И все же было противно и больно оттого, что даже в посмертии Ленка меня предала. Она просто хотела выжить и не видела другого пути. Изувечила нашу дружбу, вывернула меня наизнанку, но как же легко себя оправдала! Так горько, что слюна становится ядом и проедает нутро!
Я зажмурилась и плюнула в Ленку, возвращая подаренную отраву. Лярва зашипела от боли и злости, а я ударила подругу детства, хлестнула стеблями в тот самый миг, когда закатное солнце рухнуло в бездну воды. Его свет излился багряной кровью под ноги обольстительному исподу, зависшему над поверхностью моря. Небо нахмурилось, потемнело, окрасилось в тотал-блэк. Мгновение – и обрыв перед нами, и море внизу, и штрихи кипарисов сбрызнуло соком взошедшей луны, едким, густым, лимонным.
Вода под блондином вдруг всколыхнулась, зазвенела виртуозным стаккато звезд. Мелькнула спина неведомой твари, длинной, сверкающей чешуей, с гибким хребтом, украшенным гребнем.
Морской змей? Или дракон? – удивилась я, упираясь ногами в острые камни обрыва. – Откуда бы в наших морях?
В памяти всплыл, как медуза со дна, солнечный день на Поклонной горе. Лешка, тычущий указательным пальцем в фигуру мощного змея, порубленного, как колбаса. Зачем Георгий-Победоносец, – смеется захмелевший от пива Лешка, – издевается над трупом дракона? Зверь валяется без башки, а в него тычут палкой и топчут копытами! Между прочим, реликтовый вид. О, гляди какой птеродактиль!
В Лешкиных словах был здравый смысл, но жгучий стыд за его поведение приглушал доводы разума. Нельзя так вести себя в парке Победы!
А теперь невероятная масса воды закручивалась в водоворот, множащий лунные искры, ранившие испода-лярва осколками внеземных витражей. И стучало в голове: дракон! Все говорят, что Святой Георгий в древности победил дракона! Но на многих иконах монстр – с гибким чешуйчатым телом, свитым в тугие кольца. Опасный летающий змей, от которого спасали Москву. Не его ли потомок в данный момент взбивает море в соленую пену?
Из воды поднялись острые струи, пронзили насквозь тело блондина – шею, легкие, печень и сердце. Закричали в унисон сразу двое: испод от боли, Элен от ужаса. А потом их как пятна отстирали с Изнанки. Насовсем. Без права перерождения.
Снова запахло магнолией, кипарисами и можжевельником. Оглушили треском цикады, звезды проступили на нотном стане, зарождая мелодию космоса.
Все будет так, как и должно было быть. Даже если будет наоборот.
Не жалей о подруге, она давно умерла, а оболочка сгнила и распалась. Прах к праху, гниль к гнили, таков исход.
– Вкусссно! – услышала я легкий шелест, не ушами, а внутренним исподним слухом, к которому привыкла с детства. – Сссладкие твари, сссочные. Обожаю души с гнильцой.
Над поверхностью помрачневшего моря проявилась рогатая голова, зашевелила ноздрями, втягивая влажный соленый воздух. Дракон вынырнул из глубины, поднялся вертикально над хлестнувшими волнами, слегка изгибаясь могучим телом. Посмотрел на меня глазами-звездами, пригвоздил к месту кратким взмахом ресниц.
Он был утонченно-красив, он привораживал извивами тела, заплетал кольцами длинный хвост, увенчанный костяной пикой, острой, словно клинок. Нефритовая чешуя на брюхе сменялась антрацитовой ближе к хребту, вбирала в себя лунный свет и рождала зеленоватые всполохи. Я упала на колени перед драконом и утонула в волшебной музыке, порожденной его полетом, переплетеньем черных колец, ровным стуком звериного сердца, гулом крови под чешуей. Смотрела в пытающие глаза и блуждала средь звезд, обернувшись кометой.
– Вот оно что, интересссно, – вновь послышалось в шуме прибоя. – Так далеко и так близко, придется ждать полной сссилы! Ты звенишь как бяньцин и течешь серебром, но не ты нужна мне, глупая девочка, верящая в добро. Мне нужны восссемь звезд. Я ссспас твою жизнь, теперь ты в долгу. Сссумеешь собрать все часссти?
Черные розы вопреки моей воле угрожающе метнулись навстречу дракону и сгорели в лимонном пламени круглой и едкой луны. Дракон не заметил жалкой попытки освободить сознание.
– Я чувствую сссталь. Бетон. И сссвист ветра под облаками. Спасибо за подсссказку, дитя. Возвращайся в клетку под толщей земли. Я приду за тобой в финале.
Невероятный зверь улыбнулся, взмахнул усами, закрутился спиралью и нырнул в прохладную глубину, в переплетение бликов и волн.
Меня вырвало серебром и пеплом, оставшимся от стеблей.
Закрутило в вихре, швырнуло на нары в подземной тюрьме агентства. Такие привычные жесткие нары, прям-таки дом родной, а не камера.
– Командор, Аля очнулась! – услышала я голос Данила. – Как себя чувствуешь, цветочек аленький?
С минуту я пыталась настроиться, прежде чем поняла: цветочек Аленький – это я. Поздравляю, Данила Обухов, так мое имя никто не коверкал, ты – безоговорочный лидер!
– Вы схватили убийцу Элен? – спросила я вместо приветствия.
Обухов жестом пригласил на выход.
