За Сашей двигались Клава и Алеша. Самому Алеше подъем давался легко, но он то и дело беспокойно посматривал в сторону Клавы: не тяжело ли ей, не устала ли, не нужно ли делать передышку? Вдруг это плохо отразится на Клаве, вон она какая тоненькая, как тростинка. Однако «тростинка» не поддавалась жаре, в овраги сбегала быстрее других и так же легко поднималась на кручи.
Спокойной и уверенной походкой не знающего устали человека шла Рая Рысева. На нее, казалось, зной не действовал совсем. В то время, когда другие были озабочены только подъемом, Рая находила время отойти в сторону, отыскать ягодное место, набрать пригоршни дикой малины, догнать ребят и поделиться ягодами со всеми. Она то появлялась впереди задыхающегося Саши и поддразнивала его, то, наоборот, исчезала куда-то, вызывая беспокойство проводника. Когда группа останавливалась, чтобы ее подождать, Рая неожиданно оказывалась впереди всех и, высокая, улыбающаяся, стояла на каком-нибудь скалистом выступе, поджидая группу и любуясь широким уральским видом.
Замыкали колонну Сима Чернова и Коля Костров. Всю дорогу Сима опекала его: то пыталась поддержать его под руку, когда подъем становился особенно крутым, то, первой взобравшись на встретившуюся на пути скалу, протягивала ему руку, чтобы помочь подняться. Коля недовольно отмахивался от этих услуг: чего она, в самом деле, за маленького его считает? Коля косился на ребят — не замечают ли они, как Сима в мамки играет, а он кукленком стал? Но никто не обращал на него внимания, и Коля успокоился. В конце концов, не так уж неприятно, когда за тобой ухаживает девушка…
Наконец они взобрались на одну из вершин хребта. Она была выше других, и вид на Урал открывался широкий, до самого горизонта. С юга на север, гряда за грядой, тянулись темнозеленые хребты, густо опушенные сосновыми лесами. Словно огромные зеркала, блестели на солнце неподвижные горные озера. По дну долины делала крутые повороты и петли серебряная лента реки. Через пустыри и поляны пролегали нити шоссейных и проселочных дорог. Местами по ним двигались столбы пыли — шли автомашины…
На восточном берегу реки весь, как на ладони, раскинулся завод.
Глаза ребят тотчас же отыскали литейную — родной цех, с которым прочно была связана жизнь каждого из шести.
Саша попытался посчитать фонари на крыше цеха, определить место, где стоит его станок.
Алеша вздохнул: когда-то это был его станок… А у сменного мастера рабочее место известно какое — весь плавильный пролет. Там стоит его любимица — литейная машина. Правда, пока еще одна, но скоро должны появиться вторая и третья — получше первой.
Чудесным белым замком высится полускрытый вековыми соснами парка Дворец культуры. Клава смотрит на него и думает: «Здесь наглупил Алеша, чудак этакий! Трудновато было, пока разобрались!»
Она вспомнила, как выручали шелковый отрез. Алеша решительно отказался идти в партбюро — ему было совестно Николая Матвеевича. Пошла Клава. Она зашла в партбюро, молча и деловито взяла шелк, аккуратно и не спеша свернула и так же молча вышла.
— Разобрались? Вот и хорошо! — подняв голову, напутствовал ее Николай Матвеевич.
Рядом с парком — соцгород. Плотно примкнув друг к другу, стоят дома — голубые, белые, кремовые, розовые. Между ними залитые бетоном и асфальтом проезды и дворы. На окраинах города видна взбугренная земля, тянутся узкие щели будущих фундаментов, стоят остовы недостроенных зданий.
— А здорово мы за зиму выросли! — удовлетворенно говорит Саша. — Помнишь, Коля, как мы зимой ходили сюда на лыжах? Дома тогда только-только доходили до железной дороги. А теперь уже перешагнули за пути и подходят к самому стадиону. Строителям и морозы были нипочем…
Да, стадион! Министр сдержал свое слово, и стадион был построен быстро, в каких-нибудь три месяца… С горы отчетливо видны 15 колонн входного портика, от которого в обе стороны тянется выкрашенная в голубой цвет лента дощатого забора.
За стадионом виден рудничный поселок. Он широко раскинулся по пологому склону противоположной горы своими маленькими домиками. Рядом — отвалы пустой породы, глубокие выемки карьеров, на дне которых серебрятся рельсы, узкоколейки, стоят, задрав журавлиные шеи, бурильные машины.
Южнее, в туманной дымке, еще одна гора. Склон ее усыпан мелкими домиками, а под горой блестит пруд. Это — старый город.
Саша усмехнулся:
— Тоже раньше знаменитость была — золото пудами брали. Старики рассказывают, что золото прямо в огородах копали. Со всей России народ шел — счастье искали. Нашли где счастье искать!
Он посмотрел на Раю. Она улыбнулась ему.
— А теперь не стало золота, что ли? — спросил Коля.
— Почему не стало? Берут! Только теперь слава города в другом. Вот, смотри, наша слава и гордость. — Он широким жестом показал на завод. — Наши машины по всему Советскому Союзу идут, нас теперь каждый колхоз и завод знает. И новый центр в городе будет строиться рядом с заводом. Здесь и горсовет построят, и театр, и институт. Я знаю, я в горкоме комсомола план видел. Старый город, Михеевские карьеры — это все наши районы будут…
Саша говорил горячо и убежденно, но Коля все же с сомнением посматривал на пустыри, отделявшие соцгород от его будущих районов.
