вся эта вѣчная цѣпь или послѣдовательность, взятая цѣликомъ, не опредѣляется и не причиняется ничѣмъ; а между тѣмъ очевидно, что она такъ-же требуетъ причины или основанія, какъ всякій единичный объектъ, начинающій существовать во времени. Вопросъ: почему именно такая-то опредѣленная послѣдовательность причинъ существовала отъ вѣчности, а не другая какая-нибудь послѣдовательность, или-же никакая, — вопросъ этотъ не утрачиваетъ разумности. Если нѣтъ необходимо-существующаго сущаго, тогда одинаково возможно всякое предположеніе, которое только можетъ быть образовано; и столь-же мало нелѣпости будетъ въ томъ, что ничто не существовало отъ вѣчности, какъ и въ тома., что существуетъ именно та послѣдовательность причинъ, которая составляетъ вселенную. Но что-же такое опредѣлило къ существованію нѣчто, а не ничто, и притомъ вызвало къ бытію именно одну опредѣленную возможность, исключивъ все остальное? Внѣшнія причины? но предполагается, что ихъ нѣтъ. Случайность? но это — слово, не имѣющее значенія. Быть можетъ, и и что? Но оно и не можетъ никогда ничего произвести. Итакъ, мы принуждены прибѣгнуть къ необходимо-существующему сущему, которое въ себѣ заключаетъ основаніе своего существованія и которое не можетъ считаться несуществующимъ безъ явнаго противорѣчія. Слѣдовательно, есть такое сущее, т. е. есть Божество.
— Я не предоставлю Филону (хоть я и знаю, что выискиваніе возраженій составляетъ самое большое наслажденіе для него) — разоблаченіе слабости этого метафизическаго аргумента, сказалъ Клеанѳъ. Онъ кажется мнѣ столь явно необоснованнымъ и въ то-же время столь незначительнымъ въ дѣлѣ защиты истиннаго благочестія и истинной религіи, что я самъ рѣшусь доказать его ошибочность.
Я начну съ замѣчанія, что въ претензіи доказать демонстративно или-же при помощи апріорныхъ аргументовъ какой-либо фактъ заключается очевидная нелѣпость. Только то можетъ быть доказано демонстративно, противоположность чего содержитъ въ себѣ противорѣчіе. Ничто изъ того, что ясно представимо, не заключаетъ въ себѣ противорѣчія. Все, что мы представляемъ, какъ существующее, мы можемъ представить и какъ не-сущсствующее; въ силу этого, нѣтъ такого сущаго, несуществованіе котораго ззключало-бы въ себѣ противорѣчіе: слѣдовательно, нѣтъ сущаго, существованіе котораго могло-бы быть демонстративно доказано. Я выставляю этотъ аргументъ, какъ безусловно рѣшающій, и я готовъ положить его въ основаніе всего спора.
Заявляютъ, что Божество есть сущее необходимо-существующее; и эту необходимость его существованія стараются объяснить тѣмъ утвержденіемъ, что еслибы мы знали всю его сущность, или природу, то мы увидали-бы, что для него — не существовать такъ-же невозможно, какъ для дважды двухъ не быть четырьмя. Но очевидно, что это [условіе] никогда не можетъ осуществиться, пока наши способности остаются такими-же, какъ теперь. Мы всегда, во всякое время, будемъ въ состояніи представить ce6fc не-бытіе того, что мы раньше представляли себѣ существующимъ, и духъ нашъ не можетъ подлежать необходимости къ предположенію вѣчнаго существованія какого-нибудь объекта, подобно тому, какъ мы подлежимъ необходимости всегда представлять себѣ, что дважды два составляютъ четыре. Итакъ, слова необходимое существованіе не имѣютъ никакого значенія, или что то-же, не имѣютъ значенія, исключающаго всякое противорѣчіе.
