замке – он бы мать остановил или, напротив, добавил от себя? Умеет ведь. Фауль рассказывал о своем первом знакомстве с Корбином, так до сих пор вспоминает с содроганием.
Может, потому, что он был в таком вот спокойно-расслабленном состоянии, может, еще почему, но Альберт пропустил момент, когда обстановка резко изменилась. Неприметный человечек тенью скользнул по направлению к ним, но прежде, чем окружающие успели хоть что-то понять, на нем уже повисло, выкручивая руки, сразу двое учеников мага, а в живот уперлось несколько клинков. Все было сделано настолько быстро, что никто ничего не успел понять, а Корбин уже нависал над пленным, задал ему какой-то вопрос, настолько тихо, что Альберт не расслышал, хотя был совсем рядом. Потом маг небрежно шевельнул рукой, и мечи исчезли в ножнах, как будто их и не было.
Человека увели. Точнее, он сам ушел, сопровождаемый четверкой молодых магов. Вроде и не конвой, потому как оружие в ножнах, и выражение лиц самое что ни на есть безмятежное. Но в то же время любому, кто был хоть немного знаком с этими отнюдь не комнатными хищниками, было ясно, что они в два счета превратят своего подопечного в мешок с переломанными костями, причем оружия им для этого не потребуется.
Корбин, ушел чуть позже, благо церемония шла уже долго, народ изрядно принял на грудь и на исчезновение главного виновника торжества внимания не обратил. Да и смеркалось уже, так что все правила приличия Корбин соблюл. Следом за ним поднялись Прим и Корнелиус. Джурайя тоже было дернулась, но Адрис, с кошачьей легкостью протянув руку, поймал ее за плечо и без видимых усилий, одним движением заставил сесть на место.
– Сиди, а то Корбин мне за тебя голову оторвет, – сердито прошептал он.
Джурайя хотела что-то ответить, но передумала, и вновь печально уставилась в тарелку. Альберт вздохнул – как же все у них сложно, у этих взрослых…
– Итак, маг-связной?
– Да. Специалист по ментальной связи, переговорным амулетам и порталам. Ну, в столицу ему ментальный канал не пробить было, амулетов, которые связывали бы нас, тоже, вот и оставались порталы.
– Странно. Я думал, что когда вчера усилил защиту дворца, то усилились и помехи. Во всяком случае, даже я, зная все частоты и амплитуды, открываю порталы с трудом, а коллеги послабже и вовсе попасть сюда не смогут, порталы аж за крепостной стеной открывают. Только Джурайя и справилась, когда напрямую в город переход сделала, но она вообще в порталах уникум, да и силы ей не занимать. У этого хмыря же только второй ранг… Кстати, мне тут рассказали, что это она ко мне тогда, во время боя, портал протянула. До сих пор не знаю, верить или нет.
– Она, она. Так что ты ей опять жизнью обязан.
– Вот ведь не было печали.
– Ну, что поделаешь – кому сейчас легко? А вот этот конкретный тип, похоже, в таланте работы с порталами если и уступает ей, то очень ненамного.
– Вот еще одного пронырливого мага нам только и недоставало. Прибить его, что ли? А то не нравится он мне.
– А он и не пиво, чтобы всем нравиться. Нас должно куда больше интересовать послание, которое он доставил.
– Тоже верно. Ладно, приведите его. Но если он явился сюда с какой-нибудь ерундой, то, клянусь, я сам оторву ему голову.
Корбин прекрасно понимал, что из-за ерунды его беспокоить не будут. Просто если человек не дурак, то он не будет зря рисковать собственной жизнью, отправляясь один и без оружия в логово врага. Дураки же среди магов встречаются не так и часто – не выживают, как правило. Так что вряд ли посланнику реально что-либо грозило, однако Корбину очень хотелось сорвать злость, хотя бы так, словесно.
Посланник вошел в кабинет, вежливо, но без подобострастия, поклонился, четким движением извлек из-за обшлага камзола скрученный в трубку пергамент и протянул его Корбину, безошибочно определив, кто есть кто. Все его движения выдавали опытного военного, и Корбин мгновенно почувствовал к нему нечто вроде легкой симпатии – все же не штатский штафирка, а человек, с которым можно легко говорить на одном языке. Приняв из рук посланника письмо, король (Корбин еще не привык относиться к себе, как к королю, но из песни слов не выкинешь) развернув пергамент, пробежал глазами по неровным, пляшущим строчкам.
– Вы можете идти. Когда мы примем решение, вас позовут.
Посланник вновь поклонился и, все так же не говоря ни слова, вышел. Корбин проводил его взглядом, подождал несколько секунд и протянул бумагу Приму:
– Держи, это больше тебя касается.
Целитель, до того скромно сидевший в углу, взял письмо, прочитал, поднял брови, став похожим на удивленную собаку, прочитал еще раз и вопросительно посмотрел на Корбина. Дождавшись утвердительного кивка, он протянул письмо Корнелиусу.
– Итак, наш бравый враг умирает от неизвестной болезни, и оказался настолько наивен, что просит о помощи. Все знают, что Прим – лучший в мире целитель, вот король Руалии и надеется на что-то. В обмен готов на любые уступки, в том числе и территориальные, готов заплатить любые деньги, и вообще готов на все, кроме расчленения своей страны. Времени на принятие решения у нас максимум сутки. Я правильно понял?
– Да, Кори, ты абсолютно прав, – ответил Корнелиус, откладывая свиток. – Я думаю, стоит помочь.
– Почему? – Корбин несколько удивился. – Это враг, а врага надо давить. И лично мне абсолютно все равно, сдохнет он или Прим его спасет. Первый вариант даже предпочтительнее. Спасет – благодарный пациент с нами расплатится. Если не обманет, конечно. Не спасет – у них начнется грызня за престол, потому как законного наследника престола там нет. Претенденты из боковых ветвей королевского дома и наиболее серьезных полководцев передерутся, а потом я перережу их поодиночке. В этом случае мы гарантировано получим столько, сколько сможем заглотить, а рот у меня большой.
– Не согласен, – Корнелиус встал, прошелся по кабинету, заложив руки за спину – так он частенько ходил во время уроков, обдумывая ответы на наиболее каверзные вопросы своих учеников. – Подумай сам, мы ведь – не единственная заинтересованная сторона. Руалия граничит с Северными княжествами и Айнором. Первые – не самые спокойные соседи… ну, ты сам знаешь. С Айнором Руалия воевала несколько десятилетий. Вялотекущая война, но тем не менее. Сейчас они, вроде бы, помирились, но обид за эти годы накопилось столько, что мир прочным не будет, как ни старайся.
– И что? Айнор нам не друг и не враг, насколько я помню. А с северянами мы и сами периодически схватываемся. А если серьезно, Учитель, так раздавить их – дело времени и желания.
– Ничуть не сомневаюсь. Больше того, я убежден, что ты вполне способен на это. Только вот оно нам надо? Потери будут огромные, взять с северян практически нечего. Я сам родом оттуда, ты знаешь, и, честно тебе скажу, нищета там жуткая, да и земля – голые скалы. Рудники, правда, есть, но и только. Невыгодно их завоевывать. К тому же, в постоянных стычках с ними мы натаскиваем свою армию.
– Согласен.
– Это хорошо. Теперь по Айнору. Да, сейчас у нас нормальные отношения, но именно потому, что нам нечего делить. У нес нет общих границ, нет никаких споров, кроме торговых, да и те разрешимы в рабочем порядке, потому что наши товары не конкуренты им, а их – не конкуренты нашим, слишком разные у нас производства. Теперь представь. Вот ты громишь Руалию. Ничуть не сомневаюсь, что ты это сможешь, особенно в свете открывшихся обстоятельств. А что дальше ты подумал? Дальше обязательно вмешается Айнор. Там живут нормальные люди, а это значит, что они не будут сидеть и смотреть, как их соседа перемалывают в порошок. Они тут же откусят от побежденного свой кусок, и вот тогда начнется самое веселое. Тебе будет обидно, что дело сделал ты, а воспользовался плодами твоей победы совсем другой, но это не так страшно.
– Почему?
– А ты умный и умеешь, когда надо, смирять эмоции. Хуже другое. Между странами образуется общая граница, и сразу же начнутся взаимные претензии. Всегда так было, и что бы ты ни делал, от этого никуда не деться. Объективно же пока что Айнор сильнее нас, особенно с учетом неизбежных потерь в войне. Нет уж, ты, конечно, сейчас король, и вправе решать так, как считаешь нужным, но я считаю, что нам выгоднее небольшие территориальные приобретения и слабая Руалия в качестве прослойки между нами и Айнором, чем кусок побольше и, в качестве довеска, прямой конфликт с сильным противником.
– Считайте, убедили, – Корбин задумчиво побарабанил пальцами по отполированной до зеркального блеска столешнице. – Только вот не хотелось мне говорить, а придется. Есть один нехороший нюанс – Прим не сможет помочь пациенту.
– Это еще почему? – оживился до того молчавший целитель. Похоже, сомнения Корбина в том, что он может справиться, его намного задели. – Надо хотя бы посмотреть на него.
– А чего там смотреть? Он ничем не болен – его отравили.
– И кто?
– Я.
В двух словах Корбин объяснил ситуацию. Корнелиус, выслушав его, задумчиво потеребил подбородок, а Прим нахмурился, и вдруг неожиданно резко сказал:
– Знаешь, Корбин, это бесчестно. Мне стыдно за тебя.
– Стыдно? – Корбин медленно встал из своего кресла, повернулся к другу всем телом, мощно и неторопливо, как матерый медведь. – Стыдно, говоришь? Бесчестно? А тебе не кажется, что ты чистоплюй?
– Что?
– То! Скажи-ка мне, братишка, а где ты был, когда мы сражались? Где угодно, только не в первых рядах, правда? Ну да, ты целитель и все такое, я помню, сколько раз ты меня латал. А теперь скажи, ты знаешь, сколько мальчишек, которым жить да жить, заживо сгнило от ран, потому что рядом с ними не оказалось такого вот целителя? Знаешь, что такое кишки на стенах и грязь, в которой лошади топчут упавших? А сколько народу после войн остаются инвалидами, потому что те немногие, которые умеют отращивать отрубленные руки-ноги, заняты обслуживанием королевских прыщей? Что ты