— Ты наговоришь… Вон сколько строить надо! Нам и не дожить…
— Еще как доживем! Когда мы с Алешей поступили на завод, на месте семнадцатого квартала вот такой же пустырь был, а теперь там наша квартира… За это время столько понастроили! Какой город будет…
— Тишина-то какая! Даже ушам больно, — неожиданно сказала Клава.
— Верно, — отозвался Саша. — Такая тишина мне на нервы действует. То ли дело в цехе — чувствуешь себя, как рыба в воде. Пошли-ка в лес…
Они углубились в лес на восточном склоне хребта. Здесь было прохладней, а тишина еще глуше. Сосны поднимали к раскаленному горячему небу мохнатые кроны.
— Тихо! — внезапно тревожным шопотом предупредил Саша.
Он не сводил глаз с полянки и растопырил руки, не пуская никого вперед.
— Смотрите! Косуля! — сдавленным голосом проговорил он.
В залитой солнцем высокой зеленой траве, действительно, виднелась косуля. Рядом с нею бродил козленок.
Все остановились, стараясь не шевелиться, чтобы не вспугнуть животных. Однако косуля никаких признаков страха не обнаруживала. Она подняла голову, посмотрела на людей и опять наклонилась к траве. Козленок тоже смотрел на ребят, перебирая ногами и отбиваясь от напавших на него паутов.
— Чудеса! — развел руками Саша. — Заметила нас и не убежала!
— Заповедник, вот она и не боится людей… — сказал Алеша.
— Знаете что? Я попробую подобраться к ней! — громко объявил Саша и осторожно пошел вперед.
Косуля подняла голову и внимательно наблюдала за приближающимся человеком. Она насторожилась, готовая в любое мгновение прыгнуть и убежать. Козленок подбежал к ней, прижался к боку и с бесстрашным любопытством, уверенный в защите матери, смотрел на подходившего к ним Сашу.
— Нет, не подойти! — волновались оставшиеся в лесу. — А может быть, и подпустит?
Саша был уже близко от животных. Козленок пошел к нему навстречу и доверчиво ткнул свой влажный черный нос в сашину ладонь.
Саша, перебирая пальцами, продвинул руку вперед и почесал ему шею. Козленок замер, видимо, ему было приятно. Косуля наблюдала за ними тревожными и беспокойными глазами.
— Ах ты, крохотка моя! — ласкал козленка Саша, радостно взволнованный тем, что животные подпустили его.
— Алеша, принеси потихоньку хлеба, я его кормить буду, — сказал Саша.
Медленно стал подходить Алеша, за ним тронулись Клава и Рая, им тоже хотелось посмотреть поближе неприступных диких животных, ставших такими доверчивыми в заповеднике.
Хотел посмотреть и Коля, но Сима подхватила его за рукав и удержала:
— Не ходи, Коленька! Мы лучше тут посидим и посмотрим… Дикие они, еще случится что-нибудь…
— Чего же случится?
— Мало ли? Вдруг лягаться начнут. Или лесник набежит и заругается. Мы лучше издали посмотрим…
Коля насмешливо усмехнулся, вздохнул и покорно сел рядом с Симой на поваленное бурей дерево.
Косуля, осмотрев приближающихся, опустила голову и стала пастись, не обращая внимания на людей, видимо, уверившись, что они не причинят вреда ни ей, ни детенышу. Козленок с любопытством понюхал протянутый к нему хлеб. Запах ему понравился, и он, быстро и крепко вцепившись в краюху, решительно потянул ее к себе.
— Ишь ты, понравилось!
Косуля оторвалась от травы и внимательно посмотрела на жующего козленка. Ей стало любопытно. Она подошла к детенышу, понюхала его и вдруг вытянула длинную, гибкую шею в сторону Саши. Весь вид ее говорил: «А ну, дайте и мне вашего лакомства!»
Саша торопливо сунул руку в сумку с припасами и вытащил остатки хлеба. Косуля приняла кусок деликатно, одними губами. Съев, обнюхала сашины руки, подождала немного и, убедившись, что больше ей ничего не дадут, спокойно пошла пастись. За ней побежал козленок.
Они расположились на краю поляны. Всем вдруг очень захотелось есть. Саша вывернул сумку — там остались только колбаса и сыр. Поделив все это, стали закусывать. Но что за еда, когда нет хлеба?
Саше было досадно:
— Вот скотинка! Сожрала весь хлеб и ноль внимания на нас.
— Сам скормил. Неужели жалко? — сказала Рая.
— Ясно, жалко! Они могли и травы наесться. Вот звери! Обжулили меня! — Он посмотрел на мирно пасущуюся косулю и внезапно закричал во весь голос: — Ого-го-о!
Косуля и козленок подняли головы, удивленно разглядывая Сашу.
— Пошли вы отсюда! Обжоры! Жулики! — орал Саша.
Осмотрев юношу, косуля опустила голову и снова начала хватать траву. Козленок последовал ее примеру.
— До чего же выразительные глаза у косули! — заметила Клава.
— Очень выразительные! — подтвердил Алеша. — На морде так и написано: «Ну, чего орешь, товарищ человек? Хочешь, чтобы лесник подцепил за нарушение покоя?»
Все засмеялись.
— Пошли-ка, братцы, домой. Что-то скучновато стало. Сегодня на стадионе игра, металлурги приехали.