– Проявитесь! – приказала инцам. – Все-таки вы в гостях, пришли убивать – соблюдайте правила.
От этой бредовой речи пахнуло махровой бюрократией детства, когда не было еще Госуслуг, зато «каждая какашка просила бумажку», как утверждала соседка из сталинского дома в Песочном переулке. Я не рассчитывала на отклик, но три тени внезапно обрели черты, некие абрисы в легком свечении, и склонились в низком поклоне.
Захотелось сказать «спасибо» Конфуцию за привитую им любовь к ритуалам и соблюдению правил. Я пафосно поклонилась в ответ, копируя до мельчайших подробностей позу Юэ Луна в парке. Руки бубликом, ладони сцепить, спина под прямым углом. Конечно, для женщин поклон был другим, но этого я вообще не знала, нашли себе китаеведа! Оставалось обезьянничать и кривляться, оттягивая момент поединка.
– За что вы хотите меня убить? – выпрямившись, вопросила я, нагоняя голосом драматизма. Хотела подкрепить свое право хозяина, вольного задавать вопросы, какой-нибудь подходящей цитатой, но увы, кроме гор и рек, высоких, текущих, зеленых – нужное подчеркнуть! – в голову ничего не пришло. А новой встречи с тремя наймитами категорически не хотелось.
– Таков приказ господина, – донеслось в ответ. Еле слышно, дуновением ветра, сквозняком болотисто-влажным.
Казалось, инцы говорят по-китайски, на повышении-понижении, но я прекрасно их поняла. Изнанка ли смешивала языки в один гремучий коктейль, сводила все к общему знаменателю, как было до Вавилонской башни? Или музыкальный китайский язык так воспринимался именно мною?
– Что ищет в Москве ваш господин? – вновь представился убийца в серебряной маске, с черной чешуей, прораставшей сквозь кожу. – Возможно, мы сможем договориться? Я за дипломатию, господа, за мирное решение всех конфликтов.
– Мести и разрушения, – ответил один из абрисов, оплетенный черными нитями.
– Восемь серебряных звезд, – прожурчал вслед за ним второй.
Лес же ничего не ответил, лишь атаковал стеблями, норовя оплести котов. Те рыкнули в знакомой манере, выдававшей влияние Грига, и бросились рвать клыками всех, до кого могли дотянуться. По залу прошел хруст и скрежет.
Вода мне была не страшна, я уперлась всеми стальными сваями, что вбили под «Ленинградской», спасаясь от влажного грунта. Но вот черные нити оказались сильнее. Они оплетали лианами, жгли кожу неведомым ядом. Травяной браслет взрывал темный кокон, розы из-под запястья побивали нити шипами, и все-таки я сдавала позиции, слабела, теряла контроль.
Понаехали!
Отчего-то эта стремная фраза, отдающая шовинизмом, сделалась девизом битвы во мгле, в изнанке «Красных ворот».
Понаехали, понимаешь. Амулеты им отдавай! Месть им нужна и разрушения!
Главное, откуда у нас восемь звезд, если высоток – семь? Или приснопамятный Дом Советов, недострой Лицевого корпуса, – то бассейн «Москва», то храм, – успел заиметь звезду? Интересно, кому она назначалась!
Григу? Самойлову? А может… Сталину?
Какие глупости приходят в голову, пока бьешься на пределе сил, пока сдираешь руками, когтями, зубами липкую темную мерзость. Металлическим котам хоть бы хны, а мне, живой, не заслониться от ударов стрекучих щупалец, которыми обернулись нити. Мне больно, больно и горячо…
Но все же, где восьмая звезда? Куда пропала? Кто ее охраняет?
Нити подбили колени, оплели голени, дернули. Вода обернулась тонким мечом, подступая к самому горлу.
Понаехали, твари!
– А ну, расступись! – раздался задорный девичий голос. – Нельзя на недельку метнуться в отпуск, чтоб в Москве не случился бардак! Вы что устроили в моем доме?
Она рухнула откуда-то сверху, будто прыгнула бомбочкой в озеро, пробивая ногами все толщи воды. Приземлилась королевой на клетках пола, светлых и бурых, в самый раз для шахмат. Уперлась каблуками в гранит, взмахнула гибким мечом. Рыжая коса, толстенная, словно сплетенный канат, взметнулась, отбивая атаку корней.
– Седьмая пусть отдыхает! – скомандовала пришлая девушка, озаряя мрак задорной улыбкой и россыпью веснушек по вздорному носику. – Кошаки, прикрывайте с тылу. И не дайте тварям уйти!
Она врезалась в трио инцов, так буднично, что я расслабилась. Села, скрестив ноги в ближайшей нише, призвала целительную силу гостиницы, и стала смотреть долгожданное шоу под названием: «Можно я отдохну, а за меня подерутся другие?».
Между тем, под сводами «Красных ворот» закончилась драма «Убей Аленушку», быстренько промотали титры и пустили китайский боевичок «А ну стой, я сказала, а то порешу!» с рыжей бестией в главной роли.
Она прыгала, крутила сальто, садилась на шпагаты, зависала в воздухе, дралась всем, что попалось под руку, даже схваченным за хвост кошаком. Беспощадно рубила тонким мечом, отсекая от теней сгустки силы.
Рыжая, мелкая, верткая. Тонкая, как игла.
– Как тебя зовут? – крикнула я неугомонной Шестой сестре, со-зданию «Красных ворот».
