Ясности в голове не прибавилось, но я собираю свои вещи и взяв сумку спускаюсь на первый этаж.
В первую секунду безмолвно уйти хочется. Смысл прощаться?
Когда прохожу по коридору к выходу, в дверном проеме гостиной мама появляется.
— Даже поздороваться не хочешь? — едко спрашивает, хитро прищуриваясь.
Почему я раньше в ней этого не замечала? Она скрывала или я хотела быть обманутой?
— Я домой, — только и произношу.
Успеваю ещё несколько шагов сделать. Замираю когда за моей спиной хохот раздается, от которого меня в дрожь бросает.
— Домой? Уверена, моя дорогая, что тебя ждут где-то? — сквозь смех мама произносит.
Меня словно со скалы в холодную воду сбрасывают. На скалы. Старалась не думать о том, что Серёжа уже может знать о случившемся. Видимо зря.
— О чем ты? — оборачиваюсь, впиваюсь в маму взглядом.
— А то ты не понимаешь?- вскидывает бровь. — Маркуша тебя вчера привез домой очень пьяную. Ты так на нем висла… я и подумать не могла, что ты сегодня к мужу снова засобираешься. Мне показалось вам с Марком было чем заняться. Нашли точки соприкосновения.
Она хмыкает, а меня в холодный пот бросает.
Мерзко обсуждать такое. Ужасно мерзко. Я замужем. Замужем по любви.
Нам было прекрасно втроем. В нашем маленьком мире… Я нас убила?
— Ты так светишься от счастья, — позволяю себе маме дерзить. — А как же Мирон? Или тебе всё равно кто, главное не Серёжа? Почему ты меня в покое не хочешь оставить? Я устала. Ты же видишь, чем твой прессинг заканчивается!
Она молчит, но как-то странно голову склоняет на бок. Ответы на мои вопросы я в её глазах нахожу.
Боже! Как же можно было такой слепой быть⁈
— Не было никакого Мирона, да? — тиски горло мое сковывают. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Больно от собственной глупости.
Губы мамы легкая улыбка трогает. Прикрыв глаза она произносит:
— Вы с Маркушей всегда были прекрасной парой…
— Мы никогда с ним не были парой! — почти что выкрикиваю.
— Значит будете! — её голос звучит безапелляционно. — Ты у меня ещё маленькая и глупенькая. Машенька, ну чего ты себе навыдумывала? Зачем тебе это? Отпусти ты уже мечты о браке с Серёжей. Зачем пареньку жизнь портить? Деньги к деньгам. Марк о вас с Колей позаботится. Мы с ним всё обсудили. Позволь и Серёже жить дальше.
Ирония? Я слышу иронию?
Позволить жить дальше? О чём она? О чем она вообще? Какие «деньги к деньгам»? Нет, мы никогда не бедствовали, но и не было шика особого.
— Ты Серёже угрожаешь?
Мама плечами передергивает неопределённо.
— Пошли. Я как раз чаю выпить собиралась. Компанию составишь мне, поговорим за одно.
Через гостиную она направляется в столовую. Не хочу к ней приближаться, но всё равно оставляю вещи в коридоре и иду на кухню. Там тоже есть проход в столовую.
Я столько времени уже впустую потратила. Полчаса не решат ничего.
В полном молчании мама нам заварку по чашкам разливает. Выглядит она сегодня прекрасно. Едва ли не светится. Она всегда держала себя в хорошей физической форме, но счастливой не выглядела. Вернее всегда недовольной чем-то была. Сегодня же даже ее светлые волосы собраны непривычно. Торжественно. Подняты наверх, шея открыта.
— Всё вышло даже лучше, чем я ожидала, дочь. Рада, что ты быстро нашла с Марком общий язык, — её слова во мне приступ тошноты вызывают. Стараюсь не думать о случившемся. Отчаянно стараюсь. — Ты у меня хорошая девочка, но Серёжа не тот человек, который тебе нужен. Пока ты с ним, я не могу ничего сделать. Родство со Спириными… — мама морщится, словно ей кислое что-то в рот попало. — Это не те люди, которых бы я хотела в планы свои посвящать.
— Я тебя не понимаю, — если честно и не хочу понимать. К мужу хочу. К сыночку.
— Что именно ты не понимаешь? Нет, в случае чего Дима мог бы помочь, — хмыкает иронично. — Но я не собираюсь прошлых ошибок совершать. До судов мы не дойдем больше.
— Мам, зачем тебе это? — понимаю, куда она клонит.
— Азарт, зайка моя. Со временем ты меня поймешь.
— Я не хочу понимать, — отодвигаю кружку от себя и на ноги поднимаюсь. Потряхивать снова начинает.
— Сядь, пожалуйста, Маша. Мы еще не договорили.
Телефон мамы, лежащий на краю стола, вибрировать начинает. Она вздыхает. Берет трубку и коротко произносит:
— Перезвоню. Ещё не закончила, — после отклоняет вызов.
Придерживаясь за край стола, опускаюсь обратно на стул. Предчувствие ужасное. Я догадываюсь, что услышу сейчас.
— Давай не будем эти танцы с бубнами устраивать, хорошо? У меня нет времени на это. Ты можешь, к мужу вернуться. Но ты уверена, что вы вместе долго пробудете, когда он узнает, чем ты сегодня ночью занималась? — мама снова берет телефон.
— Не надо! — прошу, понимая, что она показать мне хочет.
Мама кивает.
— Так лучше. Я думаю Сереже было бы достаточно видео из машины, не говоря уж о том что после было.
