— Тогда я тоже хочу своим солдатикам красивую одежду и локоны, чтобы и у них была душа, — заявил Ууно.
— Что поделаешь, дорогой мой, нет у твоих солдатиков ни красивой одежды, ни локонов! Когда-то давно было и то и другое, они тогда бились копьями и мечами; а теперь всюду только бомбы. Бомбы в воздухе и на воде, под землей и под водой. Красивая одежда и локоны теперь ни к чему — прежде чем люди ее увидят, ты уже будешь убит. Красивая одежда и локоны остались только у девочек, чтобы они могли закрывать и открывать глаза, будто у них есть душа.
— А я хочу, чтобы у моих солдатиков была душа и чтоб у них тоже глаза закрывались и открывались! — воскликнул Ууно; он готов был заплакать; из объяснений отца он кое-как понял только одно: нет и не будет души у его солдатиков и глаза у них никогда не будут закрываться и открываться.
— Хорошо, конечно, написать Деду Морозу; он, верно, поможет! — сказал отец, чтобы хоть как-то успокоить сына.
— Да, да, папа, напиши Деду Морозу, пусть он вложит душу моим солдатикам! — обрадовался мальчик.
— Но это будет только к следующему рождеству, потому что раньше Дед Мороз писем не принимает.
— А почему не принимает?
— Некогда, у него дел много. А вот месяца за два до следующего рождества я напишу. Тогда Дед Мороз заставит работать все свои большие и маленькие мастерские и приготовит много-много одежды и локонов, так чтобы души хватило на всех солдатиков.
— И глаза чтобы закрывались и открывались? — доверчиво спросил Ууно.
— Да, чтоб закрывались и открывались, — подтвердил отец.
— А у лошадей, на которых всадники, тоже?
— Но ведь у лошадей не бывает красивой одежды.
— А если их тоже красиво одеть, будет у них душа? — поинтересовался мальчик.
— Так ты, пожалуй, и свой столик захочешь принарядить и локоны ему сделать, чтобы и у него душа была, — засмеялся отец.
Ууно не совсем ясно понял, над чем смеется отец, но все же засмеялся и сам:
— Снежной бабе надо тоже сделать красивую одежду и локоны, пусть и у нее душа будет.
— И всем кольям на огороде тоже, — продолжал отец.
Тут Ууно весело засмеялся. Очень смешно получалось, когда он представил себе, будто у огородных кольев тоже есть одежда, и локоны, и даже глаза, которые закрываются и открываются. Но больше всего рассмешило Ууно другое: эти колья напомнили ему и штаны отца, которые однажды висели на изгороди. Ветер надул их, они стали большими и круглыми, и казалось, что на изгороди висят не штаны и рубашка, а сам отец. Ничто не вызывало у мальчика столь безудержного смеха, как болтающиеся штаны и рубашки, время от времени почему-то наполняющиеся ветром.
Марет, услышав заразительный смех брата, пришла узнать, над чем он так смеется. Когда ей рассказали, в чем дело, она тоже захохотала. И все втроем смеялись, смеялись до того, что Ууно даже забыл о своих бездушных солдатиках. И только вечером, уже в постели, Ууно вспомнил о них и сказал матери:
— Теперь и у моих солдатиков будет душа.
— Как так? — удивилась мать.
— Вот наступит новое рождество, папа напишет Деду Морозу и попросит его, чтобы он заставил работать все фабрики, которые изготовили бы много-много красивой одежды и локонов. Тогда-то у всех глаза будут закрываться и открываться.
— Будь послушным и быстренько засни, а то Дед Мороз ничего тебе не сделает, — приговаривала мать. — Только хорошие дети и солдатики получат душу.
— Только хорошие… — бормотал Ууно, уже засыпая.
