– Аля – и так уменьшительное, – меня позабавил анализ фонетики. – Полное имя – Алёна. С греческого – солнечная, сияющая.
– Еще красивее, – улыбнулся Китаец.
И я не стала с ним спорить.
– А что означает ваше имя? – покончив с официальной частью, мы, не сговариваясь, пошли в обход здания МГУ, любуясь видами на высотку.
Китаец рассмеялся и потряс головой:
– Не подумайте, что я хвастаюсь, Аля, но и мне досталось хорошее имя. Юэ – пишется как «луна», или, если по-русски, «лунный», потому что в китайской традиции сначала идет фамилия. Ну а Лун – «дракон», разумеется.
Я замерла в удивлении: еще один дракон, перебор для Москвы, понаехали, понимаешь. Хоть не черный, и на этом спасибо!
Юэ Лун меня понял по-своему:
– Это тоже традиция, Аля. Все в Китае мечтают быть карпами, что прыгнут в ворота дракона. Символ мистики и счастливой судьбы. Может, поэтому мне нравятся книги, в которых происходят странные вещи за пределами зримого мира? Вот, например, Мураками. Он филигранно сплетает миры. Вам не нравятся драконы? Но почему? В России ведь был Змей Горыныч…
– Давно вы прилетели в Москву?
– Уже больше года. А это важно? Я ведь признался, что вечный студент, – Юэ Лун непонимающе хмурился: – Этот Юэ обучался в Гарварде, в Оксфорде. Вот, поступил в МГУ. Люблю учиться и путешествовать!
– Вы правда студент? – я округлила глаза, пытаясь сгладить неловкость.
– Считайте меня коллекционером дипломов, – снова расслабился Юэ Лун, выдавая очередную улыбку, добавлявшую солнца и зноя чудесному майскому утру.
– В России – вообще не проблема. Закажите на сайте, стоит недорого. Зачем тратить время на корочки?
– На корочки? – не понял Китаец.
И я полчаса объясняла наивному китайскому парню, что образование в России ничего не значит, а диплом, как правило, никому не нужен. Важны только знания и умения, а каким образом ты их получил – это твое личное дело. Поэтому дипломы народ покупает, просто, как сувенир, чтобы похвастаться перед друзьями.
Юэ Лун не одобрил, но промолчал. Неужели реально фанатик учебы? Встречались мне раньше всякие ботаны, но такой экземпляр – впервые!
Какое-то время бродили молча. Потом Юэ Лун спохватился:
– А зачем вы приехали в универ? Да еще со скрипкой? Работать?
Он кивнул на смотровую площадку, где не протолкнуться от голубятников и остервенелых фотографов, алчущих молодоженов.
Если б я знала, зачем. Не в смысле «зачем приехала», а на фига поперлась со скрипкой! Черный кофр прилепился к спине вместе с тканью тонкой рубашки, заменившей по случаю жаркой погоды привычную курточку-оверсайз. И там, на спине, воцарились тропики, жаркие, влажные, неприятные. Такие, что не хочется показывать парню, сошедшему с обложки журнала. Что он там спрашивает про работу? Да упаси Изнанка от здешней мафии!
– Только не в МГУ! – отсекла подозрения Юэ Луна. – Я приличная барышня, не халтурю на улицах, играю в солидных оркестрах. А здесь ищу одного человека.
Сплошное вранье и выпендреж! И про оркестры, и про приличную барышню. Да и Китаец снова завис, постигая трудности перевода. Как объяснить иностранцу, что по-русски «халтура» означает «работа», причем сделанная на совесть, просто вне основной? При том, что вне сленга фрилансеров, дизайнеров и музыкантов, «халтура» – это она и есть, полная фигня, сотворенная наспех.
А в довесок к вранью я открыла миру классный способ оперативного розыска. Хоть в патентное бюро заявляй! Гулять по парку с красивым парнем и ждать, что Маргарита Некрасова отыщется сама собой!
– Хотите, я вам сыграю? – неожиданно предложила я.
Сразу разволновалась, занервничала: не хватало еще слажать при Китайце. Но меня распирало неведомым счастьем, предчувствием чего-то значительного, что вот-вот случится прямо здесь и сейчас.
Вдруг зачесались подушечки пальцев, перезвон бяньцина перебила мелодия самой мощной из семи столичных высоток, та симфония, что я слышала на закате, стоя под шпилем гостиницы. Дело даже не в Юэ Луне, я почувствовала, что так правильно, просто сыграть, не под заказ, обозначить присутствие «младшей сестры».
Юэ Лун не спорил, он хотел меня слушать, это чувствует каждый бывалый скрипач, да и вообще артист: вовлеченность публики в представление. Он присел на скамейку и смотрел с интересом, как я открываю кофр, прикладываю к подбородку скрипку. Но спросил очень тихо, практически шепотом:
– Снова ищете… того парня в куртке?
Надо же, Китаец заметил, за кем я рванула в первую встречу. Не просто заметил, запомнил. И сделал неправильный вывод. Неприятный и очень болезненный.
– Нет, – слишком резко ответила я, для верности рубанув, точно саблей, смычком. – Я ищу женщину, библиотекаря. Она работает в универе.
И, не дожидаясь дальнейших расспросов, взрезала первую ноту.
2.
Я играла симфонию МГУ для единственного слушателя в мире людей. И для всей Изнанки Москвы, заявляя о своем появлении, о готовности сражаться с исподами.
