— Я вижу, что мы теперь поговорим по-деловому, — сказал я — Ну что ж, я не желаю лучшего.
Она медленно вернулась к столу, взяла мой пустой стакан, налила в него виски и плеснула содовой. Потом принесла это мне. Она протянула мне стакан с таким видом, как будто я ее любимый.
— Пейте не опасаясь, мистер Хикори, — сказала она. — Здесь нет посторонних примесей.
Она улыбнулась. Она стала такой, как раньше. Она стояла около меня и смотрела мне в глаза.
— Да, мой друг, — продолжала она. — Если бы он захотел остаться, так маленький праздник был бы у нас троих.
Одним глотком я проглотил содержимое стакана.
— Мы поговорим по-деловому, — сказала она. — Я скажу, что смогу предложить вам. Не беспокойтесь о том, что нам могут помешать. Серж не вернется сегодня ночью. Во всяком случае, я его не жду. И я говорю очень серьезно. Я хочу, чтобы вы знали, что у меня даже здесь есть довольно существенная сумма денег. И что она в моем распоряжении, а теперь в вашем. Я также могу заявить, что я сама тоже в вашем распоряжении. Я признаюсь в этом лишь потому, что чувствую влечение к вам. Я никогда бы не поверила, что мужчина способен вызвать у меня такие чувства, которые я испытываю к вам.
Я ничего не ответил. Я чувствовал, что воротничок сильно сдавил мне шею и что мне очень жарко… Я пытаюсь не обращать на это внимания. Может, эта девочка хочет выиграть время? Рассчитывает ли она на возвращение Назарова, который появится и сыграет бурную сцену освобождения? Пытается ли она меня усыпить или она искренна? Она просто гипнотизировала меня.
Наконец мне удалось улыбнуться.
— Мадам, — сказал я, — будет лучше, если вы все это бросите. Потому что у меня болезненное желание заканчивать свои дела. Другие женщины уже пытались соблазнить меня, но во время работы я не поддаюсь на такие вещи… во всяком случае, не часто. Может быть, если бы вы не отравили моего бедного Родни Уилкса, я смог бы поддаться на ваши предложения, я не смог бы устоять перед вашими чарами. Должен признать, что в обычное время для мужчины трудно противостоять вам, но в настоящий момент не о чем и говорить. Мы в ФБР жесткие люди.
Она наклонила голову.
— ФБР? — прошептала она. — Значит, вы из Федерального Бюро Расследований? Да, это то, чего опасался Серж. Что это дело настолько важно, что в него вмешается ФБР. Он был прав. Значит, вы джимен? — Я утвердительно кивнул.
— И это помешает вам принять предложение?
— Ничего не поделаешь, моя дорогая, — ответил я. — Не будем больше говорить об этом и спокойно следуйте за мной.
— Хорошо, — сказала она с обольстительной улыбкой. — И куда мы пойдем?
— Мы проделаем небольшую прогулку в такси в Националь Сюрте, — ответил я. — Я хочу вас познакомить с одним или двумя моими знакомыми полицейскими. Они очень милы. И мне сказали, что камеры теперь у них стали очень комфортабельными.
Она подошла к креслу, на котором лежало ее меховое манто, и надела его. Потом нагнулась и посмотрела на ноги, слегка подняла платье и воскликнула:
— Боже мой, на кого я похожа с моими перекрученными чулками! Я не могу позволить вам увезти меня с таким чулком. Не могу ли я сменить чулки, месье?
— Вы ничего не будете менять, мое прелестное дитя, — ответил я. — Даже если ваш лифчик изодрался в куски или вы одели ваши трусики на левую сторону, вы не выйдете из этой комнаты без меня. К тому же там, куда мы пойдем, не будут смотреть на ваши чулки.
Она ответила мне:
— Вы очень милы, но ничего не понимаете в этих вещах. Между тем… наконец… ну раз вы меня вынуждаете…
Она наслюнила палец, как это делают женщины, когда хотят остановить петли на чулках, потом наполовину отвернулась и подняла платье.
Я вынужден смотреть потому, что не должен спускать с нее глаз. Так вот, я вас заверяю, что у нее просто замечательные ноги! Я продолжал смотреть на нее, когда внезапно понял ее игру. Наверху ее чулка, поддерживаемый подвязкой, находился маленький автоматический пистолет.
Я прыгнул. Я вам уже сказал, что паркет покрыт большим белым ковром. В тот момент, когда она схватила свое оружие, я бросился к краю ковра, схватит его обеими руками и с силой потянул.
Девочка упала, но падая, она выстрелила, и я получил сливу в верх левой руки. Несмотря на то, что оружие было малого калибра, этот удар заставил меня повалиться. Я не должен был сомневаться, что у девочки быстрая реакция.
Прежде чем я успел встать, она была уже у двери и выключила свет. Я находился в скверном положении потому, что не мог ее видеть, а она знала, где я нахожусь. Я бросился к дивану, чтобы прикрыться им, как экраном.
— До свидания… — сказала она. — Моя любовь.
