ея, Алеша: сделать наш цех, а затем и весь завод предприятием коллективного стахановского труда…
— Весь завод стахановским? — сказал Алеша, и в его воображении возник лозунг инструментальщиков, который вывешивали на улице в предрассветный утренний час: «Сделаем наш инструментальный цех стахановским!» Значит, началось: и они будут бороться за звание цеха коллективного стахановского труда. Это хорошо! — Большое дело, Николай Матвеевич. Даже как-то боязно браться. Надо будет побольше нажимать на рационализацию, так я понимаю?
— На все нажимать, Алеша! На рационализацию, на качество, на учебу. А самое главное — не только самому хорошо работать, но и подтягивать товарищей, добиваться общего подъема. Завтра ты начнешь формовать новые крышки домкрата, — сказал Николай Матвеевич, заканчивая разговор. — Желаю успеха!
— Завтра? — Алеша вспомнил все свои сегодняшние неудачи, и у него упало настроение. Как же так — завтра? Он еще не привык к педали и сифону, еле-еле справился с нормой, а тут сразу такая ответственная работа. — Боюсь, Николай Матвеевич! Ведь сифон-то у меня еще не пошел…
— Вот, на новой работе и будешь его осваивать. Чего лучше? — Он пожал Алеше руку и спросил: — Ну, как твое настроение? Еще переживаешь?
— Нет! — твердо ответил Алеша.
— Спокоен? Нисколько не переживаешь?
— Нисколько!
— Отправляйся домой и отдыхай. Завтра ты должен быть бодрым и крепким.
Алеша все же зашел сначала в цех: надо было посмотреть, как идут дела у Витьки Щелкунова. Он пошел к своему станку, боясь, что сменщик запоролся совсем. Наверное, ругает новую педаль на чем свет стоит. «Надо подбодрить парня, а то еще, чего доброго, заставит снять педаль, как я сифон снял…» — думал он.
Он был крайне удивлен, когда увидел, что широкое веснущатое лицо Витьки Щелкунова освещено добродушной, удовлетворенной улыбкой.
— Алешка! А ведь получается! Смотри, еще как! — прокричал он.
Действительно, Щелкунов работал хорошо, спокойно. Уверенно нажимал педаль, и лишь только начинала сыпаться земля, как его руки тут же разравнивали ее по опоке. Даже несведущему человеку было ясно, что те несколько секунд, которые раньше затрачивались на ручное открывание бункера, теперь были наверняка сэкономлены. Алеша прикинул в уме и убедился, что Витька даст не менее двух норм в смену…
— Нам завтра новую работу дадут, — сказал Алеша, не без легкой зависти наблюдая за четкой работой Щелкунова — ему самому сегодня так работать не пришлось. — Готовься к бою, Виктор!
— Чего, чего? — не расслышал Щелкунов. Он остановил станок и подошел поближе.
— Отливки для машин на стройки коммунизма.
— Ну-у? На самый Волго-Дон?
— И на Волго-Дон, и на другие. Оснастку для грузинских машин-гигантов будем делать…
— О-о! Ответственное дело! Технология меняется?
— Технология без перемен, только особая точность и качество.
— Ну, тогда все в порядке! Тебе кто говорил? Николай Матвеевич? Так ему и скажи: Виктор Щелкунов не отстанет по всем показателям! — Он кивнул на ножную педаль. — А знаешь, эта штука здорово действует. Верно, первый час не ладилось, помучился маленько, даже расстроился… Так и думал, что не привыкнуть мне к педали. А потом ничего, успокоился — и пошло. Неплохая штука, честное слово! Руки всегда свободны, хоть закуривай во время работы… Самое главное — не торопиться!
— То-то и есть! Самое главное — не торопиться! — подчеркнуто повторил Алеша и почувствовал, что краснеет.
Он вспомнил, как подходил к нему в прошлую смену Саша и тоже сказал: «Самое главное — не торопиться!» А как он встретил совет друга?
Алеше стало неловко, и он поспешил уйти.
Проходя мимо комнаты партбюро, не утерпел, приоткрыл дверь. Николай Матвеевич разговаривал с кем-то у окна.
— Извините, Николай Матвеевич! Вы постарайтесь, чтобы к завтрашней смене сифон наладили.
— Хорошо, Алеша. Если завтра не поставят — напомни мне, — ответил Соломин. — Я уже предупредил Солончакова.
Алеша бодро вышел из цеха. Настроение было хорошее. Широкими шагами он взбежал на второй этаж, в техническую часть, чтобы повидать Клаву. Там уже было пусто, только за одним из столов сидела Рая Рысева, старший техконтролер сторожевого пролета и что-то подсчитывала, треща арифмометром.
Она мельком взглянула на Алешу:
— Волновой уже нет, она ушла в комитет комсомола.
Алеша посмотрел на нее подозрительно. Откуда она знает, что он ищет Клаву, ведь он не сказал ни слова?
Но у девушки было серьезное, сосредоточенное лицо, она продолжала считать, почему-то время от времени покусывая губы. «Нет, ей, кажется, не до шуток…» — подумал Алеша и ушел.
Глава третьяРАЯ РЫСЕВА
Задолго до начала смены Алеша был уже в цехе.
