– Это для опытов? – спросил я.
Он улыбнулся:
– Отчасти.
Я не смог удержаться от вопроса – так хотелось показать свое остроумие:
– Опытов с веществами или существами?
– Конечно, существами. – Синицын открыл коробку: по комнате разнесся непередаваемый аромат свежеиспеченной пиццы. – Надеюсь, он пройдет удачно и все мы останемся живы. Не знаю, как вы, ребята, но я жутко голодный.
Я вспомнил, что с утра толком ничего не ел. Роберт, видимо, тоже, потому что не заставил приглашать себя дважды. К тому времени, как мы покончили с импровизированным ужином, за окном уже сгущались сумерки.
– Не люблю это время суток. – Синицын поспешил задернуть шторы. – Терпеть не могу. Хорошо, что оно быстро проходит.
– Вы не любите ночь? – удивился я.
– Ночь? Нет, к ночи я отношусь с пониманием и уважением, хотя свет для меня предпочтительнее. Я ненавижу ее явные предвестники. Сам не знаю почему. Ощущаю психологический дискомфорт на каком-то уровне подсознания. Скажите, если у вас однажды собьются биологические часы и вы не будете знать, в какое время вас разбудили, сможете ли отличить сгущающуюся темноту сумерек от не наступившего еще рассвета?
– Думаю, да, но не сразу, – ответил Роберт.
– Ну конечно, это был глупый вопрос, – продолжил Синицын. – Таким образом я лишь хотел донести до вас основную мысль. При кажущейся одинаковой освещенности эти сумерки все же абсолютно разные. Сумерки рассвета наполнены энергией, силой приближающегося дня, они предвестники света. Мне приятно видеть, как небо проясняется с каждой минутой, как играют краски небосвода, будто их неустанно разбавляют чем-то, пока концентрация цвета из чернильно-синей не превратится в небесно-голубую. Кстати, Макс, в химии эту роль играют растворители. Я не нахожу этих оттенков в вечерних сумерках. Я вижу лишь поминутно ускользающий свет. Сначала день становится тусклым, серым, а вскоре и вовсе погружается во мрак. Гнетущее ощущение не отпускает меня вплоть до появления первых звезд. Тогда я наконец смиряюсь с темнотой, и она перестает на меня давить. В жизни, ребята, тоже порой самая темная полоса не вызывает тех давящих эмоций, которые испытываешь при осознании неизбежности ее наступления. Вы думаете, к чему я вам говорю об этом, – добавил он спустя некоторое время, очнувшись от своей задумчивости. – Ежу понятно, я намекаю, что уже стемнело и кому-то давно пора домой.
Глава десятая
– Ты мог бы, если захочешь, конечно, переночевать у меня сегодня? – спросил Роберт, когда мы вышли из подъезда.
Мои родители никогда не чинили мне препятствий, если я заранее предупреждал, что остаюсь у друзей. Кроме Антона, идти ни к кому не хотелось, так что делал я это крайне редко. Честно говоря, мне было все равно, где я сегодня упаду, и, поскольку половину пути мы так и так шли вместе, я не стал сопротивляться.
– А как к этому отнесется твоя семья?
– Отец на работе, мама тоже уйдет на смену. Дома будем мы и Алиса – моя мелкая. Ей три с половиной. Любимое занятие – сказки по ролям. Роли распределяет она, сюжет придумывает она – я не очень способный на детские сказки. Можешь думать что угодно, но ты реально окажешь большую услугу, разделив со мной вечерние обязанности. Потом, если захочешь, займемся твоими проблемами с учебой – когда-то ведь придется начать.
Я с маленькими детьми наедине никогда не общался. Мне вдруг стало интересно, как это вообще происходит.
– Мы начали этот вечер со старушкой, почему бы для разнообразия не закончить его в компании ребенка? – ответил я Роберту.
Он улыбнулся.
– Отлично.
– Только я с самого утра дома не появлялся. Заскочу ненадолго и сразу к вам. Диктуй адрес.
Роберт назвал мне улицу и дом. Это было не так уж далеко от меня, минут десять-пятнадцать быстрым шагом. Я закинул свой рюкзак в прихожую, прихватил зубную щетку, под куртку надел толстый свитер, крикнул: «Пока, мамуль!» – и, на ходу застегивая пуговицы, выскочил во двор, к тому времени уже полностью погрузившийся в темноту. Я искренне надеялся не встретить никого из старых знакомых. Фонари в моем дворе не горели с тех пор, как сосед по пьяни протестировал на них пневматику. Мужика привлекли к ответственности, наложили штраф. Он законопослушно его оплатил, но лампы так никто и не поменял. Ничего, скоро ляжет снег, будет не так мрачно. Я почти обогнул стоянку, где на ночь оставляли свои машины жильцы нашего дома, когда мое внимание вдруг привлекли две фигуры, подозрительно маячащие возле новенького белого форда. Приглядевшись, я узнал в них хорошо знакомых парней – Герыча и Тимура, которого после очередной шуточки Чибиса все звали Таймер. Таймер – потому что стоит на стрёме положенные пять минут.
Я подошел к ним и крикнул как можно громче:
– Здорóво, пацаны! Чем занимаетесь?
– Тише, идиот, – прошипел Герыч.
Я заметил, что он пытается аккуратно вскрыть замок.
– Вы совсем обалдели? Это же тачка дяди Саши, моего соседа!
– Не твоя – и радуйся, ботаник!
