– Мёрси Харт? – спросил Линли.
– Нет. Я Кейша. – Она повернулась к узкой лестнице у себя за спиной и крикнула: – Мама, к тебе пришли. – Потом одарила их улыбкой, вероятно предназначенной Нкате, подумал Линли, и сказала: – Простите, не могу вас впустить. Мамины правила. Подождите здесь. – Она закрыла дверь, из-за которой доносились детские голоса и стук бросаемых на пол игрушек.
На улице взревел мотоцикл, потом где-то поблизости залаяла собака. Издалека донесся лязг поезда, направлявшегося в центр Лондона. Где-то рядом проходила железная дорога, но они не видели станции, когда искали Рокби-стрит.
Дверь снова открылась, и они увидели женщину, выглядевшую не старше Кейши.
– Мёрси Харт? – спросил Линли.
– Совершенно верно, – ответила женщина, и он подумал, что либо она нашла источник вечной молодости, который искал Понсе де Леон, либо родила первого ребенка, едва перешагнув порог детства. Он показал удостоверение, назвал себя и Нкату.
– Столичная полиция. Мы можем поговорить?
Мёрси взялась за ручку двери, словно преграждая им путь.
– О чем?
– О центре женского здоровья, который недавно закрылся на севере Лондона. На Кингсленд-Хай-стрит, если быть точнее.
– Я ничего не знаю о центре здоровья на Кингсленд-Хай-стрит.
Линли кивнул.
– Как Мёрси Харт, вы его не знаете. А вот как Эстер Ланж, похоже, хорошо с ним знакомы. Он называется «Клиника женского здоровья в Хакни». Кстати, мы говорили с вашей тетей. Можно войти?
Мёрси прищурилась, но отступила от двери. Впрочем, не пошла в дом, а извлекла из кармана брюк пачку сигарет, поднялась на четыре ступени лестницы и села под десятком семейных фотографий в красивых рамках, усеивавших стену. Линли и Нкате пришлось остаться у подножия лестницы. Потом она прикурила от пластиковой зажигалки, затянулась и выжидающе посмотрела на них.
– Женщина, называющая себя Эстер Ланж, работала в клинике женского здоровья, о которой я упоминал, – сказал Линли. – Ее также там арестовали и отвезли на допрос. С ней была еще одна женщина, Монифа Банколе, и я думаю, что если мы покажем ей вашу фотографию, она узнает Эстер Ланж.
Лицо Мёрси ничего не выражало.
– Я использовала ее имя, – после короткой паузы призналась она. – Но больше ничего.
Нката оторвал взгляд от блокнота.
– Хотите сказать, что не использовали ее личность в других целях?
– Только имя. Что она вам сказала? Что я ограбила ее банковский счет? Завела кредитную карту на ее имя? – Мёрси усмехнулась. – Вряд ли.
– Почему тогда вы в клинике не пользовались своим именем?
– Мне оно никогда не нравилось. Вот я им и не пользовалась. Ее красивее. Я всегда так думала.
Признание связи с клиникой они добились без особого труда. «Интересно, – подумал Линли, – какие еще признания можно из нее вытянуть, если задавать вопросы достаточно аккуратно?»
– Может, вы использовали ее имя, чтобы оградить Мёрси Харт от властей, если вас закроют?
– У меня нет причин бояться властей.
– Ага. – Линли переступил с ноги на ногу и прислонился к стене. Нката прислонился к другой. – Ваша клиника выглядит подозрительно. У вас медицинские карты несуществующих пациентов. У вас журнал записи на прием с именами матерей и дочерей, у которых есть очень веская причина не откровенничать с полицией. Но, как правило, трудно… – Линли искал подходящее выражение и наконец нашел, – …задраить все люки. В данном случае – я имею в виду клинику на Кингсленд-Хай-стрит – один из люков остался открытым. К нам попал журнал записи на прием.
Она ничего не ответила. И умудрялась выглядеть относительно спокойной. Очевидно, ждала дополнительной информации.
– Монифа Банколе, – сказал ей Нката. – Она заплатила аванс, чтобы ее дочери сделали обрезание в вашей клинике, но муж отправил ее вернуть деньги, и поэтому она оказалась там, когда вас арестовала местная полиция.
– Мне нечего сказать, – заявила Мёрси. – Я не сделала ничего плохого. Никому, включая эту… эту Монифу Банколе.
– Но кое-кто причинил вам серьезный ущерб, – заметил Линли. – Ее звали Тео Бонтемпи, и она виновата в том, что в клинику пришла полиция, и во всех последовавших неприятностях.
– Какая Тео? Я не знаю никакой Тео.
На кончике ее сигареты рос столбик пепла. «Любопытно, – подумал Линли, – что она будет делать, когда его потребуется стряхнуть?»
– Она называла себя Адаку Обиака. Пришла в клинику, чтобы записаться на прием. Но на самом деле она являлась полицейским детективом, и это был только предлог.
Мёрси не шевелилась. Линли ждал. Нката переменил позу, прислонившись к стене плечом. В руке он держал блокнот и механический карандаш, ожидая, что она скажет. Тишину нарушали детские голоса, доносившиеся из сада: «Я хочу быть мамой! Кейша, скажи ей, что я мама! Она все равно слишком маленькая!»
