Антрополог Паскаль Буайе объясняет, что человеческое сознание представляет собой набор интуитивных категорий, по которым человек классифицирует и тем самым познает окружающую реальность.
Животное любого вида, – пишет он, – в наших интуитивных категориях принадлежит лишь к своему виду. Внешними различиями наша интуиция пренебрегает[149].
Действительно, даже маленький ребенок может интуитивно отнести собаку и кошку к разным видам животных, несмотря на то что у них есть схожие признаки, типа хвост, уши и т. д. Довольно забавно, что недавно в интернете появились заметки юзеров о том, что в детстве они интуитивно воспринимали помидор и огурец как «врагов», у некоторых то же самое было с восприятием колбасы и сыра.
Человек обладает интуитивными ожиданиями того, как должно выглядеть обычное животное, и заранее знает, что, скажем, у слона не может быть клюва, а у кошки крыльев. Более того, он точно так же строит предположения о поведении и свойствах животных: если зверушка маленькая и милая, то вряд ли она несет реальную угрозу, тогда как большое животное, издающее громкие и страшные звуки, сигнализирует об опасности. Таким образом, обыденные интуитивные представления о мире являются частью когнитивного инструментария, позволяющего нам осваивать окружающую реальность. В целом все интуитивные представления можно разделить на три группы: «наивная физика» (folk-physics), то есть знание о механике и свойствах физических объектов, «наивная биология» (folk-biology) – имплицитные представления о живых существах, их качествах и способностях, и собственно «наивная психология» (folk-psychology) как интуитивное знание о людях и их психических состояниях.
Религиозные представления очевидно выходят за рамки интуитивной онтологии. По выражению Буайе, они контринтуитивны (counterintuitive). В определенном смысле мы можем назвать их противоестественными, поскольку они прибавляют какую-то дополнительную «паранормальную» характеристику к представляемому объекту. Так, скажем, кумихо (существо из корейской мифологии) – это лиса, но обладающая характеристиками, не присущими обычному животному, а значит, «неестественными»: у нее девять хвостов, она большого размера и умеет превращаться в человека. Или вот, например, дух покойного человека все еще обладает человеческими чертами, но может проходить сквозь стены и является невидимым. Таких примеров можно привести множество. Буайе даже выводит формулу: «онтологическая категория» + «маркер противоречия» = религиозное представление. Онтологической категорией он считает интуитивное представление о каком-то множестве объектов (например, человек, животное, растение, орудие и т. д.), а маркером противоречия служит не присущая этой группе вещей характеристика или способность. Таким образом, например, представление о том, что икона «плачет», формируется благодаря приписыванию предмету из категории «изображение» способности, которой обычно эти предметы не обладают.
Однако эта теория не допускает, чтобы «контринтуитивные» представления были слишком абсурдными, они должны соответствовать определенному «когнитивному оптимуму», то есть быть оптимальными с познавательной точки зрения. Если повысить уровень паранормальности божественного существа, с ним, во-первых, невозможно будет общаться и, во-вторых, его присутствие в мире перестанет что-либо объяснять. Кому нужен слишком странный Бог?
Более того, формирование религиозных представлений тоже не безгранично, оно имеет тот же лимит, что и человеческое воображение вообще. Творческий потенциал обычно сталкивается с границами человеческого опыта, как это, например, показывает Кант в критической философии разума. Человеку неподвластно придумать нечто такое, что находилось бы абсолютно за рамками его интуитивных представлений о мире, так что не только религиозные, но и фантастические образы имеют какую-то определенную закономерность и ограниченность. Попаданцы могут очутиться в прошлом, будущем или параллельном мире, но никогда – в каком-то абсолютно новом немыслимом измерении, радикально не вписывающемся в интуитивное осмысление человеком времени и пространства. Монстры всегда имеют набор узнаваемых частей тела, даже если это совершенно неожиданная химера.
Рассуждая в русле этой теории, мы рано или поздно придем к выводу о том, что, например, между Тором, которому поклонялись древние скандинавы, и Тором, в которого перевоплощается актер Крис Хемсворт, нет никакой теоретической разницы, как и в том случае, если мы сравниваем Иисуса Христа, в которого верят миллиарды современных людей, и того, которого показывают в различных экранизациях с 1897 года. При формировании того и другого образа используется одна и та же когнитивная формула, но христиане все же продолжают молиться действительному Иисусу Христу, а не его кинообразу. Почему Микки Маус и Дед Мороз не вызывают глубокой личной привязанности, веры и не заставляют человека ходить в воскресную школу? С другой стороны, почему, например, представители народа фанг почитают Нзаме, Мебере и Нква, а, скажем, студент факультета антропологии вряд ли станет им молиться? Между религиозными и фантастическими персонажами, а также между образами разных религиозных культур существует определенное различие, несмотря на их общую когнитивную природу.
