Алеша ничего не ответил. Да ему и некогда было: подкатились пустые тележки, надо было выставлять формы.
Глава седьмаяВСТРЕЧА
Наступал вечер, в комнате потемнело. На потолке над алешиной кроватью появился световой квадрат — это на улице включили фонари.
Коля рассматривал переливавшиеся разноцветными искорками морозные узоры на окне. Он хотел вздремнуть перед сменой, но никак не мот уснуть, так его разволновала картина «Падение Берлина», которую он только что посмотрел в новом кино.
Надо будет обязательно написать отцу в колхоз — пусть посмотрит ее и вспомнит, от кого он получил свои три ранения. Гитлер! С какой ненавистью говорил о нем народ! Теперь Коля увидел его, как живого. Психопат, смотреть тошно, а сколько людей погибло из-за него, сколько горя перенесли все! Как только земля носит таких гадин!
Ну и дали же жару гитлеровцам, вовек не забудут! Один Алексей Иванов сколько их наколошматил… Такой здоровяк, настоящий богатырь! Хорошо быть таким силачом!
Будет война или нет? От всей души он хочет, чтобы войны не было, чтобы всегда был мир. Сколько еще заводов на Урале можно построить! Какие урожаи вырастить в колхозах!
А Алексей Иванов — чудак! Встретился с товарищем Сталиным и до того растерялся, что даже имя-отчество Иосифа Виссарионовича перепутал. Коля засмеялся, вспомнив, как Алексей Иванов чуть не сшиб с ног провожавшего военного, когда увидел товарища Сталина, — так попятился. Чудак этакий, чего растерялся! Небось бы, он, Коля…
Коля запнулся в своих размышлениях. Ему показалось, что он напрасно храбрится. Вряд ли сам он оказался бы смелее, если бы довелось встретиться с товарищем Сталиным. Алексей Иванов хоть потом разговорился, даже про любовь свою рассказал, а он, Коля, наверно, не сумел бы и слова вымолвить… А все-таки хорошо было бы увидеть товарища Сталина!
А что? Такое может случиться. Поставит Коля свой рекорд, услышит об этом товарищ Сталин, скажет тому самому военному: «Пригласите ко мне формовщика Николая Кострова. Хочу узнать, почему не все формовщики работают так, как товарищ Костров».
Коля встал, выпил воды и постарался себя успокоить: где там рекорд, когда он еще только-только справляется с нормой! Вот поработает годика три-четыре…
Алешу, если он сумеет выдать за смену тысячу опок, вполне могут пригласить. Он заслужил это, ни у кого в пролете нет такой высокой выработки, как у Алеши, даже старые формовщики отстали. Ведь приглашал же министр к себе в Москву Зину Захарову, станочницу из механического цеха. И не только сам с нею беседовал, а даже попросил выступить перед академиками, профессорами, инженерами, рассказать об опыте своей работы. Тоже, наверно, растерялась. Алешу надо непременно предупредить, чтобы готовился. А то придет приглашение, как снег на голову, растеряется Алеша не меньше, чем Алексей Иванов…
…Коля проснулся от стука открываемой двери.
— Отдыхаешь? — спросил его Алеша, проходя к своей кровати.
— Отдыхаю. Вот что, Алеша, я сказать тебе хочу. Ведь тебя могут вызвать в Москву, так что ты будь к этому готовый…
— В Москву? Зачем в Москву?
— А вдруг товарищ Сталин захочет с тобой поговорить?
Алеша изумленно рассматривал Колю:
— Тебе что, сон такой приснился?
— Ничего не сон. Я «Падение Берлина» смотрел. Там товарищ Сталин одного сталевара к себе пригласил, так тот совсем растерялся. Вдруг и тебя пригласит, и ты тоже растеряешься?
Алеша засмеялся:
— Чудак ты, Коля! Не бойся, не растеряюсь.
Коля обиженно поджал губы:
— Ну, знаешь, всяко может случиться. Мне — что, я тебя предупредил, а ты как знаешь…
— Спасибо, Коля! Только я не думаю, чтобы такое случилось. Для этого надо настоящим героем труда быть…
Они помолчали, думая каждый о своем.
— Так ты уже ходил в кино? Хорошая картина? — спросил Алеша.
— Хорошая, — холодно ответил Коля.
Он был недоволен, что Алеша так спокойно и равнодушно отнесся к его словам. Он уже верил и даже гордился тем, что вот случится же такое, пригласят его товарища Алешу Звездина в Москву, если не к товарищу Сталину, то, по крайней мере, к министру. Теперь радостное чувство омрачилось: не верит Алешка, а ведь такое может быть!
— Я хотел вместе с тобой пойти. Ну, раз ты уже посмотрел… — Алеша нерешительно замолчал и подошел к окну.
Там виднелись ярко освещенные окна противоположного дома. В одном из них на легкой занавеске был отчетливо виден силуэт женщины, читающей книгу.
Идти в кино одному или не идти? Раньше Алеша, не задумываясь, пошел бы один, но сегодня… Клава сказала, что она тоже собирается в кино. Вдруг он ее там встретит?
Непонятная нерешительность охватила Алешу. Он нисколько не робел перед девушкой, встречаясь с нею на производстве. Спокойно разговаривал о цеховых и комсомольских делах, иногда даже подшучивал над нею. Но ни разу ему не приходилось встречаться с Клавой один на одни в нерабочей обстановке. И не только с нею, но и ни с кем из девчат.
