Тот план, что придумала когда-то Элен, звучал теперь пределом мечтаний: уехать к морю, снять комнатушку и лабать по местным кафешкам популярные мотивчики для отдыхающих!
Я сползла по пилону, села на корточки и закрыла лицо руками.
Кондашов! Мой кошмарный враг, сильный, способный поспорить с Григом, Фроловым и бог весть, с кем еще, был убит, в легкую, запросто! Тот серебряный масочник и не вспотел! А еще убийца использовал музыку, кромсал ей жертву, будто ножом…
Варька позу эмбриона в отключке поставила в полный игнор. Только пнула несильно кроссовкой, призывая продолжить разбор полетов.
– Эх, если б призвали меня, – размечталась Шестая с дурным прищуром, – я бы по ниточке метнулась в тот лофт. Не трясись от ужаса, сеструха, ты че! Дракоша не так силен, как малюют. Он стремный, конечно, но все-таки смертный. Да, убил Кондашова без боя. Но это стратегия, а не сила. Памяти темной Петр Иванович сам рот раззявил и щеки подставил. Не воспринял гостя всерьез, готовился поиграть. А хитрая змеюка прикинулась тортиком, легкой, вкусной добычей. И чем раньше Фролов об этом узнает, тем быстрее поймают гада!
– Так что, возвращаться к реке? – до чего ж не хотелось, но кто меня спрашивал! – До «Библиотеки», а там пересадка, или поверху есть короче маршрут?
– Ни то и ни это, – развеселилась Варвара. – В таком виде возвращаться в метро – радовать желтую прессу и любителей теории второй подземки. Лично я предлагаю метнуться по Кромке вот на этих бронзяшках. Кстати, как ты зовешь котов? Надо дать им кликухи, чтобы не путать.
– Райт и Лефт подойдут? – я все больше фигела от предложений Шестой. На котах? По Кромке? Еще и метнуться? – У Райта лапы сильнее затерты, он талисманом работает.
– Значит, поеду на Лефте, ага? Сеструха, не дрейфь, прорвемся. По кромочным петлям сметаем путь, дело пяти минут. Еще заценишь такую движуху!
«Бронзяшки» молча внимали, даже рычать не пытались. Но я чуяла: им тоже хотелось домой, спать возле лестниц, прикрываясь щитами.
Увы, так уж устроена жизнь. Кому в ней интересны наши хотелки?
Все-таки современный быт плохо влиял на комсомолку. Нахватавшись модных словечек, примерная девочка Варя не только испортила речь, прежде полную лозунгов. Не просто сменила служение вождю на опасные задачи агентства «Брюс», а неизменное алое знамя – на гибкий поясной меч. Лишенная развалом Союза подвигов во благо социализма, она отыскала выход бившей в жилах кипучей энергии. Ни одна заварушка не обходилась без Варьки Безбашеной, как прозвали ее в Изнанке, хотя башня у Вари как раз была.
Шестая открыто жалела, что не билась с тенями на Садовом кольце, зато радовалась как ребенок, что сегодня их порешила.
Она тщательно собрала останки в ларец, вынутый из рюкзачка за спиной. Пинцетом, как опытный криминалист, собирающий окурки на месте убийства. Похлопала котов по загривкам, лихо вспрыгнула на спину Лефту. Я с кряхтением влезла на Райта, поправляя многострадальный кофр.
– Я не умею метаться по Кромке! – крикнула неугомонной Варваре, натирающей уши Лефту. Лев-пантера тихо млел и порыкивал, изображая вселенский кайф.
– Звери умеют, – рассмеялась Шестая, – как-то же к тебе прискакали. Доверься инстинктам и держись покрепче. Ну, понеслась, родная!
Бронзяшки сиганули в туннель. Я завизжала от ужаса и первобытного восторга дикарки, впервые ощутившей скорость.
Это было стремно, ужасно, чудесно. Мы куда-то неслись в темноте, то понизу, то по стенкам туннелей, где-то сворачивали, менялись местами, пригибались к самым холкам котов, чтоб не разбить лбы о встречные трубы. Под лапами хлюпала какая-то жижа, и хотелось верить, что это вода. В одном месте Варька схватилась за меч и кого-то лихо посекла на скаку, так, что лишь ошметки летели.
А потом неожиданно мы прорвались на свет, на лицевую сторону, и целую станцию до перехода неслись по воздуху над толпой ничего не понимающих пассажиров. Кто-то потянулся за телефоном, кто-то орал и показывал пальцем, но мы снова ушли на Изнанку, прежде чем паника стала всеобщей.
– Какие полезные зверики! – восторженно вопила Варвара. – Попозже вернемся, проверим узел, кто-то завелся на этой ветке!
Я не собиралась никуда возвращаться. Не горела желанием с кем-то биться. И мечтала лишь об одном: не свалиться с кота на рельсы.
Скачка закончилась неожиданно: мы оказались в иллюзорном мире, полном вздохов, стонов, обрывков мелодий. Я увидела сгустки белесых корней, отдаленно схожих с грибницей. Они светились и как будто тлели: от бесформенных мотков поднимался пар, уходя к свинцовым тучам вверху. Невозможная какофония звуков, словно в этих мотках сплелись все напевы, все попытки человечества с самых ранних времен, с обезьян, отбивающих ритм на бананах, выразить мысли, надежды, веру в скудном наборе нот.
Совсем рядом извивалась плотная лента, полупрозрачная, ртутная. Казалось, что вырезали кусок заливного и оставили чудовищное желе колыхаться на бесконечном блюде. В желе застыли безглазые рыбы, еле двигая драными плавниками.