Но далѣе: почему-бы, согласно этому мнимому объясненію необходимости, матеріальный міръ не могъ быть необходимо-существующимъ сущимъ? Мы не дерзаемъ утверждать, что намъ извѣстны всѣ качества матеріи; а поскольку мы въ состояніи ее опредѣлить, она можетъ заключать въ себѣ нѣкоторыя качества, въ силу которыхъ — будь они извѣстны — ея не-бытіе казало съ-бы намъ такимъ-же большимъ противорѣчіемъ, какъ то, что дважды два равняются пяти. Для доказательства того, что матеріальный міръ не есть необходимо-сушествующее Сущее, пользуются, насколько мнѣ извѣстно, всего однимъ аргументомъ, и аргументъ этотъ основанъ на случайности, какъ матеріи, такъ и формы міра. Говорятъ {Dr. Clarke.}: "каждая частица матеріи можетъ быть представлена уничтоженной, а каждая форма можетъ быть представлена измѣненной. Слѣдовательно, подобное уничтоженіе или измѣненіе не невозможно". Но будетъ, повидимому, большимъ пристрастіемъ съ нашей стороны, если мы не замѣтимъ, что тотъ-же аргументъ равнымъ образомъ распространяется и на Божество, поскольку мы имѣемъ о немъ представленіе и что духъ нашъ по крайней мѣрѣ можетъ вообразить, что Божество не существуетъ, или что его аттрибуты измѣняются. Должно быть, какія-нибудь неизвѣстныя и непредставимыя качества дѣлаютъ то, что не-бытіе Божества кажется невозможнымъ, а его аттрибуты — неизмѣняемыми; и нельзя указать никакого основанія, почему-бы эти качества не могли принадлежать и матеріи. Такъ какъ они безусловно неизвѣстны и непредставимы, то нельзя доказать и ихъ несовмѣстимости съ матеріей.
Прибавь къ этому, что если мы прослѣживаемъ вѣчный рядъ объектовъ, то повидимому нелѣпо спрашивать объ общей причинѣ, или-же о первомъ творцѣ. Какъ можетъ нѣчто существующее отъ вѣчности имѣть причину, разъ это отношеніе предпосылаетъ предшествованіе во времени и начало существованіи ^
Далѣе, въ такой цѣпи или въ такомъ рядѣ объектовъ каждая отдѣльная часть причиняется тою, которая ей предшествовала и причиняетъ ту, которая за ней слѣдуетъ. Такъ въ чемъ-же тутъ затрудненіе? Но цѣлое, говоришь ты, нуждается въ причинѣ. И отвѣчаю на то, что соединеніе этихъ частей въ цѣлое, такъ-же, какъ соединеніе нѣкоторыхъ отдѣльныхъ графствъ въ одно королевство, или-же нѣсколькихъ отдѣльныхъ членовъ въ одно общество, — совершается исключительно произвольнымъ актомъ духа и не оказываетъ вліянія на природу вещей. Еслибы я указалъ тебѣ частныя причины каждой единичной частицы матеріи въ совокупности двадцати такихъ частицъ, я счелъ-бы очень неразумнымъ съ твоей стороны, еслибы ты послѣ этого спросилъ меня, какова-же причина всѣхъ двадцати частицъ, вмѣстѣ взятыхъ? Это уже достаточно выяснено при выясненіи причины отдѣльныхъ частей.
