Естественная религия. Религиозные верования и практики в эволюционной истории человека — страница 8 из 32

Друг Чарльза Дарвина политик и ученый Джон Лаббок писал, что первоначальным мировоззрением в истории человечества можно считать атеизм. Он понимает его не как отрицание богов, а как их отсутствие в картине мира, это «естественное состояние дикого и необразованного ума»[49]. Религиозные представления появляются в связи с тем, что человек начинает размышлять по поводу сна, смерти и потери сознания. Даже первые боги, которых придумал человек, пишет Лаббок, были связаны с этим, как, например, в римской мифологии Сомнус и Морс, боги сна и смерти, дети Нокс – богини ночи[50].

Из-под руки Лаббока выходит совершенно противоположный homo religiosus культурный вид. Противоречие этих двух концепций относительно религиозной природы человека снимает французский социолог Эмиль Дюркгейм, объявляя человека homo duplex.

Человек, – пишет он, – во все времена живо ощущал эту двойственность. В самом деле, повсюду он представлял себя состоящим из двух полностью разнородных существ: с одной стороны, тела, с другой – души <…> такое повсеместное и неизменное верование не может быть просто иллюзией…[51]

И далее:

Старая формула homo duplex подтверждается фактами. Наше устройство отнюдь не просто, наша внутренняя жизнь словно бы обладает двойным центром притяжения. С одной стороны, это наша индивидуальность, а точнее – наше тело, на котором она основана; с другой стороны – все, что выражает в нас нечто иное, нежели мы сами[52].

В общем, как говорил Блез Паскаль, человек – одновременно и ангел, и животное, он никогда не может быть чем-то одним. Дюркгейм говорит, что дуализм человека всегда выражается в религиозной форме, и поэтому даже человек, не относящий себя к какой-либо конфессии, все равно чувствует эту двойственность внутри и старается ее каким-то образом оформить в своем мировоззрении.

Собственная двойственность воспринимается человеком как сакральная, а сакральность Дюркгейм рассматривал как неустранимый элемент социальной жизни человека. Священное у него окончательно обретает гравитацию, я бы даже сказала – становится рутиной, потому что он объявляет его

результатами доступной научному анализу психической операции, в высшей степени творческой и плодотворной, которую называют слиянием, общностью множества индивидуальных сознаний, объединяющихся в общее сознание[53].

При этом сакральное не исчезает как явление, оно настойчиво продолжает присутствовать в социальной и культурной жизни человека разумного. Нельзя определить какую-то конкретную форму, хронологическую или географическую точку, когда появилась религия. Дюркгейм утверждает, что религия не начинается нигде, точно так же как и любой другой социальный институт. Религия – социальное явление. Вместе с другими социальными сферами она является естественной и имманентной для общества, которое, в свою очередь, объявляется sui generis. Человек, таким образом, тоже homo religiosus, но уже в некотором новом смысле.

До сих пор, говорит Дюркгейм, происхождение религии пытались объяснить двумя путями – натуризмом (то есть из культа природы) и анимизмом (то есть из культа духов), однако эти две крайности его не удовлетворяют, потому что довольно искаженно трактуют палеопсихологию. Так, например, Тайлор считал, что древний человек не умел проводить различие между одушевленными и неодушевленными предметами, так же как это не умеют делать дети и животные. Однако на самом деле (и об этом пишет впоследствии Герберт Спенсер) детский анимизм не похож на анимистическую картину мира, поскольку ребенок, к примеру, осознает разницу между куклой и человеком, точно так же как животное четко отличает живую муху от неживой. Анимизм как религиозная форма отличается от анимизма вообще тем, что в нем используется категория сакрального. Точно так же романтическое чувство возвышенного при созерцании Альп отличается от подношений горным духам – тем, что оно связано с понятием священного и имеет большое социальное значение. Задача натуралистических теорий религии, стало быть, состоит в том, чтобы найти естественные причины этого.

И мы ничего не объясним в религии, пока не выясним, как возникла эта идея, к чему она относилась и что могло способствовать ее появлению в сознании человека[54].

Влияние Дюркгейма на последующую науку невозможно измерить. В религиоведении его идеи тоже предваряют огромное количество теорий и различного рода наблюдений. Современное когнитивное и эволюционное религиоведение – это в определенном смысле неодюркгеймианство, поскольку религия рассматривается ими как естественное социальное явление, дающее определенные бонусы для участников социального процесса. Дюркгейм доказывал, что ритуалы и верования позволяют членам общества быть более солидарными, и эта проблема тоже рассматривается в эволюционных теориях религии, в частности через понятия альтруизма и группового отбора.