— Ничего после не было, — стараюсь справиться с истеричными нотками в голосе, выходит плохо.
Я не уверена в этом. Но не переживу, просто не переживу.
Мама головой качает.
— Перестань из себя правильную строить. Тебе ведь понравилось. Я сама лично готова стоп кадр сделать и Серёже отправить… — как ее может забавлять происходящее?
— Прекрати! Как ты можешь? — я не выдерживаю.
Слезы градом течь по щекам начинают. Мне кажется, что они кислотные. Прожигают дорожки на моих щеках. Боль нестерпимая. Горит всё лицо.
— Малыш, а что такое? Ну, понравились вы с Марком друг другу. Не чужие же люди.
Мысли о Марке маму смягчают, меня же напротив выводят из себя.
Трясущейся рукой делаю взмах рукой и чашка с чаем на пол летит. Со звоном бьется о плитку.
— Перестань меня провоцировать! — хриплю сквозь слезы.
— А что тут такого? — безмятежно интересуется, затем смотрит на пол. — Мой Чехословакский сервиз. Страны уже такой нет, а антиквариат, как видишь, остается, — следом снова тему меняет. — Мы с папой Марка тоже были близки. Андрей прекрасный мужчина, Марк похож на отца.
У меня внутри что-то рвется и с шумом падает куда-то в преисподнюю. Андрей Руфицкий был женат. Перед самым отъездом из страны его жена умерла от рака. Помню её смутно. Спокойная, тихая женщина с грустными глазами. Не из-за моей ли мамы они грустными были?
Но даже не это самое мерзкое. Всю мою жизнь мама внушала мне, что отец плохой человек. Бросил её, предал… Выходит у него был весомый повод уйти?
— Поменьше презрения во взгляде, Машуль. Ты ничем не лучше меня,- издевательски мило произносит мама. — Фактический ты еще замужем. И пока Серёжа был с Колей, ты неплохо провела время с Марком. Это такая же измена. Так что не надо мне тут из себя правильную строить. Тебя никто не принуждал.
— Я не хотела, — произношу сдавленно.
— Это сейчас. А ночью сама на Марка запрыгивала. Думаешь Серёжа поверит, когда видео посмотрит? Я сомневаюсь, что он поймет и простит. Маша, никто не признается, что намеренно на стороне трахается. Всех иди заставляют или бес попутал. Многим думаешь верят? Надо быть слабоумным, чтобы прийти и сказать- да, я специально! Подумай сама? Мы ведь с тобой обсуждали… Ты сама говорила, мол, если узнаешь, о том, что Серёжа переспал с кем-то в клубе по пьяни, то не простишь его. Думаешь ты у меня такая принципиальная, а он всё стерпит? Ой, я сомневаюсь.
Было такое… Мы и правда говорили о такой вероятности. Одно время муж зачастил гулять с друзьями. Они с парнями ходили в бар смотреть матчи. Тогда Коля был маленький, спал чутко, и Серёжа не мог смотреть у нас дома с Женей по телевизору. Я его пилила за это… А он злился, говорил, что делая ставки ему надо смотреть в прямом эфире, чтобы быстро ориентироваться и в случае чего новые ставки делать, чтобы хотя бы в минус не уходить.
Я себя тогда очень накручивала… А мама только масла в огонь подливала! Говорила, что там полно красивых девчонок, что зря я его отпускаю. Мы очень ругались с мужем в то время.
— Он не узнает. Я ему не скажу, — хрень несу полную.
Понимаю прекрасно, в глаза смотреть не смогу, пока не признаюсь. Я добровольно пошла в ресторан. Никто меня не заставлял. Не принуждал. Даже не уговаривал. Более того, я сама, идиотка!, попросила Марка помочь мне…
Сглотнуть слюну не выходит. Пропадаю в отчаяние окончательно. Выходит я обвиняла Серёжу в тех грехах, что сама совершила. Изо дня в день, доставала его приступами ревности, изводила обоих, чтобы самой все испортить?
— Ну, уж нет! — мама снова внимание мое привлекает. — Не скажешь ты, скажу я! Хватит уже, доченька. Поиграла и хватит. Выбирай сама. Или ты ему говоришь, или я и тогда я тебе не завидую, — мама расплывается в улыбке, предвкушает скандал. — Или делаешь, как я тебе говорю: едешь домой, забираешь Колю и через пару недель вы разводитесь. Выбор за тобой.
Её хладнокровию можно только позавидовать. Загоняя меня в тупик, она принимается пить чай. Аккуратно размешивая мед в чашке мятного чая.
— А если мы…
— Никаких если, Маша! — показное спокойствие как рукой сносит. — Никаких других вариантов! И так их у тебя до хрена! Я разрешаю тебе не быть в глазах мужа изменщицей. Ты моя дочка и втаптывать в грязь я тебя не хочу. Напеть ему хочешь, что тебя принудили? Вперёд! Не забудь только экспертизу сделать. Пусть посмотрит Серёжик, что тебе не много — то алкоголя надо, чтобы ноги перед другим мужиком раздвинуть. Да, Машенька, представь себе, просто алкоголь и такие последствия. Как думаешь, будет это оправданием секса на стороне в глазах Серёжи?
Она видит, что убивает меня словами, но продолжает забивать сквозь меня в небеса железные прутья.
— Думаешь со всеми так носятся? Нет, доченька. Нет! Мне самой пришлось всего добиваться. И ничего, не ныла! И поверь мне, раздвинуть перед кем-то ноги это потяжелее, чем ныть лежа на диване о том, что жизнь к тебе не справедлива.