– Тео Бонтемпи лишила вас заработка, так? Вас отпустили из полицейского участка в Сток-Ньюингтоне, но теперь вы у них на заметке. Но, что еще важнее, вы на заметке у группы, в которой работала Тео Бонтемпи; они выявляют и арестовывают родителей и тех, кто занимается женским обрезанием. Вы видели ее на улице в тот день, когда в клинику пришла полиция, миссис Харт? Вы вычислили, что именно она вас раскрыла?
– Мне нечего сказать, – повторила женщина. Встала, спустилась по ступенькам, открыла входную дверь дома, потом дверь остекленного крыльца. – Можете идти, – сказала она и, словно указывая направление, выбросила сигарету на улицу.
Линли вышел. За ним Нката. Но когда она собралась закрыть обе двери, Томас повернулся к ней.
– Из чистого любопытства: где вы учились медицине, миссис Харт?
– Мне нечего вам сказать, – снова ответила она и хотела закрыть первую из дверей, но Линли придержал ее рукой.
– Вы уверены, что вам нечего сказать? – спросил он, а когда она не ответила, прибавил: – Очень жаль. Уинстон, сделаешь одолжение?
Нката кивнул.
– Вы арестованы, миссис Харт, – сказал он и произнес стандартную фразу, перечислив ее права.
– Вы не можете меня арестовать, я ничего не сделала! – вскрикнула Мёрси. – Ничего, ничего!
– Вряд ли калечащая операция на половых органах женщины – это ничего, – возразил Линли.
– Я ничего такого не делала! Никогда!
– А выполнение медицинских процедур без лицензии, без соответствующего образования и все такое – это тоже вряд ли подходит под определение «ничего».
– Я этого не делала!
– Насколько мне известно, убийство копа тоже не входит в эту категорию, – сказал Нката. – Понимаете, миссис Харт? Вас подозревают и в этом.
Барбара Хейверс обнаружила, что это будет не так легко, как она думала. Нкате удалось поговорить с Рози Бонтемпи недалеко от места ее работы – в универмаге «Селфриджес» на Оксфорд-стрит, – но Барбаре повезло меньше. Когда она позвонила Рози, та ответила, что сегодня у нее выходной и если сержант хочет с ней поговорить, ей нужно приехать в Хэмпстед. В данный момент она гуляет в парке Хэмпстед-Хит и с удовольствием встретится с сержантом Хейверс у Дамского пруда, где собирается искупаться. Сержант может составить ей компанию, если хочет. На улице уже жарко, а вода хорошо освежает.
Надевать купальный костюм ради того, чтобы освежиться, – этого не было в списке обязательных дел Барбары и никогда не будет, и поэтому она сказала Рози, что они встретятся у Дамского пруда, но разговор будет проходить на суше. На ответ Рози: «Очень жаль», – Барбара проинформировала ее, что в воде неудобно вести записи. Тем не менее план был ясен.
У нее не было никакого желания бродить по Хэмпстед-Хит в поисках прудов. Ей было известно о них лишь то, что они находятся со стороны Хайгейта. Сверившись с картой, Хейверс увидела, что от парковки в том месте, где Фицрой-парк выходит на самый северный конец Миллфилд-лейн, она попадает на дорожку, которая приведет ее к Дамскому пруду.
Пробки по дороге к Хайгейту были не слишком серьезными, хотя для того, чтобы оставить машину там, где она рассчитывала, пришлось воспользоваться табличкой с надписью «Полиция». И надеяться, что проезжающая машина не заденет бок ее «Мини», хотя по некотором размышлении Барбара решила, что помятый бок может даже украсить ее машину.
Она не думала, что в это время дня в парке будет много людей, и удивилась царившему здесь оживлению. Семьи устраивали пикники к югу от дорожки, где также проходил импровизированный футбольный матч. Любители солнца сидели в шезлонгах, лежали на животе или спине на полотенцах, расстеленных на выгоревшей лужайке. Два молодых человека перебрасывались фрисби (совершенно бессмысленное занятие, с точки зрения Барбары), несколько пенсионеров в панамах прогуливались по дорожкам. Здесь был даже любитель наблюдать за птицами, хотя и в подозрительной близости от Дамского пруда, что ставило под сомнение его желание обнаружить желтогорлого лесного певуна.
Пруд затерялся среди неприглядных кустов, выжженных солнцем лужаек и изнывающих от жажды деревьев, готовых в любую секунду сбросить листья. Найдя пруд, Барбара обнаружила, что вода в нем буквально кишит женщинами. Еще большее их количество отдыхало на берегу. Девочки-подростки в купальниках, состоявших из трех маленьких треугольников, ныряли с мостков; другие плескались в купальне, болтая друг с другом.
В других обстоятельствах найти Рози Бонтемпи в этой массе женских тел было бы непросто. Но поскольку пруд находился на краю Хайгейта, а Хайгейт считался шикарным районом (хотя и не таким шикарным, как Хэмпстед), большинство женщин здесь были белыми. Таким образом, Барбара почти сразу заметила Рози, которая, по всей видимости, предпочла не плавать, а покачиваться на воде в надувном кресле. Рози тоже увидела ее и вяло махнула рукой. Потом спрыгнула с кресла, подняв фонтан брызг, и поплыла к берегу, таща за собой кресло. Она вышла из воды, подобно двоюродной сестре Нептуна, – такое тело могло получиться только из сочетания генетики, физических упражнений и строгой диеты. На ней было бикини, желтое в синий горошек. Барбара почувствовала что-то похожее на смущение из-за своей желтой футболки с надписью синими буквами: «Давай. Попробуй меня нед