Надо сказать, что теория эволюции тоже имеет очень насыщенную историю развития. Начиная с 1859 года, когда была опубликована книга Дарвина «Происхождение видов», и до сегодняшнего дня эволюционизм является фундаментом для естественных наук, и его роль в научной картине мира уже даже не обсуждается. Сначала теория эволюции двигалась вслепую, затем были открыты законы генетики. За период чуть более 160 лет эволюционизм стали применять не только в науках о жизни, но и в социальной теории, гуманитарном знании. До сих пор существуют попытки объединить эволюцию и креационизм. Теория эволюции собрала немало сторонников и критиков; мне кажется, что справедливо будет сказать о ней как о научной революции.

Под современным эволюционизмом чаще всего понимают «современный эволюционный синтез» или «синтетическую теорию эволюции» (modern evolutionary synthesis, сокращенно СТЭ), которая возникла между 1937 и 1950 годами благодаря советско-американскому биологу Феодосию Добржанскому. Суть СТЭ сводится к тому, чтобы согласовать дарвинизм и генетику. Этот синтез в конце концов привел к объединению вокруг теории эволюции различных естественных наук. Со временем СТЭ тоже стали пересматривать, и возникло движение «расширенной теории эволюции» (extended evolutionary synthesis). Его сторонники предлагают включить в теорию недарвиновские принципы развития (например, принцип «прерывистого равновесия» помимо или вместо дарвиновской постепенной эволюции). В отличие от классического эволюционизма современные эволюционные исследования уходят от иерархичности и градуализма в объяснении того, как развивается природа. В них применяется более гибкая методология, которая действительно позволяет расширить эволюционную теорию, включить в нее синтез и социальные науки тоже, ответить на вопрос, является ли человеческий вид «венцом эволюции».

Науки вообще всегда стремятся к тому, чтобы строить между собой мосты. Сегодня происходит мощная коллаборация разных дисциплин, направлений, школ, методик и т. д. – то, что мы называем междисциплинарным знанием. Предмет исследования тоже не присваивается какой-то определенной наукой или направлением. Гуманитарии изучают грибы, реки, компьютеры, представители естествознания исследуют религию, мораль и любовь. Человека по-прежнему изучают и те и другие, но уже с более критической точки зрения, не как торжество эволюции природы, а как ее самый неоднозначный продукт. Он двусмысленный главным образом из‑за своего разума. Конечно, и раньше в интеллектуальной истории никто не считал человека простым (например, для христианских схоластов, в отличие от единого Бога, человек – это 1+1), но во второй половине ХX века все в очередной раз в этом убедились благодаря возникновению когнитивных наук.

В 1956 году американский психолог Джордж Миллер опубликовал статью «Магическое число семь плюс-минус два», в которой рассказал о своем открытии: кратковременная память человека не может запомнить более 7 ± 2 элементов[55]. Это открытие позже назвали «кошелек Миллера», как бы имея в виду, что в память, как в кошелек, нельзя положить более семи (± 2) монет. Такая же особенность позже была обнаружена и у муравьев[56]. В том же 1956 году на семинаре в Дартмутском колледже американский информатик Джон Маккарти впервые использовал термин «искусственный интеллект», тем самым расширив понятие интеллекта вообще: теперь он не только прерогатива человека разумного. К тому времени Алан Тьюринг и Джон фон Нейман уже поставили проблему мышления машин и его сравнения с человеческим разумом[57], а Марвин Мински защитил первую диссертацию, посвященную нейронной сети[58]. В 1957 году вышла в свет книга, перевернувшая представление о языке и мышлении, – «Синтаксические структуры» американского лингвиста Ноама Хомски[59]. Началась когнитивная революция[60]. Психология, лингвистика, компьютерные науки, антропология, нейробиология, философия и другие науки образовали междисциплинарную область исследования человеческого и нечеловеческого мышления как процессов переработки информации. Для когнитивных наук эволюционизм стал полезным фреймом, и со временем их сотрудничество привело к появлению новых дисциплинарных областей (например, эволюционной психологии).

Первоначально в когнитивных науках получает широкое распространение «компьютерная метафора» человеческого разума, то есть его сравнение с устройством компьютера. Утверждалось, что мозг – это естественная вычислительная машина или система обработки информации. Вместе с тем философы пытались разгадать, чем в таком случае является сознание: функцией деятельности нейронов, ментальным состоянием мозга или, может быть, некоторой иллюзией? Американский философ Хилари Патнэм придумал мысленный эксперимент