Чувство благодарности охватило Алешу. Да, он обязан отблагодарить всех тех, кто дал ему такую жизнь. Отблагодарить на производстве своим трудом, своей смекалкой, выдумкой. Всех — народ, партию, Сталина! И особенно товарища Сталина он обязан и должен отблагодарить!
Кто, как не сталинские люди подобрали его, беспризорного сироту? Кто, как не сталинский колхоз воспитывал его двенадцать лет, заменил отца и мать? Кто, как не сталинское ремесленное училище выучило его тонкому и умному ремеслу формовщика? И работает он теперь на новом, хорошем заводе, который носит имя великого Сталина!
…Алеша закрыл глаза. Надо спать, чтобы завтра выйти на смену свежим и бодрым. Но разгоряченная событиями дня мысль никак не хотела угаснуть. Внезапно припомнилась статья из последнего номера комсомольской газеты о положении молодежи в капиталистических странах. Трудно живется там простому народу. Вот он, Алеша, работает на полный размах, а там работа — великое счастье, о котором могут только мечтать миллионы юношей. Месяцами стоят молодые рабочие в очередях у проходных, чтобы добиться хоть какой-нибудь работы. Ребята с университетскими значками служат официантами в кабаках…
Рассказать бы им, как он, простой формовщик, приехал поступать на завод с путевкой самого министерства — пожалуй, не поверили бы. Как им понять, что есть такое правительство на свете, которое заботится о работе для рядового формовщика?
Потом в его памяти, как на экране, появился портрет китайского юноши: смелые, пытливые глаза, шапка черных волос над высоким лбом. Под портретом подпись: передовик машиностроительного завода в Шанхае.
Когда Алеша подумал о том, что произошло в Китае, ставшем теперь особенно близким и родным, все свои личные дела показались ему бесконечно маленькими. Ну, что это значит — дает по две-три нормы? Пусть он работает хорошо, пусть даже отлично работает. Но какое его достижение маленькое по сравнению с тем, что произошло в Китае!
Но каким бы маленьким не казался его труд у формовочного станка, — все равно он на пользу общему делу. Все равно и его, алешин, труд, и труд его товарищей, и усилия могучего китайского народа — все это направлено к одной цели: чтобы счастливой была жизнь простого народа, чтобы мир был во всем мире.
Ему захотелось, когда он добьется своего и выставит за смену тысячу форм, посвятить свое достижение китайскому народу. Пусть маленькое достижение, неважно! Может быть, о нем узнает и китайский юноша с машиностроительного завода.
Клава должна это одобрить.
Алеша уснул, представляя себе Клаву: сначала она нахмурится, подумает, потом улыбнется и скажет: «Правильно, Алеша!»
Часть втораяШИРОКИЕ ГОРИЗОНТЫ
Глава перваяНЕУДАЧИ
Николай Матвеевич остановился у алешиного станка. Стоял он долго и очень внимательно наблюдал за работой молодого формовщика.
Под его молчаливым, испытующим взглядом Алеше стало неловко. Необычного, конечно, ничего не было, наоборот… Начальнику пролета просто захотелось посмотреть, как идет работа с новыми приспособлениями — педалью для открывания бункера и сифоном для опыления опок. А Алеше было неловко.
Слишком хорошо знал Алеша начальника пролета, чтобы допустить мысль, что такой знаток формовочного дела не разглядит плохой работы формовщика. А работал Алеша плохо, очень плохо…
Новая педаль не только не улучшала, а, наоборот, тормозила работу. Привыкшая к обычным движениям рука тянулась к рукоятке и… беспомощно повисала в воздухе. Только после этого ненужного, бесполезного движения Алеша пускал в ход педаль.
Дело было даже не в потерянных секундах, а в том, что нарушался общий темп работы. Алеша чувствовал себя так, как будто впервые встал за станок.
Под ногой торчала новая педаль. Сколько разговоров велось о ней в цехе. Надо было обязательно дать высокую выработку, чтобы ответить тем насмешникам, которые не верили в алешину «затею».
Алеша посматривал на цеховые часы и ясно видел, что никакой высокой выработки у него сегодня не будет. Пожалуй, он чуточку перешагнет за норму, но ведь при старом способе он без приспособлений давал по две-три нормы.
Неудачно получилось и с сифоном для обрызгивания опок. Сифон тоже мешал работать. Угол носка был не то неверно рассчитан, не то слесаря неправильно его отогнули. Облачко распыленной нефти не ложилось в опоку, а скользило мимо нее. В первые же полчаса работы Алеша понял, что и от этого новшества пользы ему сегодня не будет.
Во-первых, опять-таки приходится ждать несколько секунд, пока нефть ляжет в опоку. Во-вторых, зря распыленной нефтью загрязнялся станок. В-третьих, нефти расходовалось гораздо больше, чем раньше. Правда, терялись копейки, но и их было жалко. А в-четвертых, стыдно было перед товарищами. Он видел глаза формовщиков, когда те по своим делам проходили мимо. В одних сквозило любопытство, в других — сочувствие, а у некоторых в глазах была самая откровенная насмешка.