Буайе оправдывает это тем, что существует более серьезное и менее серьезное сверхъестественное. Во-первых, разницу между Иисусом Христом и Санта-Клаусом можно объяснить исходя из понятия священного. Несмотря на то что у Санты есть религиозный прототип, имеющий отдельный культ (святой Николай), он все же не сакральная фигура. При этом если под сакрализацией понимать определенную семантическую процедуру (то есть символическое обозначение какого-либо предмета, лица или явления в качестве священного), то получается, что для религиозного представления недостаточно лишь быть абсурдным и иметь «маркер противоречия». Во-вторых, религиозное представление, в отличие от фантастического или литературного образа, имеет иную социальную нагрузку, проще говоря, выполняет какие-то определенные социальные функции. Мне кажется, что этот второй аспект играет даже большую роль, чем символизм религиозного верования, потому что абсурдность компенсируется тем, насколько важную социальную (и политическую) роль играет то или иное даже самое странное представление.
Конечно, если вы принадлежите какому-нибудь фандому, то немедленно возразите, что вымышленные миры тоже выполняют социальную функцию, и будете правы. Строго говоря, все социальные образования имеют схожую структуру и выполняют какие-то социальные функции. Именно поэтому мы можем проводить сравнение между религиозными и нерелигиозными институтами и феноменами, как, например, между религией и футболом или храмом и театром. Так, религиозное снова сводится к явлениям обычного, естественного порядка. Какими бы «контринтуитивными» ни были религиозные представления, мы не можем сказать, что идея всезнающего Бога в монотеистических религиях более «противоестественна», чем персонажи фантастического романа.
Более того, некоторые верования, которые обычно не принято считать в прямом смысле религиозными, могут интерпретироваться как религиозные, но не из‑за степени их абсурда, а по социальным формам. В культуре нью-эйдж, которая характеризуется высокой степенью смешанности разных явлений и образов, становится все сложнее отделить «серьезное» сверхъестественное от «несерьезного». Так, например, веру в инопланетян среднестатистический здравомыслящий человек поверхностно посчитает просто заблуждением. Однако уфологические верования производят психический эффект и могут сопровождаться религиозными практиками. Люди ищут контакта с инопланетянами, «переживают» опыт похищения, вступают в сексуальные отношения с пришельцами и даже совершают культовый суицид (как, например, случай массового самоубийства членов группы «Небесные врата», которые покончили с собой в Калифорнии в 1997 году, поскольку верили, что так они покинут свои тела и отправятся в космическое путешествие на комету Хейла-Боппа). «Космические верования» встречаются и в менее неординарном контексте: например, у мормонов есть представление о планете под названием Колоб, которая располагается около трона Бога. Это представление фигурирует не только в священных текстах «святых последних дней», но и, например, в мюзикле «Книга Мормона» и отчасти в научно-фантастическом сериале «Пространство» (The Expanse, 2015–2022).
Абсурдные идеи обычно относят к категории вымышленных. Они – фикция. Интересно, что в современной культуре помимо широко распространенных религий, всеми узнаваемых, отдельно выделяются вымышленные религии, также называемые пародийными, изобретенными, «гиперрелигиями», «парарелигиями», «квазирелигиями» и т. д. Все эти понятия в действительности провокационные и неудобные, ведь когда мы говорим о религиозном, предполагается, что либо это нечто, данное Богом, либо все религии придуманы людьми и поэтому нет никаких рациональных оснований отделять Церковь Элвиса Пресли от Церкви Сайентологии (к тому же основатель последней Рон Хаббард еще и писатель-фантаст). Несмотря на то что провести теоретическую разницу между историческими и вымышленными религиями довольно трудно и на этот счет можно долго спорить, в религиоведении все равно есть такое разделение. К изобретенным религиям относят, во-первых, те культы и движения, которые претендуют на реконструкцию какой-то древней традиции. Религией такого типа можно считать, например, викка. Это вероучение и магический культ, основанный Джеральдом Гарднером в 1954 году как реконструкция древнего колдовства, которое, по его словам, существовало в дохристианской европейской культуре.
Кроме этого, к вымышленным религиям можно отнести религии из художественной литературы и кинематографа. Самый известный пример – это, конечно, джедаизм из киновселенной «Звездные войны» Джорджа Лукаса. Можно также привести пример своеобразной интерпретации христианства в антиутопии Маргарет Этвуд «Рассказ служанки» или боконизм из книги Курта Воннегута «Колыбель для кошки». Иногда литературные религии становятся реальными религиозными движениями или, по крайней мере, используются людьми для духовной самоидентификации. В начале XXI века в Шотландии насчитали около 14 тысяч джедаев, в Канаде – 20 тысяч, а в Новой Зеландии и Австралии – более 50 тысяч человек. Боконизм – это одна из самых абсурдных и одновременно остроумных вымышленных религий. В ее основании лежит утверждение, что все утверждения ложны. Так что если сказать боконисту, что он несет бред, то он с легкостью согласится, ведь сам основатель религии Боконон, житель вымышленного острова в Карибском бассейне, учил, что все религии ложны и боконизм не исключение.