Стоило ему сомкнуть глаза, как он увидел, что новое рождество уже наступило, он явственно услышал, как отец говорил ему: «Ну, Ууно, я получил письмо. Дед Мороз приглашает нас к себе в гости, он наверное, уже сделал души для солдатиков. Давай-ка одевайся поскорей, чтоб не опоздать. Пусть мама оденет тебе под курточку все теплые кофты, а то замерзнешь, ведь дом Деда Мороза сделан из снега и мороза. Опусти уши у шапки и завяжи их под подбородком…»
Не дослушав отца, Ууно бросился скорее одеваться, боясь, как бы отец не передумал или не ушел без него. Но вот беда, одежда, чулки и ботинки как сквозь землю провалились. Он стал звать и искать мать, но и она тоже исчезла вместе с одеждой. В отчаянии и страхе Ууно бегал из комнаты в комнату, которые почему-то казались больше, чем на самом деле, только были забиты каким-то хламом, который мешал двигаться.
«Надень чистое белье и одежду, а то Дед Мороз рассердится», — сказал отец, стоявший посреди комнаты. Он был уже в шубе, воротник поднят, и шапка надвинута на глаза так, что Ууно едва мог их разглядеть.
«Мама, мама!» — кричал мальчик, бегая по комнатам, число которых, казалось, все увеличивалось. Никто не отозвался, и он в отчаянии подумал: «Найти бы хоть ушанку». Он стал ее искать, нашел наконец, но оказалось, что это не его шапка, а чья-то чужая, огромная, в которой голова Ууно утонула вместе с ушами и глазами. И тут он опять услышал голос отца: «Ну, сынок, теперь мы можем идти». И он взял Ууно за руку, направляясь к двери.
Мальчик хотел было сказать, что, хотя у него на голове большая шапка, он только в ночной рубашке и комнатных туфлях на босу ногу, но слова почему-то не выговаривались. Он боялся, что отец, увидев это, оставит его дома и уйдет один. И Ууно позволил вывести себя на улицу в чем был, и отец ничего не заметил. На улице лежали сугробы снега, он брел по колено в снегу.
«Вся дорога такая?» — спросил Ууно.
«Нет, дальше будет все лучше и лучше», — ответил отец, держа Ууно за руку.
И в самом деле, мальчик вскоре уже не чувствовал холода, только звезды сияли в небе да луна повисла на ветке ближайшей елки, желтая-прежелтая.
Вдруг они остановились перед небольшим домиком, и отец сказал:
«Постучись!»
«Чем?» — спросил Ууно.
«Палкой», — ответил отец, и его голос прозвучал словно бы откуда-то издалека.
Ууно постучался кривой отцовской палкой, которая неизвестно откуда появилась у него в руке. Какой-то улыбающийся старик, в огромных валенках, весь белый-белый, будто в снежной шубе, с большой бородой и волосами, выглядывавшими из-под шапки, открыл им дверь и сказал:
«Входи, входи, я Дед Мороз».
Мальчик ждал, уступая дорогу отцу, но вдруг заметил, что стоит на пороге перед Дедом Морозом один-одинешенек. Ууно не имел ни малейшего представления о том, куда девался отец и зачем он оставил Ууно одного. Но это почему-то его не обеспокоило. Он, как настоящий мужчина, оперся рукой о кривую отцовскую палку и переступил порог. Неожиданно даже для самого себя Ууно сказал:
«У моих солдатиков нет души».
«Разве это возможно?» — удивился старик.
«Они не закрывают глаза, когда умирают или ложатся спать», — пояснил Ууно.
«Я приношу детям куклы и игрушки, — заговорил Дед Мороз, — а дети сами должны вложить в них душу. Почему ты не вложил душу в своих солдатиков?»
«У меня нет души», — ответил Ууно.
«Впервые вижу мальчика, у которого нет души, — удивленно сказал Дед Мороз. — До сих пор у всех детей была душа, и даже игрушкам ее хватало, чтобы и они могли жить. Только у стариков не осталось души, потому и умерли их игрушки».
При этих словах Ууно заметил, что стоит перед Дедом Морозом голый, словно морковка. Только большая шапка по-прежнему надвинута на глаза, да в руках кривая отцовская палка. И он сказал:
«У меня нет души потому, что на мне нет красивой одежды и локонов».