Я помнила все, что случилось вчера. Как погибла Ленка – театрально, на сцене! Как Данила спас от неведомой жути. Помнила Грига и полет над шоссе. А еще – допрос с пристрастием от Фролова. Я требовала у командора Бюро немедленно разыскать убийцу и расстрелять без суда! Я жаждала крови той мерзкой твари, хотела спустить ее капля за каплей, иссушить, а потом разорвать на клочки!
– Голубушка, и это все из-за лярвы? – уныло отбивался Фролов. – Конечно, мы будем искать, нам гастролеры в Москве не нужны. Во время погони на Садовом кольце пострадали десятки простых людей, не знакомых с исподним миром. Это требует разбирательства. Что же до лярвы…
– Она Элен! – меня колотило, будто схватилась за электрический кабель. – Чем вы лучше нее? Колдовать умеете? Не так часто жрете людей? Так знайте: сама отыщу убийцу. И разберусь с ним без вашей помощи. Я отомщу за подругу!
Даня картинно прочистил ухо. Командор не снизошел до демонстрации чувств, лишь едва заметно пожал плечами.
Мне казалось, они уже сделали выводы, но со мной обсуждать не хотели. У Бюро ведь свои резоны, им выгодней поторговать информацией, кого-то прижать, чтоб сидели смирно, кого-то выдворить из столицы. По-тихому, без кровавых разборок. Подумаешь, лярве вырвали сердце!
А когда я стала дерзить, разбила любимую чашку Фролова и пинком сломала ножку стола, меня от греха повязали и сунули в клятый подвал, предварительно заткнув рот конфетой. Усыпляющий «Мишка на севере» подействовал безотказно. Вот только сон приснился такой, что лучше бы мне вообще не спать.
В кабинете, кроме Фролова, обнаружился помятый Патрик: он колдовал над сломанной ножкой, неумело орудуя молотком. Люська сидела в углу на диване и листала какой-то журнал, с брезгливым видом наблюдая за Патриком и изредка подавая советы. Фролов прихлебывал чай и жевал бутерброд с колбасой. Идиллия!
Никто не хотел бегать по городу в поисках неведомого маньяка. Всем плевать на гибель Элен! Ничего, я вернусь в МГУ и отыщу там Грига. Он дрался с прислужниками черной твари, значит, сумеет найти ее и …
– Аля, голубушка, хватит мечтать, – Фролов отложил свой нехитрый завтрак и вприщур посмотрел на меня. – У нас есть гипотезы без доказательств. У Элен, – тут он скривился и выделил голосом имя подруги, – вырвали сердце в ритуальном круге, что уже дает неплохую зацепку. Но в этом, дражайшая Аля, ваша беда и наша проблема.
– Потому что сердца вырывает Тамара? – я вспомнила сон и слова Элен, не только про сердце, про Грига тоже, весь этот гадкий бред про излишнюю любовь брата к сестре.
– Аля, радость, вы меня удивляете. Ничего от вас не утаишь. Понимаете, милая барышня, у каждого в этом непрочном мире есть небольшое хобби. Тами не исключение.
Я опустила голову и села рядом с Люсьен. Вчера умолчала про амулет, который искала тварь, а сегодня узнала, что серебро – компонент лекарства для Тами. Но звезды больше не было, растворилась в крови. Был ли смысл сообщать о ней в Бюро Кромки?
– Самое печальное, государыня Аля, – продолжал издеваться Фролов, – что Григ Воронцов не поможет, как мечтается вашей душе. Он так геройски вчера сражался, только припозднился, правда, голубушка? За вами охотились, могли убить, а он не спешил на подмогу. Знаете, почему? Патрули кромешников показали, что сначала Григ примчался в театр. Изучил следы на летней веранде. И стер знаки, все до единого! Уничтожил улики еще до того, как Обухов отправил в «Фиону» зачистку! А потом отказался давать показания. В крайне оскорбительном тоне послав меня лично по неблизкому адресу. Стар я, моя драгоценная, в такие-то дали ходить!
Я таращилась на командора, хлопая ресницами, как заведенная, а Вадим Никонорович пил чаек.
– Не спешите с праведной местью, вам не справиться с орденом Субаш. Не марайте белые рученьки. Предоставьте кромешникам битвы с исподами, в конце концов, это наша работа. Но непременно поведайте, Аля, откуда узнали про сердцеедку.
Я проморгалась и села обратно под сочувственным взглядом Людмилы.
– Чаю хочешь? – спросила она, обмахивая меня журналом. – Я нормальный сделаю, не отравлю. Или сама завари пакетик.
Мысли путались в голове, сталкивались, разлетались. Броуновское движение в абсолютно пустой черепушке, гулкое эхо там, где еще недавно был мозг. Я кивнула Люсьен, мол, ей доверяю. Зябко съежилась под взглядом Фролова, морозным и подозрительным.
– Элен рассказала во сне. Про Тамару.
– Хорошая подруга, – одобрил Фролов. – Подставила, а после покаялась. Вы поболтали – и все, дорогуша? Не томите, мы ждем подробностей, с пафосом и слезами, с отпущением всех грехов…
– Нет, – опять разозлилась я и швырнула в командора стопкой журналов. Они разлетелись по всему кабинету к явному огорчению Люськи. – Прощания не получилось. Потому что из моря вылез дракон и съел Элен вместе с подельником.
– В смысле – дракон? – буркнул Патрик, в изумлении доломав молотком многострадальную ножку стола.
– В прямом, – отчеканила я. – Длинный, узкий, чешуйчатый. С рогами, усами, короткими лапами. Изумительно красивый при свете луны. Такой же наглый, как вы. Сказал, я должна за спасение, но за мной он прискачет в финале.