Хотя приведенные гобою доводы, Клеанѳъ, вполнѣ могли-бы освободить меня отъ обязанности выставлять дальнѣйшій возраженія, сказалъ Филонъ, но я не могу не остановиться еще на одномъ соображеніи. Математики замѣтили, что произведенія числа 9 всегда даютъ или девять, или нѣкоторое меньшее произведеніе девяти, если сложить тѣ цифры, изъ которыхъ состоятъ эти первыя произведенія. Такъ, изъ 18, 27, 36, являющихся произведеніемъ девяти, можно составить девять, сложивъ единицу съ восемью, два съ семью, три съ шестью. 369 тоже является произведеніемъ девяти, а если сложить три, шесть и девять, то мы получимъ 18 — меньшее, [чѣмъ 369] произведеніе девяти {République des Lettres, Août, 1685.}. Поверхностный наблюдатель можетъ только восхищаться этой чудесной правильностью, считая се дѣйствіемъ либо случая, либо преднамѣренности; но искусный алгебраистъ тотчасъ-же заключитъ, что это — результатъ необходимости, и докажетъ, что послѣдній всегда долженъ получаться въ силу природы данныхъ чиселъ. Нельзя-ли предположить, спрашиваю я, что весь строй вселенной управляется подобною-же необходимостью, хотя никакая человѣческая алгебра не можетъ доставить тотъ ключъ, который разрѣшитъ этотъ вопросъ? И развѣ не могло-бы случиться, что, будь мы въ состояніи проникнуть во внутреннюю природу тѣлъ, то, вмѣсто того, чтобы восхищаться порядкомъ всѣхъ вещей въ природѣ, мы ясно увидѣли-бы, почему безусловно невозможно, чтобы онѣ расположились въ иномъ порядкѣ? Такъ опасно вводить идею необходимости въ настоящій вопросъ! и такъ естественно ведетъ она къ заключенію, совершенно противоположному религіозной гипотезѣ!
Но оставимъ всѣ эти отвлеченности, продолжалъ Филонъ, и будемъ придерживаться болѣе обычныхъ точекъ зрѣнія. Я рѣшусь сдѣлать еще одно замѣчаніе, а именно: что апріорный аргументъ рѣдко кѣмъ признавался очень убѣдительнымъ, — развѣ только людьми съ метафизическимъ складомъ ума, привыкшими къ отвлеченнымъ разсужденіямъ, людьми, знающими на основаніи математики, что умъ часто, черезъ туманности и вопреки первой видимости, ведетъ насъ къ истинѣ, — и перенесшими этотъ способъ мышленія на предметы, къ которымъ онъ не долженъ былъ-бы прилагаться. Другіе люди, даже люди здравомыслящіе и наиболѣе склонные къ религіи, всегда чувствуютъ какой-то недочетъ въ подобныхъ аргументахъ, хотя и не бываютъ въ состояніи отчетливо объяснить, въ чемъ онъ заключается. Это — вѣрное доказательство того, что люди всегда заимствовали и всегда будутъ заимствовать свою религію изъ другихъ источниковъ, а не изъ подобнаго рода разсужденій.
Часть X
— Сознаюсь, сказалъ Демея, что, по моему мнѣнію, каждый человѣкъ, такъ сказать, чувствуетъ истину религіи собственнымъ своимъ сердцемъ; и скорѣе благодаря сознанію собственной ограниченности и немощи, чѣмъ при помощи разсужденій, приходитъ онъ къ необходимости искать покровительства у того Существа, отъ котораго зависятъ и онъ самъ, и вся природа. Даже лучшіе моменты жизни такъ полны безпокойства или скуки, что одно будущее является предметомъ всѣхъ нашихъ надеждъ и страховъ. Мы непрестанно устремляемъ взоръ свой впередъ и стараемся при помощи молитвъ, благоговѣнія и жертвъ умилостивить тѣ невѣдомыя силы, которымъ, какъ мы это видимъ изъ опыта, такъ легко удручать и угнетать насъ. Несчастныя мы созданія! Гдѣ-бы стали мы искать убѣжища отъ безчисленныхъ жизненныхъ золъ, еслибы религія не указывала намъ нѣкоторыхъ способовъ искупленія и не успокаивала тѣхъ ужасовъ, которые непрестанно волнуютъ и мучатъ насъ.
— Дѣйствительно, я увѣренъ, сказалъ Филонъ, что наилучшій и даже единственный способъ пробудить въ каждомъ человѣкѣ должное религіозное сознаніе это вызвать въ немъ правильныя представленія о людскихъ бѣдствіяхъ и людской порочности. А для этой цѣли болѣе необходимы даръ краснорѣчія и сильное воображеніе, чѣмъ способность къ разсужденію и аргументаціи. Вѣдь развѣ необходимо доказывать то, что каждый чувствуетъ въ себѣ самомъ? Необходимо только дать намъ почувствовать это, если возможно, еще болѣе непосредственно и живо.