«Я дам тебе красивую одежду и локоны, хочешь?»
«Нет, — ответил Ууно, — дай лучше душу моим солдатикам, чтобы глаза у них закрывались и открывались».
«Дорогой мальчик, из тебя никогда не получится ни правителя, ни военачальника, — грустно сказал Дед Мороз. — Потому что все правители и военачальники хотят иметь таких солдат, у которых не было бы души».
«Почему?» — удивленно спросил Ууно.
«Если у солдата нет души, он бесстрашен, — пояснил Дед Мороз. — Солдат должен быть смелым. Он должен быть только смелым, чтобы идти с огнем и мечом даже на беззащитных женщин и детей, на стариков и слабых, на своих родных — отца и мать, на братьев и сестер».
«Если у солдата нет души, то он умирает как животное — с открытыми глазами, — попытался Ууно возразить Деду Морозу. — Я хочу таких солдат, которые умирали бы как люди, закрыв глаза».
«Ну, хорошо, мой мальчик, — сказал Дед Мороз как бы сдаваясь, — раз у тебя самого нет души, я дам ее твоим солдатам. Но если у солдат не будет твоей души, то они и слушаться тебя не будут. Хочешь таких солдат, которые не будут тебя слушаться?»
«Если не будут слушаться — скажу отцу».
«А где твой отец?» — спросил Дед Мороз.
Ууно стал искать отца, но безуспешно — тот исчез.
«Видишь, нет у тебя отца, — сказал Дед Мороз. — И ты все еще хочешь иметь солдат, которые не будут тебя слушаться?»
«Все равно хочу, — упорствовал Ууно, — лишь бы у них глаза открывались и закрывались».
«Пусть твое желание сбудется», — сказал Дед Мороз и хлопнул своими огромными ладонями, так что легкие как пух снежинки взлетели и опустились на лицо Ууно. В тот же миг открылись таинственные двери, и оттуда строем вышли солдаты в красивой одежде и высоких шапках с кисточкой. Глаза их были широко раскрыты, словно их перенесли с лица сестриной куклы, на лицах застыло выражение, какое можно увидеть у настоящих солдат только на параде.
«И у всех у них есть душа?» — спросил Ууно.
«На них же красивая одежда, как на молоденьких девушках, которые всю свою душу вкладывают в ленты и локоны».
«И глаза у них открываются и закрываются?» — допытывался Ууно.
Вместо ответа Дед Мороз приказал всем солдатам лечь на спину. Ууно подошел поближе, посмотрел, но ни у одного глаза не были открыты.
«Можно, я возьму их себе?» — спросил он Деда Мороза.
«Пожалуйста», — ответил тот.
«А куда мне их положить?» — беспомощно спросил Ууно.
«Добрый совет дорого стоит», — произнес старик, достал откуда-то мешок, расстелил его на полу и сказал Ууно: — «Иди-ка сюда, подержи мешок».
Притронувшись к мешку, Ууно почувствовал, что он мягкий, как тот медвежонок, которого Ууно по вечерам берет с собой в постель, чтоб приятнее было спать. От Деда Мороза, стоящего рядом, веяло холодом. Но все это сразу забылось, потому что солдаты задвигались и, бодро маршируя, стали входить в открытый мешок. Откуда-то появлялись все новые и новые колонны, в красивых одеждах и с открытыми глазами на застывших лицах. Следом за ними ехали всадники с развевающимися знаменами. Все устремлялись в мешок, который Ууно держал вместе с Дедом Морозом, чья белая борода время от времени касалась лица мальчика и щекотала, как ползущая муха. За всадниками ехали пушки, броневики, танки, а над ними кружились самолеты. Но все попадало в мешок, вот какой он был широкий. Наконец Ууно, испугавшись, что такое количество гремящих и грохочущих вещей не поместится в его углу для игрушек, воскликнул: