– Ты подожди здесь, – остановила меня Евгения, когда мы подошли к перевязочной. – Я загляну: если там мужчина, войдешь.
– Да необязательно. – Я махнул рукой. – Я пока к пацанам схожу, проведаю.
Мне не пришлось долго их искать: дикий ржач, доносящийся из туалета, не мог принадлежать никому другому. Я вошел внутрь и увидел странную картину: Чибис корчился от смеха, сидя на подоконнике, а рядом в кабинке, на коленях перед унитазом, стоял его друган Лёха.
– Что это с ним? – поинтересовался я.
– А, не обращай внимания – печенькой отравился, а желудок слабый. Сейчас пройдет, – ответил Чибис, не переставая трястись.
– Ты-то что ржешь? Помочь надо!
– Не надо! – запротестовал Лёха. – Я всё… всё!
И тут до меня дошло:
– Блин, пацаны, вы что творите?!
– Да мы один раз только! Обойдемся без их технической дряни. – Чибис кивнул в сторону Лёхи. – Вон, человек намучился. Ты только папику не рассказывай, идет?
– Не папику, а отцу! Нужны вы ему, алканы!
Глава восьмая
Я и сам не понял, как это вышло. Просто спустя какое-то время заметил, что значительно сократил частоту и продолжительность своих вечерних прогулок со старой компанией. Она называлась «толпа». В «толпе» у каждого есть свое место, как в волчьей стае. Есть вожак (нет, не я, конечно). У меня скорее была роль независимого успешного воина. Я больше остальных был приближен к главному, со мной считались. Но стоило бы мне пойти поперек него, меня бы тотчас порвали. Не в буквальном смысле – в мире людей это делают куда изящней, чем волки, только результат не слишком отличается.
Нашим вожаком был Чибис. Вот уж чьи задатки бы да в мирное русло! Впрочем, я уверен, что со временем он найдет вполне удачное место под солнцем теплого офиса папиной фирмы. Большинство его прихвостней пропадет, и, когда я думаю об этом, мне становится тревожно за Антоху. Все-таки хорошо, что он трусоват, – это удержит его от глупостей. У Чибиса стрижка ежиком; при его внешности трудно представить, что он может носить более длинные волосы. Глубоко посаженные глаза прячутся под массивным лбом, говорящем о бычьем упрямстве. Нос его ломался о вражеский кулак не один раз и выглядит прямым только благодаря недавней операции. Губы тонкие, а их уголки загнуты вверх, что создает видимость улыбки, правда выглядит она скорее как усмешка. У него вообще очень хорошее чувство юмора, когда речь идет о других. Он не может шутить ни над собой, ни сам по себе, а способен только на сарказм. Одним словом, для его насмешек требуется жертва, а этих жертв у нас в «толпе» хоть отбавляй.
Народу много; естественно, есть и девчонки. У них своя иерархия, но подруга Чибиса – самая авторитетная. Они очень похожи с моей бывшей. Их объединяет стремление примерять на себя чужие индивидуальности. Как будто это очень стыдно – показать себя такой, какая ты дома, с родителями. Я не говорю о косметике – девчонки всегда хотят быть потрясными и сами определяют для себя границы естественности. В шестнадцать все девчонки для меня красивые. Отсутствие макияжа не отталкивало меня, так же как не шокировало наличие розовых или зеленых прядей в волосах. Бесило другое. Они шли на встречу с «толпой» с заранее заготовленным и обыгранным сюжетом. То одна из них ссорилась с отцом, и он грозился выгнать ее из дома, то теряла деньги, то была на грани отчисления из школы. Ничего из перечисленного так и не происходило, но на несколько дней этой сугубо несчастной персоне оказывалось высочайшее сочувствие всей «толпы», чем она с упоением наслаждалась.
Я сблизился с Дашкой только потому, что в один вечер мне вдруг стало жутко скучно. Кстати, именно по этой причине мы недавно и расстались. Она недолго горевала, поэтому у меня нет повода испытывать угрызения совести. Мне нашли замену на следующий же день! Оказалось, что отсутствие парня очень плохо сказывается на личном имидже. Девчонки перемыли мне косточки и отпустили с миром. С парнями оказалось сложнее.
У нас тоже есть свои приемчики для поддержания авторитета. Самые отчаянные хвастались поступками на грани интересов деятельности полиции. В основном это были мелкие кражи: вынес бутылку пива из магазина или что-то в этом роде. Я молча осуждал подобные вещи и терпимо относился к ним. Но в последнее время у этих ребят просто отказали тормоза. Началось все банально – с выпивки. Несколько человек стали собираться за пару часов до общей встречи и, как выразились бы учителя, распивать спиртные напитки. К нам, скучающим, они приходили уже достаточно веселыми. Карманные деньги не могли потянуть это развлечение, и вскоре последовали более крупные кражи. Объектами в основном были автомагнитолы, которые в тот же вечер сбывались за одну-две бутылки. Самое страшное в таких вещах то, что к ним идешь маленькими шажочками.
Но я, хоть и был лишь косвенно причастен к этим событиям, одним из первых ощутил симптомы общей болезни. У меня они выражались тошнотой. Меня тошнило от всех, кроме Антона. Он – единственный, кого я еще терпел, несмотря на то что его чувство юмора всегда оставляло желать лучшего. Осмыслив происходящее, я с огромным облегчением решил ограничить свой круг общения только им.
Однако всем известно, что члены любой партии поддерживают свое членство регулярными взносами. С членами «толпы» происходит то же самое, только платишь ей не деньгами, а визитами. Одним словом, если ты не являешься на вечерние сходки, тебя рано или поздно исключат. А кто не в стае – тот против нее. Если твой лучший друг не в стае – ты против нее. Именно это недавно смущенно пытался втолковать мне Антоха. Представляю, как ему было тяжело! Дело значительно усложнялось тем, что с половиной парней, включая Чибиса, мы ежедневно встречались в школе, а значит, не могли сослаться на болезнь или отъезд. Решать вопрос нужно разом, пока тошнота еще не стала привычной, пока я ощущаю ее тяжесть где-то в районе солнечного сплетения. Но я не могу выбирать за двоих. Настало время, когда свой выбор должен сделать Антон.
Глава девятая
Сегодня я был в ударе!
К подругам мы – как школьники домой,
А от подруг – как с сумкой в класс зимой!
Нина Васильевна действительно тиран!
На всякий случай я взял с нее честное слово, что мы не будем показывать этот спектакль в нашей школе. Моя партнерша по сцене – одноклассница Роберта, тоже алгеброид. На удивление, играет очень неплохо. Надеюсь, она не делает больших ставок на то, что мы когда-нибудь выступим, – более чем уверен, что это шоу одного кабинета. Но, несмотря на то что у наших репетиций и не намечалось особых перспектив, я наслаждался ими. В свете последних событий они стали для меня приятным разнообразием.
Терпеливо дождавшись, пока я соберу вещи, Нина Васильевна поинтересовалась, почему в прошлую субботу я не пошел заниматься к Синицыну, ведь химичка до сих пор не видит моих успехов в ее предмете.
«Снежана Анатольевна не видит ничего, кроме журнала, а я пока не докатился до того, чтобы самостоятельно рисовать себе оценки», – подумал я, но на деле промямлил что-то вроде:
– Мы не договаривались с ним насчет субботы, и я решил: это будет не очень удобно…
– Ерунда! Я же сказала, что лично просила за тебя, а он мой старый знакомый и к тому же сам интересовался причиной твоего отсутствия. Так что, будь добр, загляни к нему сегодня. Он ждет к четырем часам. Надеюсь, тридцати минут на дорогу будет достаточно? Хотя, прости, нужно было отпустить тебя раньше.
Тридцати минут оказалось более чем достаточно. Я не решился зайти раньше времени и присел на скамейку возле его подъезда. Для конца октября день был неожиданно холодным – это застало меня врасплох, и мне пришлось прыгать с ноги на ногу по часовой стрелке и против нее. Завершив очередной прыжок, я оказался лицом к лицу с Робертом.
– Привет, – протянул он мне руку. – А чего не поднимешься?
Любому другому парню я бы с ироничной интонацией ответил что-то вроде: «Тебя решил дождаться, умник!» Но ему мне совсем не хотелось отвечать в таком тоне.
– Думал, неудобно раньше времени.
– Скажешь тоже! Татьяна Петровна в прошлый раз долго жаловалась на то, что «ее голубчик не явился», – сообщил он мне скрипучим старческим голосом, пока мы вместе поднимались по лестнице на третий этаж.
Роберт нажал кнопку звонка. Прошло несколько минут, прежде чем Андрей Михайлович впустил нас в квартиру. Выглядел он очень обеспокоенным. Приложив указательный палец к губам, он шепотом сообщил нам:
– Входите тихо. Бабушка неважно себя чувствует.
– Может, нам лучше уйти? – прошептал я.
– Нет-нет, как раз вам пока лучше остаться.
Мы прошли в его кабинет и сели дожидаться дальнейших указаний. Панглосс подошел ко мне, стал тереться о ноги. Я поднял кота на руки, перевернув кверху лапами. Оказалось, что не вся его шерсть черного цвета – на животе проглядывало множество белых леопардовых пятнышек.
– Первый раз вижу такой окрас, – удивился я.
– Может, терся о пробирки с хлором? – предположил Роберт.
Он почесал коту брюшко, и тот замурлыкал на моих коленях.
Приехала «скорая». Тишина сменилась многообразием звуков: какой-то возней, звяканьем, бульканьем и приглушенными разговорами. Мы слышали голос Татьяны Петровны, правда не могли разобрать, о чем она говорит, но после до нас дошел смех Синицына, и мы успокоились. Проводив врача, все еще улыбаясь, он вошел в кабинет.
– Она говорит, что мы с доктором позорим ее сразу перед двумя кавалерами. Я прекрасно понимаю, ребята, у вас куча собственных дел, и ужасно сожалею о пропавшем занятии. Скажите, могу я попросить об одном одолжении?
– Конечно! – хором ответили мы.
– У нее незначительный гипертонический криз. Сейчас все в норме, но нужно прикупить кое-какие лекарства и уладить несколько личных вопросов. Естественно, она не должна оставаться одна. Вы двое были бы прекрасными сиделками. Ну как, не сочтете за труд?