел взгляд от сына. Потом подошел к одному из кожаных кресел, на которые указала Дебора, и сел. Поза у него была вызывающей: ноги широко расставлены, ладони упираются в бедра, локти разведены. Тани, похоже, заметил это и остался у окна.
– Мы подключили транспортную полицию, – сказал Нката. – На железной дороге, в метро, на улицах. Насколько нам известно, денег у нее мало, но если у нее есть кредитная карта…
– Ее мать, – сказал Абео. – Или моя. Или ее родственники. Или мои.
– Что вы имеете в виду? – спросил Нката.
– Деньги. У нее есть паспорта, но чтобы ими воспользоваться, нужны деньги. Кто-то купит ей билеты.
– Возможно, к этому имеет отношение телефонный звонок, – после некоторого раздумья сказал Нката.
– Какой телефонный звонок?
– Кто-то позвонил ей, когда она была с моей матерью. Монифа сказала, что это из полицейского участка в Белгравии и что вас отпускают. И что вы едете в Челси. Но я подозреваю, что звонил тот, кто купил билеты, сообщив, что она может их забрать. Куда она направляется?
Смех Абео был похож на лай.
– У нее есть паспорта. Как ты думаешь, куда она собралась, тупица?
– Нигерия, – прошептала Дебора Сент-Джеймс. – Нет. Правда. Этого не может быть…
Услышав слово «Нигерия», Нката отошел к двери и достал телефон из кармана пиджака. Набирая номер, он слышал крик Тани:
– Нет, Па! Никто не мог купить ей билеты. Это неправда. Ты их купил. Ты говорил…
– Что я говорил?
– Ты говорил о той девушке в Нигерии, на которой я должен жениться, и о выкупе, который получишь за Сими.
– И что это значит?
– Ты привел ту женщину в квартиру, чтобы она сделала Сими обрезание. Ты купил все, что для этого нужно.
– Как еще я мог вдолбить в голову твоей никчемной матери, что только я решаю, что будет с Симисолой? В нашей семье решения принимает не Монифа.
Тани обхватил голову руками, как будто это могло привести в порядок его мысли.
– Нет. Нет. Этого не может быть.
– Ты сам ее слышал, – рявкнул Абео. – Ты знаешь, что она ходила в ту клинику. Ты слышал, как я пытался ее остановить. Ты знал, что я приказал ей забрать деньги и не возвращаться без них. Зачем я это делал, если не для того, чтобы ее остановить?
– Ты говоришь, что все это мама? Что с самого начала это она?
– Что «все»? Ты имеешь в виду обрезание твоей сестры? Да. – Смех Абео послужил подтверждением его слов. Но смех этот был горьким.
Нката вернулся в кабинет и сказал, что сообщение передадут как можно быстрее. Предупредят аэропорты, авиакомпании, пограничный контроль – из страны их не выпустят.
Абео встал.
– Вы… Все вы… Делаете вид, что знаете, а на самом деле ничего не знаете. Я найду их и положу этому конец, – сказал он и направился к двери кабинета.
– Уинстон, тебе не кажется?.. – сказала Дебора, и Нката увидел мольбу на ее лице.
Но он также видел логику в словах этого нигерийца. А также точно знал, что у него нет ни причины, ни власти помешать Абео Банколе уйти и заняться поисками дочери и жены.
– Почему я не радуюсь тому, как все обернулось? – спросила Хейверс.
Они возвращались в Новый Скотленд-Ярд, оформив документы для направления доктора Уэзеролл в тюрьму Бронзфилд, где она будет содержаться в предварительном заключении до начала слушаний. Они начнутся после того, как прокуратура сформулирует многочисленные обвинения против хирурга: связанные с деятельностью клиники на Кингсленд-Хай-стрит и с нападением на Тео Бонтемпи.
Линли понимал чувства Хейверс. И разделял их. Наверное, точнее всего эти чувства описывает слово «растерянность».
– Легче смотреть на это как Тео Бонтемпи, правда? Черное и белое. Если не задумываться о серой зоне, решение кажется простым.
