— Вот тебе раз! Почему ты так думаешь?
— Расчетов много. Я с питателями возился — испытал. С нашей арифметикой и соваться нечего.
— Расчеты пускай инженеры делают. Мы идею даем.
— Неинтересно! Самим бы все сделать…
Саша медленно сказал:
— Не знаю, как ты… Я надумал с осени в вечернюю школу поступать.
— Вот в чем и дело-то — поздно надумали. Год пропал зря…
В дверь постучали.
— Кто там? Заходите!
Вошел невысокий человек в мохнатой черной полудошке. Он казался почти квадратным. Внимательно осмотрел ребят:
— Формовщика Алексея Звездина ищу. Который из вас будет?
— Я Звездин. В чем дело?
— Машина подана. Прошу садиться.
— Какая машина? Куда садиться?
Водитель усмехнулся:
— Машина обыкновенная — «Победа».
— Ты что, Алешка, «Победу» купил? — заволновался Саша.
— Ничего я не купил. В чем дело, не понимаю?
— А чего тут понимать? — сказал водитель, снял с рук огромные, такие же мохнатые, как полудошка, рукавицы. — Мне дежурный по заводу сказал: «Поезжай,-найди формовщика Алексея Звездина и привези к директору». Я и поехал. Насилу нашел.
— Зачем директор вызывает, дежурный не сказал? — озадаченно спросил Алеша.
— Ничего такого не сказано. Привези, говорит, и все. Дозвольте присесть? — водитель уселся на стул и спросил: — Так поедете или переодеваться будете?
— Переодевайся, Алешка! Быстро переодевайся! — закричал Саша.
— Стоит ли? — усомнился Алеша. — Может, срочное задание? В цех придется идти.
— Какое тебе задание! Банкет — вот это будет правильно. Верно говорю, товарищ водитель?
— Сомнительно. А приодеться следует. Сколько людей ни возил к директору — все переодевались.
Наконец Алеша оделся. Саша критически его осмотрел:
— У директора будешь — особенно шеей не верти, а то галстук у тебя набок сползает. Некрасиво, когда сползает.
Он вышел проводить друга и, пока заводили машину, простоял у открытой дверцы, напутствуя Алешу. Потом, когда машина уже тронулась, внезапно забарабанил по крыше. Алеша приоткрыл дверь. Цокая зубами от мороза, Саша сказал:
— Ты расскажи директору о присадках. Пускай заставит инженеров подумать.
— Скажу, если случай выйдет.
Дверца захлопнулась. Обшаривая лучами фар фасады домов, машина круто развернулась и помчалась к заводу.
Глава седьмаяЗВОНИЛА МОСКВА
Миновав освещенный цепочкой лампочек длинный коридор, Алеша вошел в директорскую приемную. Окруженный телефонами дежурный по заводу сидел за большим столом, а напротив него на большом кожаном диване о чем-то беседовали двое. Один из них, в зеленом кителе, оглянулся, и Алеша узнал в нем Николая Матвеевича. Алеша обрадовался и сразу почувствовал себя спокойнее.
Николай Матвеевич, увидев Звездина, встал.
— Уже приехал? Отлично! Звонила Москва. Ты сколько сегодня заформовал?
— Семьсот двадцать четыре.
— Ого, порядочно! Ну, так приблизительно я и сказал министру. Присядь, Алеша! Сейчас мы с тобой пойдем к директору…
Соломин больше ничего не сказал Алеше и повернулся к собеседнику, продолжая прерванный разговор.
— Я разговаривал с Рысевой, Яков Михайлович, она неглупая девушка…
Алеша догадался, что это и есть начальник отдела технического контроля Яков Михайлович Арченко, о котором так много говорили в цехе в связи с увольнением Рысевой.
Это был розовый, упитанный человек, лет сорока, одетый в желтое кожаное пальто. Откинувшись на спинку дивана, он небрежно поигрывал пояском пальто, наматывая его на палец. Пальцы были длинные, беспокойные.
— Никогда не верьте первому впечатлению, товарищ Соломин, — оно обманчиво, — говорил Арченко. — Рысева самовлюбленная и упрямая девчонка. Карьеристка!
— Преувеличиваете, Яков Михайлович! — миролюбиво заметил Соломин.
— Нет, нисколько! Мнит себя новатором производства. Я терпел ее глупости, пока она занималась ими одна. Но глупость заразительна, и кое-кто из контролеров стал подражать Рысевой. Мог ли я позволить разлагать подчиненных мне людей?
— А вы не задавали себе вопрос: может быть, хоть маленькая польза будет от ее предложения? — тихо спросил Николай Матвеевич.
— Что вы! Сплошной бред! Проповедует дружбу контролеров и производственников. Ложный путь! Мы против таких отношений.
— За отчужденность?
— Если хотите, именно так: за отчужденность. И это в высшей степени нормально. Иначе быть не может. Технический контролер — страж качества. Какое ему дело, отчего происходит брак? На заводе, слава богу, есть кому заниматься качеством — мастера, технологи и прочие. А контролера, будьте добры, оставьте в покое. Его дело — беспощадно браковать и ничего больше.