Она выпустила в мою сторону три пули, которые попали в камин. Потом я услышал, как хлопнула дверь. Я побежал в прихожую и услышал шум спускающегося лифта. Я ничего не мог сделать…
Я снова включил свет и налил себе выпить. Потом снял пиджак, чтобы осмотреть ранение. Пуля попала в верхнюю часть левой руки, около самой артерии. Учитывая, что во время выстрела эта куколка сама падала на пол, можно заключить, что она умеет пользоваться огнестрельным оружием.
Я перевязал руку носовым платком, помогая себе зубами, потом влил в себя виски и вызвал по телефону Еруарда. Он ответил мне, что приедет.
Потом я сел перед огнем, откинулся на спинку кресла и вспомнил все бранные слова, которые знал по-английски, по-французски, по-турецки, по-португальски, по-арабски, которые подошли бы к этой девчонке. И когда решил, что этого недостаточно, стал выдумывать новые слова.
Но нужно отдать должное этой девочке…
Было примерно три часа утра, когда Еруард и я в полицейской машине приехали в Зиедлер-клуб.
Этот Еруард — шикарный тип. Он инспектор-шеф Национальной Безопасности. У него есть чувство юмора, и он мне сказал, что это дело — приятная для него перемена после объявления войны, так как он все время занимался лишь ловлей шпионов.
Мы побывали также в посольстве США, где подтвердили мою личность и где я официально попросил о разрешении мне самому вести игру так, как я считаю нужным. Мне особенно важно было, чтобы пресса не объявила об убийстве Родни Уилкса. Это могло вызвать осложнения.
Еруард был изумлен, когда я просил его не накладывать руки на девочку, которая стреляла в меня, в случае если полиция ее разыщет. Вы поймете потом, почему я так просил.
У этой куколки интимные связи с Назаровым, и в случае, если полиция ее захватит, казак немедленно смоется в неизвестном направлении. Комбинация, которую мы попытаемся провести, провалится. Жералдина Перринер, настоящая, будет сходить с ума от исчезновения ее любимого. И мы все будем плавать в неизвестности.
Еруард понял, что я прав. Он согласился со мной, что единственная вещь, которую сейчас надо делать, это дать понять этой куколке, что она удачно вывернулась.
Моя рука дьявольски болела, но врач, который осматривал ее, сказал, что никаких неприятностей не предвидится и что она скоро заживет. Только я не был в хорошем настроении, когда мы приехали в «Зиедлер».
Там стоял фургон полиции. Еруард сказал мне, что они вынесут тело Родни в одной из корзин для грязного белья, чтобы не привлекать внимания.
Когда мы приехали в клуб, там было еще очень оживленно. Из зала ресторана до нас доносился звук оркестра. Мы коротко переговорили с Зиедлером, чтобы объяснить, что мы собираемся делать. Потом мы отправились в гардероб.
Еруард задал гардеробщице несколько вопросов. Он указал ей пальцем на шляпу Родни Уилкса. Он спросил ее, не помнит ли она, в котором часу он приехал. Он подробно описал ей внешность Родни, следуя моим указаниям. Он настаивал на том, что мой приятель всегда носил шляпу с приподнятым впереди бортом, что делают очень редко.
Нам повезло. Она помнила Родни и именно потому, что его шляпа показалась ей странной, и потому, что она придавала его лицу кукольный вид.
Она помнила его еще потому, что он дал ей пятьдесят франков на чай. Когда Еруард спросил ее, чем объяснить подобную щедрость, она ответила, что это потому, что она выяснила для него номер телефона.
Она нам сказала, что она почти уверена, что он приехал в клуб около двенадцати. После того как он дал ей свою шляпу, он попросил ее вызвать отель «Дьедонне». И он взял трубку, которая находилась около нее, несмотря на то, что просил, когда она называла отель телефонистке, говорить тихим голосом.
Это заставило меня задуматься. Я спрашивал себя, почему Родни не пошел в телефонную будку, ведь казалось, он хотел сохранить в секрете свой разговор. А потом внезапно я понял, что Родни не хотел покидать холл. Он хотел быть тут в случае, если дама, о которой шла речь, появилась бы раньше, чем он сможет закончить телефонный разговор. Если бы он находился в кабине, она могла появиться незамеченной им.
Потом Еруард спросил ее, не слышала ли она что-либо из разговора Родни. Она ответила, что да. Родни сказал персоне, находящейся на другом конце провода, чтобы тот не приходил сюда согласно договоренности. По какой причине, он объяснит позднее.
О'кей. Теперь мы можем понять. Родни знал, что ведьма, которая стреляла в меня, должна прийти в клуб в половине первого. И он хотел помешать Жералдине Перринер прийти сюда. У него на это, видимо, были веские причины.
Итак, он приезжает в «Зиедлер» пораньше и звонит по телефону Жералдине Перринер из холла, а не из кабины, чтобы быть уверенным, что не пропустит появления дамы, которую ожидал. Какие у него были намерения? Почему он хотел помешать Жералдине прийти, хотя знал, что мне необходимо ее увидеть и что я сам должен появиться в половине первого?
Ну что ж, это ясно. Это означает, что Родни что-то обнаружил о женщине, которая его убила. Может быть, он сказал ей, что у него есть важная информация о деле, которым мы занимаемся. Родни, вероятно, думал, что мне нужно раньше узнать эту информацию, чем увидеться с Жералдиной. Итак, он позвонил Жералдине, сказав, чтобы она не приходила, и пообещав связаться с ней позднее.