– Я чуть-чуть упростил, чтобы долго не объяснять, – признался Макс. – Просто сказал им, что мы с подругой попали в беду.
Кажется, это была наилучшая новость за два дня: наконец-то герр Кунце, пусть и для конспирации, присвоил мне звание подруги! Крошечный, но прогресс. С такими ударными темпами я дождусь от него первого братского поцелуя в щечку через какой-нибудь месяц. А с папой он рискнет меня познакомить ближе к моей пенсии.
Ничего не остается, как самой немножко подстегнуть события. Если у человека явная нехватка эмоций, придется взывать к его разуму.
– Раз я теперь ваша подруга, – заявила я, – то нам логичнее перейти на ты. Иначе ваши… то есть твои байкеры не поймут.
– Вы правы, Яна, – немного поразмышляв, согласился Кунце и церемонно пожал мне кончики пальцев. – Лучше нам быть на ты.
Торжественная интонация, с какой были произнесены эти слова, и выражение его лица изрядно подпортили мне удовольствие: этаким голосом удобнее всего объявлять победителей соцсоревнования, а с таким выражением лица – принимать грамоту от профкома…
К месту встречи на Сущевке мы подъехали первыми. Четверо наших новых помощников – Виктор, Сережа, Руслан и Шурик – прибыли следом, минут через пять, и моих ожиданий, в целом, не обманули. Некоторая скудость причесок и недостаток бородатости в них искупались высокой банданностью, а число стальных зипперов и шипастых браслетов превышало все мыслимые пределы. В лучах заходящего солнца металл блестел так, что казалось, будто внутри каждой заклепки спрятано по сильной лампочке. Словом, все в этих байкерах было на уровне – и фейс, и хаер, и феньки, и прикид.
Не было у них только главной мелочи: самих мотоциклов. Трое добрались на метро, четвертый пришел пешком.
Сперва я удивилась отсутствию железных коней, но затем поняла, что подвергать опасности возлюбленные «харлеи» никто из них не собирается. Физиономии – сколько угодно, а мотоциклы – нет. К технике фаны добрее, чем к себе. Поскольку на человеке сто раз заживет, а фирменную запчасть фиг потом где достанешь.
Разведчиком к моему подъезду был отправлен самый молодой из четверки – Шурик. Обернувшись за две минуты, он доложил, что у дверей на скамейке зависли штуки четыре каких-то левых мэнов, но по виду не въехать, караулят они там кого-то или просто дымят отравой и гыгыкают на мимоходящих граждан. Свастик, если они и есть у них на шеях, Шурик не разобрал. Но это неважно. В любом случае такие рыла не зачистить – себя обидеть.
– Я тоже пойду, – рванулся было с ними Кунце.
– Не гони, капитан. – Самый старший среди байкеров, увесистый чернявый Руслан, с улыбкой поймал моего спутника за рукав. – Ты сегодня намахался, хватит с тебя, дай и нам размяться. Лучше помоги своей девушке и пригляди за японцем. У нас же не Европа, сам видишь. Сопрут байк или поуродуют – концов не найдешь.
Я уже успела узнать от Макса, что среди его здешних знакомых нет ни одного офисного клерка. И ни одного, кстати, практикующего хирурга. Руслан в свободное от мотоциклов время работает мясником на Савеловском рынке, Виктор с Сережей – швейцарами в ночных клубах, а Шурик – тренером по плаванью. Таким ребятам, пожалуй, мешать не стоит, подумала я. К тому же эти байкеры, как ни крути, – все-таки не крокодилы. Зубов меньше, такта больше.
Мне и Максу велено было выждать четверть часа, а затем – идти смело, путь будет свободен. И действительно, наши новые друзья не подкачали: пятнадцать минут спустя, когда мы с Кунце, предусмотрительно озираясь, подкатили на малой скорости к дверям моего подъезда, лавочка была пуста – если не считать пары жестянок с недопитым «хайникеном» и раздавленной сигаретной пачки. Окрестности подъезда вообще оказались на редкость безлюдны: ни чужих, ни своих – сплошь мертвая зона. Правда, из ближайшего к дому палисадника время от времени доносились шорох, треск и малоразборчивые плюхающие звуки. Но, возможно, там среди зелени просто громко тошнило какую-нибудь окрестную дворняжку.
Моя черно-было-рыжая Пульхерия встретила меня на пороге квартиры оглушительным мявом и изгибом трехцветного хвоста, что означало высшую степень неудовольствия, нетерпения и раздражения.
Все миски ее были пусты, все горшки – давно использованы, поэтому первым делом я восстановила кошачьи туалеты, а уж затем попыталась сама принять душ… Какой там! В мое отсутствие, должно быть, у соседей снизу, веселых раздолбаев Симагиных, все бесповоротно засорилось – и по этому случаю холодная вода была исключена. Я еле-еле нацедила себе два стакана из чайника, чтобы ополоснуть лицо и почистить зубы. Остается верить, что хоть у папы на даче проблем не будет. Воду там качают из подземного источника, кажется, лет уже пятьдесят. Чтобы он иссяк, должна случиться геологическая катастрофа или подземный ядерный взрыв.
– Милая, мы едем к папе, – сообщила я Пуле. – Дела ты свои сделала, а пожрешь в дороге. Это тебя отвлечет от ухабов.
– Мур! – кратко выразила обиду моя кошка, которая не любила выходить из дома и тем более есть на ходу.