Сознание того, что сегодня он начнет работать над заказом строек коммунизма, все больше и больше волновало его. Он проснулся рано, часов в пять утра, и долго ворочался с боку на бок: все думал и думал о предстоящем рабочем дне. Ведь теперь он будет участвовать в выпуске таких деталей, которые пойдут непосредственно на стройки коммунизма. Участие в великом строительстве становилось реальным, ощутимым. Он представлял себе громады гигантских машин, грузно ползущих по степям Поволжья, Украины и Дона, по желтым пескам Кара-Кумов, — и сердце начинало биться тревожно и в то же время радостно.
Не вытерпев, он оделся и побежал в цех. Семен Соловьев, третий сменщик Алеши, помахал ему черной, как уголь, рукой:
— Ага, прискакал? Знаешь, что мы для Волго-Дона начинаем формовку?
— Знаю. Модель дали? Сифон поставили? — деловито спрашивал Алеша, подходя к станку то с одной, то с другой стороны.
Модель была отделана, как нельзя лучше, — видимо, и модельщики знали, под формовку каких деталей она пойдет. Алеша покосился на сифон: тоже, кажется, работает неплохо, не чета вчерашнему. Одним словом, все было в порядке, оставалось лишь дождаться начала смены.
Только успел он прислониться к перегородке, отделявшей станок от выбивки, как вдали показалась Клава. В ее глазах светилось сочувствие и тревога.
— Ты готов, Алеша? Знаешь, какая у тебя формовка сегодня? — спросила она, поздоровавшись.
— Знаю. Для строек коммунизма.
— Как ты себя чувствуешь? — Клава озабоченно заглянула ему в глаза.
— Отлично чувствую. А что?
— А разговор с Николаем Матвеевичем? Чем он у вас закончился?
— Как тебе сказать… Обо всем поговорили.
— Ругал очень?
— Нет, совсем не ругал. Наоборот. «Ничего, говорит, не переживай очень-то! Не все сразу!»
— Правильно! Это я тебе тоже говорила. Помнишь?
— Между прочим, он забраковал мое предложение о питателях…
— Что ты говоришь? Почему?
— Не во-время говорит. Нельзя поощрять бракоделов. В общем поправил меня крепко…
Клава удивленно подняла брови. Она вспомнила, как горячо Алеша ратовал за расширенные питатели раньше, а теперь кажется совсем равнодушным… «Уже охладел? Или сдал позиции при первом препятствии? Рассчитывал, что все пойдет как по маслу?»
— И ты согласился с ним?
— Никуда не денешься — он прав.
— Прав? Вот как! — и Клава решительно постучала кулаком по краю станка. — Прекрасно, Алеша! Если ты отказался защищать свою идею — я возьмусь сама! Меня так легко не уговорят! Я буду драться!
— Дерись, дерись! — добродушно согласился Алеша.
— Что это такое в самом деле? Он обещал поддержать комсомольцев, если они затеют что-нибудь хорошее, а теперь нас затирают!
— Бедные комсомольцы! Совсем затерли малышек! — улыбаясь, подмигнул Алеша.
— Не остри, Алеша! Это тебе совсем не идет. Я пойду к нему и объяснюсь… Тут дело принципиальное!
Она умчалась так стремительно, что полы синего халатика взвились и затрепетали, как крылья.
Николай Матвеевич разговаривал с техническим контролером Раей Рысевой. Он мельком взглянул на возбужденную Клаву и кивнул ей:
— Присядь, Клава! Тебе тоже будет интересно послушать наш разговор.
Клава не хотела ждать. Будто не слыша приглашения, она начала говорить решительно и запальчиво:
— Николай Матвеевич! У меня к вам большая претензия!
— Да? — неопределенно ответил Соломин, пристально взглянув на девушку.
— Помните, вы обещали помочь комсомольцам, если они проявят инициативу? Помните?
— Кажется, был такой грех. А что, разве не помогаю?
— Нет, не помогаете! — решительно сказала Клава. — Вы зажимаете нашу инициативу! Да!
— Ты о чем, Афанасьевна?
— А предложение Алеши Звездина о расширении питателей? Почему вы отклонили его? Техчасть согласилась, а вы — против. Как это нужно понимать?
— Зажим? — спросил Николай Матвеевич.
Он смотрел на разгоряченное, взволнованное, покрасневшее лицо девушки. «Вот сдружились — прямо беда! Алеша ратует за сифон, Клава — за питатели…»
— Именно — зажим! — торопливо говорила Клава. — Где ваше слово, Николай Матвеевич? Мы же обязаны заботиться о высоком качестве отливок…
— Верно, Клава! А ты все-таки присядь! Мы сейчас ведем разговор на такую же тему — о качестве… Так, Рая, что же было дальше?
Рая Рысева — высокая, стройная девушка с румяным круглым лицом, — широко раскинув локти, низко склонилась над столом и вертела в руках пресс-папье. Взгляд ее черных глаз был сосредоточенным и напряженным. Короткая морщинка легла на широком, открытом лбу меж упрямо сдвинутых бровей.
Рая подняла глаза на Соломина и начала говорить спокойно, медленно, стараясь до мелочи припомнить все подробности того, о чем она рассказывала.
— Сначала он меня уговаривал. Говорит: «Чем меньше ты будешь общаться с производственниками, тем больше будет пользы для дела. Поверь мне, говорит, я старый контролер. Ничего доброго панибратство с производственниками не дает, в два счета можно попасть под влияние и тогда — прощай качество!»
— Под влияние? — переспросил Николай Матвеевич. — Да что мы, производственники, не заинтересованы в качестве? Что за дичь!