– Ботаник?! – повторил я от неожиданности.
– Ты ж у нас теперь… как это… с нами знаться не хочешь, в учебу вдарился, – любезно пояснил мне Тимур.
По его речи и специфическому запаху, исходящему от обоих, нетрудно было догадаться, что они уже немало выпили. Вместо того чтобы спорить, я со всей силой пнул по колесу, тотчас заорала сигналка, и пацаны, осыпая меня проклятиями, со всех ног бросились удирать со двора.
Естественно, я понимал, что этот поступок не сойдет мне с рук просто так. Для того чтобы уладить ситуацию, нужно как можно скорее перетереть с Чибисом и остальными. С моим красноречием мне не составит труда оправдаться. Тем более Герыч и Таймер давно уже потеряли уважение «толпы», потому что почти все вечера проводили пьяными. И все же, пойди я на это, с одной стороны, был бы в безопасности, а с другой – в зависимости перед теми людьми, которым я меньше всего хотел быть что-то должен. При одной только мысли об этом вновь подкатила тошнота. На самом деле, конечно, ничуть меня не тошнило. Я дал такое название смеси чувств, имеющей очень сложный состав: в обязательном порядке стыд, хотя ничего позорного я не совершал, брезгливость, скука, тоска зеленая и, главное, ощущение собственного ничтожества. Бывает, летишь на машине с горки, и дух захватывает. Оказывается, что-то похожее, только куда более неприятное, можно испытать и при моральном падении.
Я ускорил шаг. Оставалось пройти один дом, когда меня окликнул Герыч:
– Куда спешишь, Макс? Нам показалось: ты соскучился и хочешь пообщаться.
– Пытался вас догнать, но вы слишком быстро бегаете, – ответил я.
– И все же это мы тебя догнали. А знаешь, зачем?
– Я не умею угадывать. Я вообще тупой. Выражайся конкретнее.
Я прикинул, что мне нечего опасаться: их по-прежнему штормило, и в случае драки они не смогли бы нанести мне серьезных повреждений. Но я жутко не любил драться. Не знаю почему. Может, игрушки в детстве какие-то не те покупали. Мальчишкам ведь всем нравится хотя бы делать вид, что они наносят удары, а мне – нет. Мне противно ощущение разбитого лица под моим кулаком. Я и из борьбы ушел только потому, что не видел в ней смысла.
– Если конкретнее – за тобой должок, – продолжил Таймер.
– Я сегодня не подаю.
– И не нужно. Мы свое сами возьмем. – С этими словами Герыч потянулся к карману моей куртки.
Я не отступил: денег все равно не было. Это явно его разозлило.
– Какого черта ты сейчас влез? По твоей милости нескольких штук лишились. Мы этот вариант два дня отрабатывали. Других пока нет, так что бабок с тебя слупим.
– Бабок у дедки будешь просить, у меня голяк. – Я вывернул карманы в знак доказательства.
Я действительно в спешке забыл забрать из рюкзака телефон и всю наличность, которой располагал. Поняв, что с меня нечего взять, Герыч разозлился еще больше. Он замахнулся, чтобы нанести удар прямо в лицо, но я перехватил его. Как я и думал, Герыча прилично шатало. Второй рукой я спокойно мог надавать ему, но продолжал неподвижно стоять, не отпуская его разжавшийся кулак. О Таймере я вспомнил, только когда челюсть сбоку пронзила острая боль. Раньше я не догадывался, для чего этот гад носит дешевую печатку на среднем пальце, сейчас же в полной мере ощутил ее поражающее действие. Я весь подобрался, но продолжения не последовало. Увидев кровь, медленной струйкой стекающую с моей верхней губы, пацаны отшатнулись и пошли прочь куда-то в сторону мусорных баков.
Второй раз за сегодня я пожалел об отсутствии снега – с его помощью хоть как-то можно было привести себя в порядок.
«Только детей пугать», – думал я, поднимаясь по лестнице на нужный этаж.
– Алиска, пошли скорей… встреча-а-ать… – Последнее слово Роберт тянул медленно, разглядывая мою разбитую физиономию.
Девочка спряталась за диваном и не спешила первой выходить знакомиться с гостем.
– Давай в ванную, умоешься, – прошептал он.
Зеркало ванной комнаты сообщило, что выгляжу я немного хуже, чем ожидал. Верхняя губа раздулась и с краю прикрывала собой нижнюю, но кровь уже не текла. Засохшую я смыл водой, и только после этого Роберт спросил меня:
– Много их, что ли, было?
– Фигня. Полтора человека.
– Конфликт исчерпан?
– Ну, этого я не знаю.
– Чем помочь?
– Пить хочу.
Роберт проводил меня в кухню, где на диване восседала маленькая Алиса, за просмотром мультфильмов совсем забывшая о госте.
– Привет, – попытался я начать диалог.
Девочка не ответила, даже в мою сторону не посмотрела.
– Ей нужно привыкнуть, – отметил Роберт. – Просто сядь рядом и жди свой чай.
Так я и сделал. Вскоре девочка посмотрела на меня, глазки ее округлились, когда она увидела рану на губе, и спросила:
– Где ты так ударился, Максик?
– Я торопился к вам, поскользнулся и упал, – ответил я милому существу. – Это ты назвал меня Максик? – обратился уже к ее брату.
– Я сказал, что к нам придет Макс. Уменьшительное она сама придумала. Звучит, кстати, мило, – ответил он с улыбкой.