– Легче легкого, – ответил Тани. – Обещаю.
– Я реагирую на тон, – сказала Дебора мужу. – Честное слово, Саймон, я знаю, что у тебя самые лучшие намерения, но когда ты говоришь со мной таким тоном – как во время того инцидента с Болу и ее родителями, – создается впечатление, что мне семь лет и ты меня заставляешь вести себя так, как тебе кажется правильным. А потом я просто впадаю в ярость.
– Я не специально, – ответил Саймон. – Я имею в виду менторский тон.
– А я и не говорю, что специально. Но в любом случае ты выходишь из роли мужа и берешь на себя роль отца, и… понимаешь… мне просто хочется ударить тебя, когда ты это делаешь.
– Я рад, что тебе удается сдерживаться.
– Я не шучу, Саймон.
– Я тоже.
Они сидели в саду. Был уже вечер, и они захватили с собой кувшин крюшона. Отец Деборы повел собаку на последнюю сегодняшнюю прогулку. Дебора подумала, что прогулка может включать посещение «Королевской головы» или «Восьми колоколов», где собака будет деловито обследовать пол, выясняя, не упало ли туда чего-нибудь съедобного, а отец, скорее всего, выпьет пинту сидра. И крюшон, и сидр помогали переносить жару.
Она рассказала мужу обо всем, что произошло в его отсутствие. Закончив свой рассказ разговором Монифы и Тани и отъездом Тани с Софи, почувствовала какую-то неловкость и поняла, что им с Саймоном нужно кое-что обсудить – кое-что давно назревшее. И завела этот разговор.
– Я понимаю, как это происходит. Ты с раннего детства считал себя кем-то вроде отца, хотя и очень юного. Тебе не приходилось решать, как вести себя с семилетней девочкой. Но, понимаешь, я никогда не видела в тебе отца. Да, я называла тебя мистером Сент-Джеймсом, потому что меня так учили. Но здесь, – она похлопала себя по груди, – ты всегда был для меня Саймоном. В целом ты меня не замечал, и это было логично, учитывая разницу в возрасте. Но я всегда наблюдала за тобой.
Она взяла свой напиток. Саймон опустил в свой бокал еще одну дольку огурца, поскольку первую уже съел. Дебора смотрела на его руку, обхватившую чашку с огурцами, и ей захотелось сказать, как ей нравятся его руки и, скорее всего, именно из-за них она влюбилась в него. Но Дебора решила пояснить свою мысль.
– Саймон, у меня уже есть отец. Второй мне не нужен. Однако если мне все же суждено иметь второго, я не хочу, чтобы им был человек, с которым я сплю.
Саймон внимательно посмотрел на жену. В вечернем свете его глаза потемнели.
– Надеюсь, мне не следует воспринимать это как угрозу.
– Конечно, нет, – сказала она. – Угрозы на тебя не подействуют. Но, мне кажется, это может сделать любовь. Бог свидетель, я тебя люблю, даже когда ты сводишь меня с ума.
Он улыбнулся.
– Это обнадеживает, потому что я чувствую то же самое.
– Когда я свожу тебя с ума?
– Особенно в такие моменты. И поверь мне, Дебора, у тебя это отлично получается. Нет ничего ужаснее рыжих женщин, возмущенных до глубины души. И не спорь, потому что у меня тут богатый опыт.
– Только если меня провоцируют, – попыталась оправдаться Дебора.
Саймон снова рассмеялся.
– Можешь в это верить, если тебе так хочется, милая.
Калитка в сад открылась, и они оба повернули головы. Дебора думала, что вернулся отец с Пич, но это был Линли.
– Я подумал, что стоит поискать тут, – сказал он. – Когда на мой звонок Пич не подняла гвалт, я решил, что вы ищете прохладу.
– Думаю, погода скоро изменится, – сказал Саймон.
– Он всегда был оптимистом, – заметила Дебора. – У тебя усталый вид, Томми. Ты ужинал? Хочешь, поужинай с нами. Рано или поздно мы доберемся до еды. А пока у нас есть крюшон.
– Чарли что-нибудь оставит мне дома. Он был чрезвычайно терпелив со мной, так что я ненадолго. – Линли подвинул один из шезлонгов к тому месту, где они сидели – не на лужайке, а на каменных плитах у крыльца, которые служили чем-то вроде патио. – У нас есть признание доктора Уэзеролл. С ее стороны это совершенно разумно. – Он объяснил логику, стоявшую за признанием хирурга. – Мы долго пытались связать концы с концами. Нам очень повезло, что ты сделала ту фотографию, Деб. Десятый экземпляр «Стоящего воина» стал последней каплей. Когда она поняла, что партия скульптур была пронумерована, у нее не осталось выбора.
– Она назвала вам причину?
– Да.
Объяснения потребовали довольно много времени. Нужно было рассказать не только о хирурге, но и о женщине, которая помогала ей в клинике женского здоровья в Хакни, а также о сестре жертвы убийства и о муже Тео. Временные рамки произошедшего казались почти невероятными. Все связанное с нападением на Тео Бонтемпи случилось в течение двух часов.
Когда Линли закончил, Дебора рассказала ему о Монифе Банколе, Тани, паспортах и убежище для женщин.
– Я рад, – сказал он. – Уинстону тоже нужно сообщить.