Так выглядела в изнаночном мире любимая мною река Москва. А корни тянулись от небоскребов, составивших Москва-Сити.
Варька их наскоро пересчитала, выбрала нужный, поближе к реке, развернула за уши кота. Мы прыгнули, уцепились за корни – и очутились на улице, в круге оцепления агентства «Брюс», под неумолчный аккомпанемент сирен скорой помощи и пожарной службы. Добивалась ли Варька такого эффекта? Вряд ли, судя по резкому возгласу. Но мы бухнулись в ноги господина Фролова: два со-создания и коты. Последние резко перестали отсвечивать и дружно прикинулись скульптурной группой новомодного авангардного автора, даром что замерли на проезжей части. Лишь глаза выдавали в кошачьих эфемерное подобие жизни: зло, насторожено следили за всем, что происходило у башни «Москва», возле комплекса «Город столиц», на набережной и в окрестностях.
Фролов изучал нас с таким лицом, будто разом разболелись все зубы, да еще и ревматизм прихватил. В усталом взоре ясно читалось, что только нас не хватало на месте трагедии. Однозначно, Варвара Осокина успела за долгие годы надоесть командору сверх всякой меры. А я, чем могла гордиться особо, почти сравнялась с Шестой за полторы недели. В паре же мы все рекорды побили и довели начальника до предынфарктного состояния.
Ну и ладно, прогнать он нас не прогонит, а если что – сыграю на скрипке. И клянусь: мигрень ему обеспечена!
Варька скромно шаркнула ножкой, косясь на развороченный небоскреб. Оттуда как раз выносили тела в черных глухих мешках, много тел, так много, что сделалось тошно. И заново страшно, приливной волной.
Скольких же убил тот испод, скрытый тенями и серебряной маской?
Звучало у реки просто кошмарно, резкими диссонансными нотами. И пахло мерзко, кровью, мочой, рвотой и отчего-то хлоркой. Будто пространство башни уже начали заливать антисептиком.
– Вот жестяра! – прошептала Варька. – Сеструха, я думала, ты загнула, ан нет, постеснялась в подробностях жечь! Кровища скоро в реку стечет, это кто же тут развлекался?
– О чем вы, милая барышня? – немедленно прицепился Фролов. – Расскажите старику, сделайте милость, с какого, простите, хрена вас сюда принесло, да еще и по кромочным петлям? Плюс на трофейных реликвиях, украшавших холл небезызвестной гостиницы?
Мы с Шестой переглянулись. По всему выходило, что я в ответе, а она остается подпевать солистке. Для начала я уточнила:
– Кондашов, правда, умер?
Фролов кивнул. Он вообще был мрачен, непривычно собран и где-то растерял все балагурство и великосветскую болтовню.
Я вздохнула и потянула рукав, но тут громогласно гаркнули:
– Варька!
Все подпрыгнули, включая Фролова, а к нам ломился счастливый Патрик, буквально по трупам в черных мешках. На фоне этой скорбной картины его лыба была до того неуместна, что я невольно шагнула назад, а коты вздыбили шерсть на загривках.
Варька помахала рукой и кокетливо поправила косу, но тут Фролов кинул взгляд на обоих, и диалог оборвался в зародыше. Из-за спины Патрикея, как из-за щита прикрытия, выглянул Обухов, улыбнулся мне, но вопить ничего не стал. Не повторил ошибки.
Лишь сочувственно подмигнул, показав, что готов биться бок о бок.
5.
Фролова появление гардемаринов вкупе с их желанием поддержать двух прелестных со-зданий не затронуло с пометкой «вообще никак». Хештег «полный игнор», продолжаем следствие. Он даже не прокомментил мой новый статус.
Разумеется, для командора моя инициация не стала новостью, но все-таки немного обидно. Как-то я привыкла среди людей, что коллеги поздравляют с небольшими победами: переездами, ремонтами, присуждением премии. Или с получением сольной партии в перспективном оркестре Лицевого корпуса. Я понимала, что ему не до этого, но все равно скорчила мину.
Потом вздохнула, как перед казнью, набираясь то ли воздуха, то ли сил, и доложила в подробностях обо всем, что случилось за день. О знакомстве с Марго и Долли, о возвращении из МГУ и о страшной гибели главы Дома Иллюзий. О том, что невольно стала свидетелем, за что поплатилась бы жизнью, если б не вмешательство Вари.
Шестая дополнила мой рассказ, не в меру драматичный и красочный, детальным описанием тварей. Выдала их останки властям. Задумчиво подытожила:
– Тени были явно нездешние, шеф, так, дешевый экспорт с Востока. Их подняли не в нашей стране, ну, по крайней мере, далеко от Москвы. Вся Изнанка в курсе, что Ворота – моя территория, нужно быть тупым, как полено, чтоб там нападать на Седьмую.
– Вы поймали его, командор? – дернула я Фролова. – Я смогу опознать по музыке, Кондашов за тем и позвал…
Фролов долго оглядывал меня сверху донизу, неприлично долго, даже Варька смутилась. Бросил через плечо Даниле:
– У Кондашова был шрам на запястье? Аля утверждает, он ткнул осколком.
Обухов нахмурился:
– Нет. Я лично осматривал тело. Вернее, то, что осталось. Ошметки, сломанная груда костей, высушен до самого дна. Но запястья сохранились, что удивительно. Оба без повреждений. Я еще подумал, что странно…