Но Алеша терпел. Почти до самого обеда он терпел работу неправильно поставленного сифона. Потом стало совершенно ясно, что часть опок наверняка даст брак отливок из-за неправильного распыла. Почасовая выработка ползла и ползла вниз.
Алеша решился. Он оглянулся кругом, потом решительно достал ключ, быстрыми движениями отвернул скрепляющие болты, снял сифон и сунул его в сторону. Хмуро посматривая на формовщиков, он обошел станки и отыскал свободную банку, чтобы перейти на старый способ опыления опоки. Да, на старый способ! Обидно было: Алеша чувствовал на себе молчаливые внимательные взгляды формовщиков.
Вот в таком состоянии и застал его Николай Матвеевич. Он долго и внимательно наблюдал за его работой, и Алеша только поеживался под пристальным взглядом начальника пролета и секретаря партийного бюро. Потом Николай Матвеевич закурил и спросил:
— Что с сифоном? Не идет?
— Струя мимо летит. По-моему, носок надо пониже нацелить.
Николай Матвеевич кивнул головой, подозвал уборщика и приказал унести сифон в механическую мастерскую. Докурив папиросу, выждал, когда Алеша подойдет поближе и сказал:
— Алеша, ты сегодня после смены зайди ко мне.
— Может быть, немного погодя, Николай Матвеевич? Приспособления хочется освоить.
— Нет, обязательно сегодня! Обязательно! — подчеркнул начальник пролета и ушел.
После ухода Николая Матвеевича у алешиного станка стали один за другим появляться все те, кого он меньше всего хотел бы сегодня видеть.
Первым подошел Саша и тоже уставился на Алешу своими слегка выпуклыми глазами… Конечно, он с первого взгляда заметил, что Алеша потерял уверенность и четкость движений. Появилась торопливость. Даже не торопливость, а суетливость, спешка.
Саша знал, что значит такая спешка: чем больше суетишься, тем меньше становится выработка. Ему захотелось ободрить и успокоить товарища:
— Только не торопись, Алешка! Главное — не торопись!
— Иди ты, советчик! — раздраженно отмахнулся Алеша.
Саша терпеливо смолчал. Он понимал: другу приходится нелегко.
Минуты две он продолжал наблюдать за его работой… Но не в сашиных силах было долго носить в себе то, что так и рвалось наружу. Он уловил момент, когда Алеша приблизился, и прокричал:
— У меня, Алеша, идейка одна есть! Хо-орошая идейка!
Алеша с нетерпеливой досадой блеснул глазами в сторону улыбающегося, радостного Саши. Чего он привязался! Какие тут идейки! Сегодня все алешины мечты, одна за другой, лопались, как мыльные пузыри. Сифон, на который он так рассчитывал, пришлось снять. Педаль никаких результатов еще не дала и вряд ли даст…
— Я думаю попробовать присадки на крупные формы делать, — продолжал кричать Саша. — Зачем нам мелкие детали отливать отдельно? Просто даже глупо, если хорошенько разобраться. Надо их вместе с крупным литьем отливать. Интересное дело, верно?
— Слушай, Сашка, не мешай! — сдерживая себя, ответил Алеша. — Об одном тебя убедительно прошу — не мешай!
— Ладно, ладно, не буду! — миролюбиво согласился Саша. — Только ты не пугайся трудностей, Алеша, — по-новому работать никогда не легко. Я сам, когда начинал в один переверт работать, тоже не мало понервничал…
Честное слово, это уже походило на издевательство! И Алеша что было силы закричал:
— Уйдешь ты отсюда или нет?
— Ладно, ладно, уйду, не кричи! Только не суетись, постарайся работать не спеша…
Вскоре у станка появилась Клава. Конечно, она тоже имела право появиться у станка — ведь Алеша испытывал сконструированный девушкой автоматический сифон. И над созданием ножной педали для бункера она тоже не мало похлопотала… Спорить нечего, право она имела, но было бы куда лучше и спокойнее, если бы она не появилась сегодня у алешиного станка.
Клава поискала глазами сифон, не нашла его и, конечно, тотчас же задала вопрос:
— Алеша, а сифон? Где сифон?
— Снял, — хмуро ответил Алеша.
— Почему?
— Неправильный распыл.
— Тут что-то не так! В конце концов, можно было на ходу поправить.
— Все руки обломал. Поправишь его, как же!
Алеша чувствовал себя очень виноватым перед девушкой. Ему, лучшему формовщику, отдали испытывать новое приспособление. Кто знает, отчего получался неправильный распыл: или оттого, что слесаря неправильно выполнили работу, или оттого, что у конструктора расчет был неверен…
— Нет, не может быть, у меня расчет правильный! — точно читая его мысли, волновалась Клава. — Голову на отсечение даю! Куда унесли сифон?
— Кажется, к механикам в мастерскую. Николай Матвеевич велел. Между прочим, он вызывает сегодня меня…
— Николай Матвеевич? Зачем?
— Не знаю. Наверное, насчет всей этой премудрости будет разговор. — Алеша кивнул на педаль и в сторону мастерской, куда унесли сифон. — Осваивать новую технику не умею — вот и намылит мне шею.
Клава пристально посмотрела на Алешу.
— Алешка, ты трусишь! — не то вопросительно, не то утвердительно сказала она.