– Только вот эта черно-белая картинка привела к тому, что ее убили.
– Да, а что ей было делать, когда она поняла, что происходит в клинике в Кингсленде?
Хейверс поерзала на сиденье. Линли почувствовал, что она смотрит на него.
– Мне кажется, что все покатилось по наклонной после того, как Филиппа Уэзеролл пыталась уговорить Тео не арестовывать ее. Ведь Тео думала, что операции делает Мёрси. Она привела полицию в клинику вовсе не из-за доктора Уэзеролл. Тео даже не знала о ее участии. Если б хирург держалась версии волонтерства, как Тео могла доказать ее участие?
– Может, доктор Уэзеролл подумала, что после ареста Мёрси рано или поздно расколется? Возможно, Мёрси и верила в то, что они делают, но я не представляю, что она хотела бы предстать перед судом в качестве обвиняемой. Женское обрезание, нападение, убийство… Думаю, в какой-то момент Мёрси пошла бы – и пойдет – на сделку с прокуратурой. Показания в обмен на более мягкий приговор, сокращение срока или условный срок. Доктор Уэзеролл должна была это понимать. Как-никак у Мёрси трое детей.
Хейверс задумалась. Наконец произнесла:
– Могу ли я сказать, что она действовала из благих побуждений?
– Доктор Уэзеролл? Трудно сказать. Возможно, в самом начале, но потом много раз выбирала неверный путь. И вот к чему привели ее благие побуждения… Возможно, у присяжных будет другая точка зрения. Что касается тебя, надеюсь, ты этого не скажешь.
Они умолкли. Приближался конец дня, и с каждой сотней метров машин становилось все больше. В районе станции «Тауэр-Хилл» у Линли зазвонил телефон. Он достал его из кармана и протянул Хейверс.
– Это Уинстон, – сообщила она, взглянув на экран. – Мы возвращаемся. Доктор Уэзеролл призналась. Но, Уинни…
Вероятно, он перебил ее, потому что Барбара стала внимательно слушать.
– Мы у Тауэра, – сказала она, взглянув в окно. – Ты где? Как, черт возьми, это произошло, Уин?.. Что они говорят? Что они тебе говорят?.. Ладно. Я скажу шефу… Эй… Уинстон… Уинстон, погоди. Мы разберемся… Хорошо, там и увидимся.
Линли посмотрел на нее, вскинув бровь.
– Уин потерял эту женщину, Банколе.
– Потерял?..
– Она сбежала.
Линли тихо выругался. Она им нужна. Конечно, у них есть ее заявление. Но она им нужна, чтобы заполнить пробелы, рассказав свою историю сначала прокурору, а затем присяжным.
– Дела обстоят еще хуже, сэр. У нее паспорта. И маленькая девочка, Симисола.
– Какого черта?..
– Ее муж думает, что родственники в Нигерии купили ей билеты, чтобы она привезла к ним Симисолу.
– Муж?
– Не знаю, сэр. Может, он перешел на светлую сторону… А может, врет, чтобы добраться до девочки. В любом случае Уинстон разослал информацию. Предупредил всех, кого только можно. Если она попытается покинуть страну, ее остановят. Он надеется.
– Почему «надеется»?
– У нее несколько часов форы.
– Он сказал, как ей удалось завладеть паспортами?
Хейверс ответила не сразу. Линли окликнул ее.
– Он не спрятал их, шеф.
– Уинстон не спрятал паспорта? – Томас, конечно, слышал ее слова, но просто не мог в это поверить.
– Да, именно так, по словам самого Уина. Она вытащила их из его пиджака.
Линли ударил кулаком по рулю.
– О чем, черт возьми, он думал?!
– Он очень расстроен.
– Немудрено.
– Она его обманула. И, похоже, не только его, а всех.
Стоя в пробке, они почти не разговаривали. Теперь быстро добраться куда-либо можно только на вертолете. Когда они остановились у Нового Скотленд-Ярда, Хейверс решительно заявила, что успокоить ее нервы может только сигарета. Она закурила по дороге к лифту. Линли воздержался от комментариев.