– Цвет? – хрипло спросил командор, поперхнувшись крошками бутерброда.
– Антрацитово-черный, – отчеканила я. И с болезненной радостью оценила, с какой скоростью исчезают все краски с лица Вадим Никонорыча.
Люсьен разбила очередную чашку. Обухов матюгнулся в сердцах. Патрик стукнул себя по лбу, забыв, что в руке молоток.
Черный дракон прилетел в Москву.
Дракон скорби, гнева и мести.
1.
Непривычные ощущения при контакте с шайкой кромешников: в кои-то веки не стали удерживать! Даже прилипала-курсант. Уходя из Бюро, я сполна оценила выражение «немая сцена»: гардемарины замерли кто где стоял и таращились друг на друга. Разве что Патрик свалился вбок и выронил молоток, приложив руку к разбитому лбу. Но это, как говорится, не в счет: производственная травма при исполнении. По лицу здоровяка стекала кровь, но подобные мелочи его не парили, он в ужасе смотрел на Фролова.
Я махнула рукой и ушла на волю. К солнцу, весне, ароматам сирени. Но не чувствовала суеты пробуждения, что случалась в Москве в долгожданном мае. Не видела света и счастья, что царили в парке Останкино, желтков одуванчиков, мельтешения бабочек. Не слышала перезвона лучей, суеты жизнерадостных воробьев в зазеленевшем кустарнике. Не замечала многих деталей, из которых раньше состоял мой мир.
Удивительная вещь – женское сердце. Вроде и не знала я Воронцова, подумаешь, встретились пару раз. Охренительный парень, с этим грех спорить, но не сошелся же клином свет… Или сошелся мне на беду?
Потому что болело в груди нестерпимо. Жгло кислотой отчаяния. Я ведь даже мечтать не смела о внезапном бурном романе, но я его слышала и, казалось, понимала, как никого другого! Мы были связаны общей мелодией, встретились в метро не случайно! Нашли друг друга в огромном мире…
Наивная глупая девочка, на кой ты ему сдалась? Он наследник ордена Субаш, сильнейший испод столицы. Поступает по-своему, хамит Фролову. Любит сестру Тамару.
Знать, что Григ причастен к убийству, было так мерзко, что ныли зубы. Но даже в полубреду опрокинувшей меня любовной горячки я могла сопоставить факты. И сделать выводы в пользу того, на что намекал Фролов.
Григорий увидел Элен в гостинице и почувствовал амулет. Он так долго разыскивал эту звездочку, компонент целебного эликсира, что не мог упустить заветный трофей. Сам ли Григ загнал Ленку в ловушку? Или просто проговорился сестре? Вряд ли расскажет об этом. Вряд ли откроет всю правду, когда придет меня убивать в круге с алыми рунами. Когда вынет сердце и выцедит кровь, чтобы снова собрать амулет.
Я просто девочка из метро. Случайно спасенная жертва, которую было забавно увести из лап Кондашова! Подаренную жизнь не грех и забрать, не так ли, прекрасно-опасный Григ?
Вспомнилось, как Воронцов эффектно появился во время погони. Что он сказал? «Довольно!» Только это слово, почти приказ. И те, кто преследовал меня, подчинились.
Ну зачем крушить всю Москву! Григорий знает, где я живу. Подгадать момент для убийства будет не так уж и сложно.
Я не мечтала о нем, не смела. Но тянулась, как тянется плющ к стволу молодого дуба. Мне хотелось обвить его руки-ветви, прижаться всем телом, дотянуться до кроны. Когда я успела упасть в него, утонув с головой в ощущениях, когда позволила эти мысли?
В его грозовой пучине не выжить, там нет ни света, ни воздуха.
Вот о чем говорил Григорий, когда я липла к нему с поцелуями. Есть мелодии, которым сложно противиться. Но нам никогда не сыграть дуэтом. Разная тональность, разные цели.
Я тряслась в метро, вытирала слезы, не стесняясь взглядов попутчиков. Пересела на Кольцо на Проспекте Мира, доехала до Комсомольской. Тут бы новую пересадку сделать, вернуться домой, в Сокольники… Но меня потянуло наверх. Прощаться.
Захотелось снова пройти маршрут. От метро до крутящейся двери гостиницы.
В этот раз я никуда не спешила. Медленно шла вдоль площади и смотрела на острый шпиль со звездой. Будто что-то тянуло к верхушке, приманивало общей судьбой. В моих жилах тоже сияла звезда, била серебром в оголенные нервы. Чудился задорный голос Элен, убеждал, что пара мелодий на свадьбе – это предел мечтаний для такой бездарной скрипачки, как я. Куча денег за вечер «пиликанья» и никаких проблем!
Я удивлялась, как медленно осознание гадкого поступка Элен пробивалось в сердце и в мозг. Я отказывалась принимать информацию, раз за разом находя оправдание. Слишком ее любила, слишком привыкла верить. Я всегда была на стороне Элен, чувствовала, что так будет правильно: если она предала, я не должна платить той же монетой. Так хотела ее спасти…
А ведь лучшая подруга меня продала, даже не в рабство, в качестве пищи. Отвезла на остров к дикарям-каннибалам, выбросила на берег из лодки и умчалась в туманную даль, энергично работая веслами!