В моей импровизации сложилось все: мрамор, порфир и блеск звезды, бетонная пыль, могучие сваи, вбитые в самые нервы земли, кровь и пот многих тысяч строителей, пропитавшие мощный фундамент, полифония окон, стаккато величественных барельефов, многоголосье студентов разных стран, религий и возрастов. В основную тему вплетались мелодии шести башен из Лицевого корпуса, как назвал их в заметках Самойлов. Сюита «Дорогомиловской», ставшей впоследствии «Украиной», токката Дома на Кудринской, ноктюрн «Красных ворот».
Я растворилась в музыке, вплетая ноты своей гостиницы, я следовала за смычком, будто волшебной палочкой призывала сестер на помощь. Я мечтала знать, понимать, чувствовать, как они, уже прошедшие долгий путь в борьбе за спокойствие лицевой стороны. И не хотела такой судьбы, отрицала ее, боялась. Почему все так глупо сложилось? Почему нельзя просто сидеть на лавочке, греться на солнце, болтать с Юэ Луном о музыке в литературе и подшучивать над Китайцем, измазавшем нос в мороженом? Мне привиделось это так ясно, что сердце, напитанное серебром, зазвенело от нестерпимой боли. Следуя за сладкими грезами, перечеркнутыми тенью башни во мне, смычок напоследок взвизгнул, оборвав импровизацию на щемящей ноте, похожей на волчий вой. На очень одинокий, надрывный вой, нацеленный в яркий кругляш луны. Эффектный финал, не поспоришь.
Мой слушатель подскочил со скамейки, то ли поддержать, то ли утешить. Он явно разбирался в скрипичных партиях, чувствовал все нюансы. Юэ Лун прочел всю тоску в переплетении нот! Единственный, кроме Грига, кто смог…
Впрочем, вынырнув из омута музыки, я обнаружила, что он не один. Народ собрался со всего парка, даже голубятники замолчали, будто им заткнули тряпками рты.
– Вы сейчас сыграли о здании? – снова шепотом спросил Юэ Лун, касаясь моей руки. – Вот об этом, об универе? Сталинский ампир, семь высотных зданий, идея новых доминантных точек в ландшафте советской Москвы…
Я знала, что ты не прост, Китаец. Умеешь слушать чужую игру. И слышишь больше и глубже, чем хочешь показать даже мне! Слова лживы, а звуки – истинны, да?
Его шепот что-то стронул в окружающем мире, невольная публика забила в ладоши, награждая нестройными аплодисментами. Несколько впечатленных ценителей протолкались к футляру, шелестя купюрами.
Я поспешно захлопнула кофр, замахала руками, мол, денег не нужно, просто порыв души. Собирать сторублевую мзду при Китайце было неприятно и стыдно.
– Нарушаем, гражданочка? – послышался голос, осуждающе-официальный до крайности. До зубовного скрежета и боли в висках.
Толпа вокруг рассосалась на раз. У скамейки остались лишь я и скрипка. И бесстрашный Юэ Лун – пятнышком света на помрачневшем ландшафте. Китаец выдал улыбку, фирменную, сногсшибательную, особый магический заряд ферромонов, пробивающий сердце навылет.
Подошедшая к нам элегантная дама заметно смягчила тон. Но слова остались холодными, как надгробие на январском кладбище:
– На территории Московского Университета концертные программы проводятся только на строго отведенных площадках и с разрешения администрации.
Она была молода, лет тридцати пяти, вряд ли больше. Несмотря на жару – в темном костюме: твидовая юбка ниже колена, блузка, строгий пиджак. Длинные волосы связаны в узел, ни волосинки мимо. Либо отсутствие макияжа, либо сверхдорогой натуральных оттенков «мейк ап вроде есть, но его как бы нет». Туфли на небольшом каблуке, стильные и удобные. И при всех попытках убить привлекательность – невероятно красивая леди.
Кто она в МГУ? Какой-то администратор? Кто еще готов в наше время примерить лук пятидесятых годов? Или сегодня косплей в «совьет стайл»? Если да, то первое место за ней, идеальное попадание в образ.
– Выступления в парке, – продолжила дама, – с целью получения нелегитимных доходов…
– Не было выступления, – вклинился в строгую речь Юэ Лун. – Девушка сыграла на скрипке, впечатлившись величием универа.
– И желая при этом впечатлить вас? – неожиданно съязвила администратор.
– Что, безусловно, ей удалось, – искренне улыбнулся Китаец. – Этот Юэ в восторге!
И подмигнул непреклонной леди.
Незнакомка фыркнула с неодобрением. Эти двое уделяли друг другу неоправданно много внимания, будто мой незаконный экспромт был лишь предлогом для встречи. Кого? Союзников? Или противников? Участников грядущего мезальянса?
Юэ Лун изучал незнакомку так пристально, с таким явным мужским интересом, что я ощутила себя дурнушкой, лишней на празднике жизни.
Есть в природе такие училки, с виду сухари и чулки с заплатками, но распустить им узлы на затылках, накрасить поярче губы, сдернуть пиджаки и отстойные блузки – и получаются женщины-вамп, хоть сейчас в стрип-клуб или на трассу.
Во мне медленно разливалась желчь. Недовольство собой и ситуацией прожигало неведомым ядом. Вот только что все было красиво, я играла, Юэ Лун восхищался. Но приперлась эта коза канцелярская…
– Вы исполнили композицию, и я видела в руках у людей купюры…