Потом умолк, опустив взгляд на каменные плиты. Вздохнул. Дебора прекрасно понимала – и Саймон тоже, – что разговор еще не закончен.
– Похоже, тебя не это угнетает, – нарушил молчание Саймон.
– Не расследование, да, Томми? – спросила Дебора.
– Кажется, я в растерянности, – признался Линли.
– Дейдра, – догадалась Дебора. Он кивнул. – Что-то случилось? Боже, что за глупый вопрос. Конечно, случилось. Мы можем чем-то помочь?
– Она привезла сестру в Лондон, поселила ее у себя в квартире. А я обнаружил, что растерялся. Это очень странно.
– Что она перевезла сестру в Лондон? – спросила Дебора.
– Нет. Что я могу успешно довести до конца расследование убийства, но совершенно не способен читать между строк, когда женщина пытается мне что-то сказать.
– А ты должен читать между строк?
Вместо Линли ей ответил Саймон.
– Ты в этом не одинок, Томми. Я тоже безнадежен. Дебора с готовностью подтвердит этот факт.
Линли устало рассмеялся.
– Я похож на Пигмалиона без Афродиты, чтобы на нее молиться. Я все понимаю только когда все заканчивается, когда я могу отойти на два шага и осознать, что я пытался делать. Я этого не хочу…
– Как и все мы, – прибавил Саймон.
– …но оно все равно со мной происходит. Я рассчитываю, что кто-то – в данном случае Дейдра – будет такой, какой нужно мне, чтобы заполнить… бездну. Но потом какая-то часть меня, которую я не могу контролировать, начинает играть в игру под названием «вот то, что сделает тебя идеальной для меня». Именно так я поступал с ней. Она дала мне это ясно понять, и я не могу винить ее за то, что она чувствует.
– И что она чувствует? – спросила Дебора.
– У нее лопается терпение. Это можно назвать чувством?
– Возможно, ей нужно время, – сказал Саймон.
– Я пытаюсь себя в этом убедить, – ответил Линли. – В конце концов, это превосходный способ понять, чего я хочу. Я жутко облажался, причем не в первый раз. Бог свидетель, с Хелен я вел себя так же.
После того как прозвучало ее имя, все умолкли. Она незримо присутствовала – жуткая пустота, бездонная пропасть, образовавшаяся в жизни после ее гибели. Все они ее любили. Всем им ее не хватало. Но только Томас нес бремя решения отпустить ее.
– Хелен всегда прощала тебя, правда? – сказала Дебора.
– Прощала. Да. Всегда.
– И Дейдра простит, Томми. Но мне кажется, что вместе с Хелен ты потерял еще что-то, и пока это не восстановится, женщины, которых ты любишь, будут уходить.
– Что же это? – спросил он Дебору.
Ответил ему Саймон:
– Думаю, самый главный урок ты получил, когда… как это назвал?.. облажался. Ты должен научиться прощать себя.
Разговор Барбары с Доротеей занял больше времени, чем она рассчитывала, но он все равно был важным, необходимым – даже если и не доставил особого удовольствия. Ей нравилась Ди. Нравилось проводить с ней время, и, следует признать, она получала удовольствие от занятий чечеткой, чего меньше всего ожидала. Тем не менее им всегда было что высказать друг другу.
Прежде чем покинуть здание Скотленд-Ярда, Хейверс поймала секретаря отдела в дамской комнате, где та обновляла макияж перед свиданием из милости – как она его называла – с парнем, который столкнулся с ней, когда она выходила из станции метро «Вестминстер». В кино, сообщила она, это называлось бы «случайной встречей». В реальности Доротея поцарапала свои туфли на шпильках и закричала: «О нет! Смотри, куда прешь, тупица!» – что, по всей видимости, сразило его наповал. От него невозможно было отделаться. Он настаивал, чтобы где-нибудь выпить. Убеждал, что он не серийный убийца и что по отношению к любой девушке у него «самые благородные намерения»; и поскольку он был жутко похож на одного из принцев королевской крови – «когда у него еще были все волосы», – она в конце концов уступила.
– Не слишком ли много внимания «свиданию из милости»? – спросила Барбара. Ди с помощью маленького зеркальца пыталась разглядеть свой затылок. – Выглядит немного растрепанным, но в любом случае он вряд ли будет изучать твои волосы… или будет?
Она ответила только на первое замечание Барбары:
– Он выглядит довольно милым, хотя и грубоватым.
– Ты упоминала принцев королевской крови, – напомнила ей Барбара.
– Я имела в виду характер, – ответила Ди. Она накрасила губы, отступила назад, изучила свое отражение и добавила другой цвет. Потом спросила, глядя на Барбару через зеркало: – А что у тебя вечером? Не празднуешь?
– Я подумываю о валлийских гренках с жареной картошкой и тушеной фасолью.
Ди разочарованно посмотрела на нее.
– Мы должны записаться в лагерь отдыха, Барбара. Ты же это понимаешь, правда?
Это был повод для начала разговора.
– Кстати, об этом, Ди.
Доротея вскинула изящную бровь.
– Никаких возражений. Мы записываемся. Решено.
– Я очень ценю все это, честное слово, – сказала Барбара. – Но… Черт. Я не знаю, как это сказать.
Ди опустила руку с помадой.
– О боже… Он ошибался. Он точно ошибался, правда? Я вела себя глупо, очень, очень глупо.