– Варррварра! – рубанула она в этот миг, почти полностью лишая внутренней силы тень, управляющую корнями. – Варварка, можно Варька. Но про косу шутить не советую, достали аллюзии с русскими сказками.
– Понимаю, – хмыкнула я. – Меня зовут Аля. Алёна. И мне тоже опостылели подколки с козлятами и копытными лужами.
Рыжая в пируэте, которому обзавидовались бы примы балета, показала знак одобрения. Соседка по району мне очень понравилась.
– Лихо у тебя получается, – искренне одобрила я, осознав, что Варька не убивает, а загоняет троицу в круг, вычерченный тонким мечом. Берет, так сказать, с поличным, может, и права зачитает, если они есть у теней!
– Привычка, – отмахнулась Варвара. – Я – единственное со-здание, кого угораздило жить над метро. Из башни проход в вестибюль, каково! Это ж додуматься было нужно! А оттуда всякое лезет, особенно по ночам. Так что доставлять посылки Фролову для меня в порядке вещей. А ты, сестренка, отлично держалась. И звери твои – просто монстры, гляди, как чернявого измочалили!
Бронзовый кот (правый, судя по лапам) затащил в круг ошметки инца, выпускавшего ядовитые нити. Остальные уже бились в ловушке старославянского заговора, укрепленного пятиконечной звездой. С момента появления Варьки они были обречены, потому как на территории башни никто не может сравняться с со-зданием.
– Вот и все, теперь чай с ромашкой и разговор по душам, – хмыкнула довольная Варька. – Лезут во все щели, погляди на них! А мне потом прибираться…
Она не успела договорить: один из инцов внутри поклонился, признавая поражение в поединке, сотворил какой-то знак уцелевшими пальцами. В круге разгорелось свечение, что-то зашипело, пахнуло плесенью… А когда спецэффекты угасли, среди черт и резов охранного круга в лужице черной жижи валялся тоненький корешок, усохший и дохлый, как мышиный хвост.
4.
– Они что, сбежали? – удивилась я, когда мрачные теневые мелодии стихли.
Варвара задумчиво пялилась в круг, почесывая подбородок.
– В какой-то степени, – согласилась она. – Оттуда мне их не достать. Но впервые вижу, чтоб инцы самоуничтожались в круге. Жизнь – интересная штука, сеструха! Надо бы звякнуть Фролову.
– Тени-самоубийцы?
– Прикинь! А на кой к тебе привязались? Нет, так-то ясно: хотели прикокнуть. Желание сомнительное, но понятное. А с фига на территории башни? Погоди-ка, роднуля, тебя что, зацепили?
Варька схватила меня за локоть, выворачивая предплечье.
– Аккуратней! – предупредила я, беспокоясь за чумовую Шестую.
– Вау, – одобрила Варька браслет. – Знатная фенечка, тоже хочу. Плетенье-то какое, поперек да навыверт! Откуда кровища, сеструха?
Я сдвинула браслет ордена Субаш и задрала до локтя рукав, демонстрируя любопытной Шестой все сразу: и порез, и татушку.
От черных роз и соловья Варвара впала в экстаз. Заявила, что с этой картинкой мы выловим всех исподов в округе. Я буду гулять по паркам в ночи, а Шестая рубить в капусту тех тварей, что слетятся на огонек. Зачетно?
Она была – девчонка-девчонкой, только-только со школьной скамьи. Экстерном окончила техникум, готовилась прокладывать магистрали, но попала в проект Лицевого корпуса. Стала со-зданием высотного дома для работников железных дорог и Министерства путей сообщения. Такие девочки дерзко бросали уютные родительские дома и ехали в тайгу, в Сибирь, на Урал – прокладывать трассы, возводить города, в холод, в голод, в отсутствие быта и примитивной санитарии. Потому что, как в старой песне: партия сказала «надо!». И когда Варваре Осокина партия кое-что шепнула на ухо, она со всем комсомольским пылом ответила заветное «есть!».
Как же она отличалась от Кудринки! Той ответственность и сила свалились на голову, придавив и лишив желания жить. А Варька, получив к башне в довесок всех подземных чудищ в метро, да еще в придачу четыре вокзала вместе с неживой «Ленинградской», весело тащила тяжкую ношу, что говорится, от звонка до звонка. И откровенно ловила кайф от битв, загадок и приключений. Единственная из сестер, она реально дружила с Бюро и обрадовалась, когда поняла, что я знаю многих гардемаринов.
А вот история Кондашова, показавшего мне убийцу, заставила Варьку напрячься.
– Увы, сеструха, – решила она, – чаек с пряниками отменяется. Нужно метнуться в Деловой Центр и прикинуть масштаб разрушений. Инфа тебе досталась полезная, за такую реально пойти на убийство. А потому безопасней всего сразу выложить все кромешникам. Кондашов, царствие ему темное, был скотиной, каких поискать, но мужик оказался стальной. Под пыткой придумал позвать свидетеля!
– Обошлась бы без этих видений, вот честно, – вяло урезонила я Варвару.
В отличие от Шестой, я не чувствовала азарта, не была охвачена горячностью боя, не стремилась и дальше рвать и метать. Мне хотелось домой, под пледик, заказать какао с вкусняшкой и рефлексировать пару дней, стараясь изгнать кошмары. Драйв угас, сердце остыло, начиналась реакция. Мне было страшно – до одури. Хотелось все бросить и сбежать из Москвы! Накатывала апатия, пробивались первые нотки депрессии.