Вспомнив что-то, он оживился и быстро заговорил:
— Если хотите знать, в Америке контролеры даже живут в отдельных кварталах, изолированно от производственников. Администрация намеренно ограждает их от всяческих нежелательных влияний. Да, намеренно! Когда я был в Америке, то сам, собственными глазами, видел целые кварталы, в которых живут контролеры. И поверьте, там не позволят какой-то сумасбродной девчонке коверкать установившиеся годами традиции технического контроля. Я не новичок в этом деле, порядочно изучил лучшие образцы организации дела… Так-то вот, товарищ Соломин! Теперь, надеюсь, вам понятно, в чем тут дело? Могу быть уверенным, что директору будет доложено как следует, объективно?
— Совершенно объективно! — подчеркнуто сказал Николай Матвеевич. — А что это нас так долго не приглашают, в самом деле? Ждем целый час…
— Давно уж совещаются, сейчас должны закончить, — отозвался дежурный.
Дверь кабинета распахнулась, вышла группа оживленно разговаривавших людей, пересекла приемную и исчезла в коридоре. Дежурный вошел в кабинет, тут же вернулся и пригласил:
— Прошу!
В кабинете были двое: широкоплечий и смуглый директор Григорий Иванович Ковалев и высокий, могучего телосложения парторг ЦК ВКП(б) Коронин Алексей Фомич.
Ковалев из-под черных нахмуренных бровей осмотрел вошедших и кивнул им:
— Присаживайтесь, товарищи! Нам надо разобраться с увольнением Рысевой. Она написала мне заявление. В объяснительной записке Яков Михайлович еще раз утверждает, что Рысева дезорганизовала производство. Доложите, Яков Михайлович, как было дело!
Откинувшись далеко на спинку кресла, в котором он сидел, и рассматривая ногти на своих длинных пальцах, Арченко заговорил так, словно не мог понять, почему его заставляют говорить о смертельно надоевших ему пустяках:
— Извините меня, товарищи, я недавно в этих местах и еще не привык к Уралу. Многое мне бросается в глаза и кажется очень, э-э, своеобразным. Работница провинилась, начальник цеха ее увольняет с работы, — казалось бы, что здесь особенного? Если мы будем тратить столько времени на такие мелочи, то когда же мы будем заниматься производством?
Ковалев поморщился и побарабанил пальцами по покрывавшему стол листу толстого стекла:
— Без предисловий, Арченко! Объясняйте по существу: за что уволили?
Арченко взглянул на Ковалева, на Коронина, слегка вздохнул и покорно сказал:
— Хорошо, я скажу. В этом деле есть две стороны… Эта так называемая Рысева поставила себя в явно ненормальные отношения с производственниками. Ее трудно отличить от рядовой стерженщицы: вечно носится по цеху, всем советует, путается в производственные дела, поучает рабочих, кругом у нее друзья и подруги. Одним словом, активничает…
— Разве это плохо? — удивленно спросил Коронин.
— Для контролера, да.
— Она что — брак пропускает?
— Нет, таких фактов не замечено.
— Квалификация низкая?
— Теоретической подготовки нет. Как говорится, выдвиженка…
— Так. — Ковалев надел очки и начал просматривать сцепленные скрепкой бумаги, откидывая лист за листом. — А вторая сторона вопроса?
Арченко сцепил пальцы и весь напрягся:
— Мой принцип — работать, а не рассуждать. Я — начальник отдела и требую, чтобы мои распоряжения выполнялись без рассуждений. А что делает Рысева? Сплошная демагогия! Я запрещаю — она меня не признает, я говорю «нет» — она рассуждает, я слово — она огрызается. Да что это такое? Где конец? Как прикажете поступать? Я обязан оберегать свой авторитет! Я обязан… — Он задохся и добавил уже потише: — Жалею, что просто уволил! Надо было выгнать с треском!
У него вздрагивали и трепетали ноздри, влажные губы обвисли и тоже тряслись. Всем стало неловко от этой необузданной злобной вспышки. Алеша даже поежился: да, трудновато пришлось Рае в отделе технического контроля.
Коронин исподлобья взглянул на Арченко:
— Партийному комитету известны другие обстоятельства увольнения Рысевой. Я поручил секретарю партбюро литейного цеха Соломину познакомиться с делом подробнее. Расскажите, Николай Матвеевич!
Соломин встал, выставил впереди себя стул и оперся о его спинку:
— Арченко недоговаривает и путает. Уволил он Рысеву за то, что она применила свой метод контроля по кольцу.
— Какое это имеет отношение к делу? Я уволил девчонку за нарушение дисциплины, за демагогию! Что, прикажете с ней цацкаться?
— Демагогия, демагогия! Привыкли громкими словами бросаться! — раздраженно сказал Коронин. — Что, Николай Матвеевич, она в самом деле взбалмошная девушка?
— Нет. Смелая, правда, за себя постоит, но ни глупой, ни взбалмошной назвать нельзя, а метод ее представляет большой интерес…
— Карьеристка! — взвизгнул Арченко.
— Тихо, вы! — резко прикрикнул Ковалев.
Окрик прозвучал неожиданно и громко. Арченко, до сих пор надеявшийся, что директор примет его сторону, понял, что и он против него. Он сразу увял и поник, громко дыша.
— Позорно получается! — сказал Коронин и встал. — Как же так? Наш советский человек придумал новый метод технического контроля, а вы преследуете его. Хорош ли, плох ли новый метод — надо разобраться, но для меня ясно: девушка старалась не ради личн