Его все больше охватывало непонятное волнение, смешанное с робостью, радостью и надеждой, словно вот-вот в его жизни должно случиться что-то очень значительное, важное, неповторимое. В первый раз он испытывал такое чувство и чуть было не решил не ходить в кино. Но очень хотелось пойти и увидеть Клаву.
Коля с любопытством наблюдал за тем, как наряжается Алеша. Совсем непохоже было, чтобы он собирался в кино: надел шелковую рубашку, долго мучился с галстуком, пока не затянул его в огромный узел, вытащил из шифоньера новый, недавно купленный бостоновый костюм, желтые ботинки с подошвой в палец толщиной.
Коля не удержался и заметил:
— В кино ведь не раздеваются…
— Надо же когда-нибудь и костюм носить, — смущенно возразил Алеша.
Он надел пальто, шапку и еще раз повернулся перед зеркалом. В зеркале стоял высокий, широкоплечий юноша с взволнованным и немного тревожным взглядом.
«Как все-таки одежда меняет человека!» — удивился Коля.
…Новый кинотеатр был выстроен на пригорке и резко выделялся своими пятью фасадными колоннами на фоне окружавших его жилых домов. Все здание было выкрашено в светло-голубую краску, мягко подчеркивавшую белизну лепных карнизов.
Огромный плакат изображал воина с автоматом в руке, составленная из цветных электрических лампочек крупная надпись «Падение Берлина», ослепительные лучи прожекторов, в упор направленные на колоннаду театра, — все это еще более выделяло здание, придавало ему особенный, торжественно-праздничный вид. Театр, и в самом деле, был праздничным подарком. Еще недавно заводские юноши и девушки смотрели кино в старом бараке, с первых дней строительства приспособленном под кинотеатр.
Алеша два раза обошел здание кругом, по-хозяйски осматривая его со всех сторон. Он приходил сюда в последний раз летом, когда театр еще отстраивался. Со всех сторон здание окружали леса. Тогда здесь было грязно, замусорено, неприглядно. Не верилось, что может на пустыре вырасти настоящий дворец.
Хорошая профессия — строители! Когда они начинают свое дело — кажется, ничего интересного нет. Наоборот, много хлама и мусора, весь участок разворочен и перекопан. А когда закончат, неожиданно для всех, кроме строителей, появляется красивое здание — подарок народу.
У Алеши начали зябнуть ноги, и он вошел в кино.
В небольшом вестибюле все было еще новенькое, ослепительно чистое. Сверкали чистотой выложенные белыми кафельными плитками панели, блестели желтые, плиточные полы. Над оконцем кассы горела лампочка в матовом абажуре, освещая план зрительного зала.
Алеша опоздал на шестичасовой сеанс и взял билеты на восемь часов.
Пожилая контролерша в форменной куртке с галунами сидела у входа. Выражение лица у нее было торжественное, словно и для нее была непривычна и эта новая, еще не обношенная форма, и это новое помещение. Она приподняла бархатную портьеру и пропустила Алешу внутрь.
Полукруглое фойе освещала большая бронзовая люстра. Свет дробился на мелкие искры в хрустальных подвесках. В нишах стен были выставлены большие панно на темы Отечественной войны. Алеша пошел к картинам.
Откуда-то с вышины раздался громкий голос:
— Алеша, забирайся сюда, отсюда лучше видно!
Звуки гулко раскатились по пустому залу, на несколько секунд приглушив доносившуюся из кинобудки музыку.
Алеша оглянулся и оторопел: «Она!». На балконе, за отлитыми в алешиной литейке узорчатыми перилами — он их сразу узнал по рисунку, — стояла Клава. Сконфуженная неожиданной громкостью своего возгласа, она прикрыла рот ладонью, а другой рукой энергично махала Алеше, подзывая его к себе.
Алеша по винтовой железной лестнице взбежал на балкон.
Клава тоже приоделась. На ней было пальто с широким серым каракулевым воротником, обычный платок она сменила шапочкой из такого же серого каракуля. Она показалась Алеше необыкновенно красивой. Это была как будто не та Клава, которую он каждый день встречал в цехе, — особенная, праздничная Клава.
Алеша еще более смутился. Он торопливо снял перчатку, растерянно пожал ей руку, потом вспомнил, что они уже здоровались и не один раз. Не зная, что делать, он зачем-то снял шапку, сложил в нее перчатки и стал придумывать, куда же теперь девать все это имущество. Наконец засунул шапку подмышку, а ставшие непомерно длинными руки затолкал в карманы.
— Тебе нравится кино? Хорошо отделано, правда?
Не пришедший в себя Алеша неопределенно пробормотал:
— Не знаю, не огляделся еще…
Клаве показалось, что он чем-то расстроен, и она замолчала.
Озираясь во все стороны, Алеша увидел буфет. Буфетную стойку он заметил еще снизу, но все же сделал удивленное лицо:
— А-а! Здесь, оказывается, буфет есть! Пойду, посмотрю.
Он принес два брикета мороженого. Один неловко сунул Клаве, на другом развернул бумагу и начал есть сам. Они уселись за столик и долго молчали, делая вид, что всецело поглощены мороженым.
Чем меньше становился брикет, тем больше тревожился Алеша. Вот скоро начинать разговор, а о чем? Он подумал, что, пожалуй, проще всего купить еще по брикетке, но и от этой у него уже все оледенело во рту…