Так ли неправ Григорий, став соучастником преступления? Он оставался логичным во всем. Взявшись однажды меня защищать, устранил опасную лярву, присосавшуюся к душе. Не позволил сестренке мной пообедать. Пусть Воронцов уничтожил улики, но ведь дело не только в безопасности Тами, как хотел показать циничный Фролов. Он и мне помог в самый нужный момент!
Но до чего же больно, каждой клеточкой, каждым вдохом и выдохом, так царапают душу осколки мечты! Больше нам не сыграть дуэтом. Не побеседовать запросто о том, что за лажа творится вокруг. В лучшем случае, встретив меня, он пройдет равнодушно мимо. В худшем – убьет, чтобы вырвать сердце для ненормальной сестры.
Я не помнила, как крутанула вертушку, как миновала львов. Меня будто схватили за руку и тащили мимо ресепшена к бальному залу и дальше, в помпезно-алтарный лифтовый холл. В крови гудело, в ушах звенело. Внутри зарождалось наивное чувство возвращения под отчий кров. Почему? Если бы знала ответ!
Я с самого рождения жила в Сокольниках, в квартире, доставшейся нам от бабушки. Вот уж кто был совершенством! Красивая, с элегантной прической, в нарядном струящемся платье из зефирно-воздушной ткани, какую в послевоенные годы было непросто достать. Я ее видела на фотокарточке, которую мама тщательно прятала на дне ящика с ветхим тряпьем. Когда в детстве читала Толкиена, мне казалось, эльфы – такие.
Мама сказала: она рано погибла. Как такое могло случиться? Разве гибнут эльфийские королевы? В детстве втайне от мамы я сочиняла истории. Красавица с фотографии влюбилась в чудесного парня и сбежала с ним по морю на корабле с огромными алыми парусами. Или вернулась в сказочный лес, подчиняясь неведомой магии. Что угодно, только не смерть в подворотне от ножа случайного урки! Мама плакала, вспоминая о ней, и твердила, что бабушка стала частью какого-то важного эксперимента, от которого зависела судьба страны.
А еще эльфийка была скрипачкой. Гениальной, известной не только в Союзе. И скрипка в потрепанном кофре, привычно болтавшемся за спиной, – тоже ее наследство. Самое нужное, важное. Круче квартиры в Сокольниках или шкатулки с золотыми колечками, которые мама продавала на рынке, если жизнь брала нас за горло.
Почему мне вспомнилась бабушка? Почему казалось, что я делаю шаг в ту придуманную страну, где эльфийка скрывалась от жестокого мира вместе с возлюбленным принцем?
Я всего лишь шла по гостинице, невольно вслушиваясь в разговоры.
Персонал на все лады обсуждал отсутствие администратора. Вспомнилось, как Элен похвасталась: это моя территория! А теперь без нее ничего не работало. Лифты встали намертво, двери заклинило. В баре что-то, по слухам, сгорело, да так капитально, что вонь разнеслась на три этажа вверх и вниз, а еще…
– Ночью кто-то вломился в офис! – шептала девочка на ресепшене скучающему носильщику. – Перерыл все вещи Елены Антоновны, там такой кавардак, с ума сойти! А я не могу дозвониться…
Кто-то искал амулет! Пробрался внутрь, обманул охрану. Инцы Тамары устроили шмон? Плохо же они знали Элен: она сроду ничего не хранила в офисе!
Я хотела объяснить это вздорной девице, но получился лишь сип. Что-то склизкое, мерзкое, точно ил, вновь перекрыло горло. Наконец, прокашлялась:
– Этой ночью Елену Антоновну убили возле театра «Фиона». Так что незачем ей звонить. Лучше сообщите в полицию, что кто-то взломал ее кабинет.
Девица зависла, носильщик тоже. Застыли, разинув рты.
Я осмотрела безмолвную парочку, сглотнула горечь и пошла мимо львов в знакомый до ужаса бальный зал, прощаясь с Элен, проходя весь путь заново, каждым жестом и шагом вспоминая тот вечер, когда жизнерадостная подруга подавала меня на стол славному вампирскому дядюшке.
Я прощалась и с той наивной Алёной, что верила подлой лярве!
Не хочу ее так называть, но слишком ярок кошмар в Бюро, когда Ленка вновь предала мою душу. Почему? Почему, почему?! Я ведь надеялась ее исцелить!
«Ленинградская» ласково вела меня за руку. Львы приветственно прорычали и едва приметно кивнули. Я мимоходом коснулась того, кому загадала новую встречу с парнем из московской подземки. Ты хорошо потрудился, котик, выполнил желание глупой девочки, только встреча не принесла ей счастья.
Я не знала, что творилось в моей голове, все плыло, как в рассветный час, когда над озером сгустился туман и мешает разглядеть берега. Я зависла в лодке между прошлым и будущим и не видела вокруг ничего кроме молочной густой кисеи, медленно проникшей в сознание. А где-то на дне притаился дракон. Выжидает и ухмыляется, страшный символ мести и горя, готовый обрушиться на Москву.
Смогу ли я расплатиться, если дракон выставит счет?
Никого у меня не осталось. Ни подруги, которую считала сестрой. Ни парня, в которого умудрилась влюбиться после стольких лет неверия и одиночества.
Так хотелось выдавить яд из сердца, что из залы я побежала к лифтам, совершенно забыв, что они не работают. Но гостиница с тихим шелестом раскрыла двери ближайшего лифта, хотя я не успела коснуться вызова.
Что остается потерявшему все, чем дорожил в переломанной жизни? Наделять душой предметы и здания. Будем дружить, «Ленинградская»?