Впрочем, в гостях у папы Ефима Григорьевича она уже как-то бывала, и против его компании не очень возразила. Он ведь, в конце концов, ей имя сочинил – то есть практически крестный. Правда, раньше я перевозила ее в корзинке, держа на руках, но авось и багажный отсек мотоцикла она перетерпит.
Второе, еще более сердитое «мур!» Пульхерия издала, когда я уже внизу попыталась запустить ее в мотоциклетный кофр. Но стоило мне надорвать пакет с кошачьим кормом и слегка просыпать его на дно коробки, как киса без дальнейших понуканий нырнула вслед за едой и позволила беспрепятственно захлопнуть крышку. От моего дома до папиной дачи – километров пятьдесят. Надеюсь, пятисот граммов еды ей хватит на дорожку…
Пока мы проезжали по центру города, Кунце вел мотоцикл молча и лишь сосредоточенно следил за дорогой. Но чем ближе мы подбирались к МКАД, тем чаще наш рулевой ерзал, нервно покашливал и вздыхал. А сразу после того как мы проехали Черепково и шоссе стало немного посвободней, у меня в шлеме раздался голос моего героя:
– Яна, мне надо сказать вам… сказать тебе одну важную вещь.
Одно из двух, прикинула я. Или он сейчас попросит разрешения остановиться, чтобы пописать, или признается мне в любви с первого взгляда. Скорее первое, чем второе. Чудес не бывает.
– Конечно, валяй, – великодушно обронила я. – Что случилось?
– Яна, понимаешь… – Макс впереди меня опять завздыхал и заерзал. Его кожаная водительская спина чуть не выскользнула из моих рук. – Я еще раньше, час назад, собирался тебе это говорить, но… Есть вещи, о которых трудно сказать сразу…
Кажется, я ошиблась. Его тон, волнение и охи-вздохи обещали нечто позначительней. Неужели он все-таки это скажет? В конце концов, по малой нужде люди не делают таких больших преамбул.
– Если трудно сразу, говори частями, – посоветовала ему я. – Можешь цедить по слову раз в десять минут. Сейчас я подам тебе знак, и ты изронишь золотое слово номер один… Давай!
Высвободив одну руку, я ткнула пальцем ему в спину, и Макс выдал мне все свое признание целиком, без пауз и знаков препинания:
– Яна тех парней которые со свастикой послал не твой Ленц.
Глава восемнадцатаяИкс-файлы (Иван)
Я влез в базу данных, пробежал курсором по строчкам, заглянул в финал и вскоре понял: этот геморрой – всерьез и надолго. Мои надежды проглядеть материалы по-быстрому, за часик-полтора, а потом умотать домой, растаяли при беглом взгляде на каталог.
Все файлы, обнаруженные на диске номер девять, не имели никаких словесных обозначений и были тупо маркированы числами, от одного до тысячи двухсот пятидесяти. Едва ли мой бывший шеф сделал мне намеренную подлянку. При всех его грехах он в патологическом садизме до сих пор замечен не был. Думаю, Серебряный спешил и загонял в сканер те бумажки, которые ему первыми попадались под руку, а для быстроты проставлял циферки вместо названий.
Скорее всего, он надеялся попозже разобраться не торопясь и привести этот хаос в порядок. Но в итоге, как всегда, перевалил работу с больной головы на здоровую. То есть мою… Ну не скот ли он, спрашивается, после этого? Не конь ли он в пальто?
– Виктор Львович Серебряный, ты алкаш хренов, – медленно, чтобы растянуть удовольствие от ругани, проговорил я в потолок. – Ты старая протухшая конина. Нагрузил меня работенкой и рад теперь? Лежишь, наверное, в реанимации и ловишь кайф?
Деваться, однако, было некуда. Чтобы поджарить яичницу, надо как минимум разбить скорлупу. То же и в работе с электронными папками: открываешь первую – смотришь, открываешь вторую – смотришь, открываешь третью… И так далее, файл за файлом, пока дым из ушей не пойдет. Вы ели когда-нибудь яичницу из двухсот пятидесяти яиц? А у меня их, между прочим, на тысячу больше.
Сперва я попытался одолеть проблему кавалерийским наскоком. Развернув первый файл, я взглядом выхватил из текста несколько строк. Так-так, прошлый век, осень 1922-го, гриф ВСНХ. Двадцатичетырехлетний мистер Арманд Хаммер, акула мирового капитала и одновременно большой друг Ильича, хлопочет о расширении асбестовых концессий на Урале, а какая-то мелкая совнархозовская тля в докладной записке на имя президиума не уверена: давать, мол, волю юноше или нет? не слишком ли он зарвался?.. Надо же, сволочи какие, обиделся я за Хаммера, они еще сомневаются. Что за неверие в талантливую молодежь?
Закрываем папку. Новый файл – письмо какого-то грека по имени Максим неизвестному мне Николаю Булеву, «злому прелестнику и звездочетцу». Я отмотал кнопкой Page Down строчек двести вниз и попытался читать текст письма грека, «…колико отстоит солнце от звезды во светлости, толико отстоит он от нас благодатию разума светом…» Еще строчек сто вниз – «…и зело любезне на сей подвиг съвлекуся надежи моя положив на подвигоположителя…» Уфф! Ехал грека через реку. Разве нельзя было перевести текст на русский? Судя по теме препирательств, оба спорщика жили на свете лет пятьсот назад. Давно и косточек от них не осталось…