Не знаю почему, но я взрезала «Чардаш» авторства Витторио Монти. Возможно, оттого, что венгерский танец был самой быстрой скрипичной партией, которую я освоила.
Без подготовки, без ритуалов, без протяжных минорных частей, сразу в «до мажоре», molto più vivo, пальцами в кровь от усилия, от торопливых скольжений по грифу. Зацикливая экспрессивный финал.
Пьеса итальянского композитора врубилась в медитативный Восток, как гусарский эскадрон в пехоту, превращая гармонию в какофонию. Даже зубы заскрипели от диссонанса. Обухов пытался прикрыть, перетасовывая колоду, но меня все равно цепляло и било, заставляя сплевывать кровью: китайский ансамбль почуял цель, достойную объединенных усилий. Даня не мог меня защитить, но, подготовленная Воронцовым, я хорошо держала удар. После Грига было даже не больно, так, укусы надоедливых оводов.
Или я поняла суть игры? И успешно отражала атаки?
– Да кто ты такой? – рявкнул вдруг голос, от которого вздрогнули я и Обухов.
Через миг нас окружил хоровод прямоугольников из тонкой бумаги, ярко-желтых, шелестящих под нездешним ветром, изрисованных чудными знаками. Сразу стало легче дышать, отпустила боль, очистился разум.
– Какого ракшаса сорвал операцию?
Я впервые увидела таким Юэ Луна, гневным, собранным, готовым к битве. И без того светлая кожа побелела в оттенки мрамора, брови сошлись к переносице, глазницы заполнил антрацитовый блеск. Алый рот – как открытая рана. Не было больше чеширской улыбки, не было сияния белоснежных зубов. Злобный оскал, неприкрытая ярость. То ли заклятья, то ли проклятия, слетающие с языка. Он даже звучал теперь по-другому, будто вспененный океан под осколками лунного света.
– А ты кто такой? – возмутился Обухов.
Только Китаец не слушал. Даосские талисманы, невесомая рисовая бумага, полетели сквозь ураганный ветер и ударили в музыкантов. По сигналу Юэ Луна по всему партеру тут и там замелькали тени: люди, корчившиеся от боли, вскакивали и бросались к эстраде, словно бойцы спецназа.
Но я видела, слышала: отряд Китайца не успевает схватить артистов. Те уже таяли, растворялись, отбиваясь напоследок шальными аккордами.
– Упускаем! – заорал Юэ Лун. – Спугнули, не утерпели полпалочки благовоний! Инцы уходят темным путем!
Вновь полетели во тьму талисманы, окружая инцов ликорисами, проросшими прямо на сцене…
Господи, почему во тьму? Почему так стремительно погас свет, будто кто-то обесточил концертный зал, оставив освещенной лишь ракушку эстрады?
Сердце остановилось, я даже рухнула на колени от скрутившего в узел спазма, а за спинами китайских инцов вдруг грянул во всю мощь орган Шуке, пригибая зал, очищая, оглушая все живое и неживое беспощадной BWV565, токкатой и фугой ре-минор Иоганна Себастьяна Баха!
Огромный гэдээровский инструмент, все время таившийся в глубине сцены, играл сам по себе, без органиста. Клавиши вжимались так яростно, что слышался стук костей. А все остальное заполнил звук, выметая бамбук и шелк, заглушая скрипку и крики Китайца, заставляя погаснуть карты и рисовые талисманы.
Первой хрустнула флейта дицзы, разбилась на осколки нефритовая сяо, порвались струны на пипе. Струны гуциня выдержали, зато треснул пополам деревянный корпус. Шен просто выпал из рук владельца, склоняясь перед сильнейшим.
Варварство, но эффективное. Жестокость, но своевременная.
Григ, даже не появившись в зале, убил не инцов, но их инструменты, отметая возможность побега. Их магия слишком зависела от извлекаемых звуков. Обессиленные музыканты потеряно опускались на пол в алом круге паучьих лилий, вглядываясь в лица неслучившихся жертв.
К ним уже спешили кромешники, вальяжно шагал по проходу Фролов, словно пленение гастролеров было его личной заслугой.
Бах умолк, точно незримый клавишник решил попить кофе, прервав репетицию.
Я повернулась к Фролову, все еще сжимая скрипку в руке, и вымученно улыбнулась:
– Против лома нет приема, господин командор. Пред Бахом все пусто и суетно…
1.
Машина петляла по центральным улицам, простаивала на светофорах, словила с десяток локальных пробок. Я порывалась идти пешком, хоть к «Ленинградской», хоть в парк «Сокольники», прямо в концертном платье и с черным кофром через плечо, но Юэ Лун вызвал такси.
Пришлось назвать адрес: Песчаный переулок. Почему-то ехать в гостиницу в сопровождении Юэ Луна категорически не хотелось. Все равно нужно вещи забрать, нормальные повседневные платья, украшения, разные мелочи, коллекцию нот, безделушки, оставшиеся от мамы…
Юэ Лун сидел рядом, смотрел в окно и виновато молчал. Пару раз порывался взять меня за руку, но я спрятала ладони под мышки, будто мерзла и пыталась согреться, и Китаец оставил попытки сблизиться.
Удивительное дело, таксист ехал молча, даже радио выключил от греха. Очевидно, чувствовал весь напряг, сконцентрированный на заднем сиденье. Что до музыки – она раздражала, как прикосновение к обгоревшей коже.
– Не сердись, – вновь предпринял попытку Китаец. – Я не мог тебе все рассказать. Я же не знал, что ты из Бюро!
Объяснять, что я – не из Бюро, было как минимум глупо. Плакаться, что я устала от лжи, – о, только не в эту жилетку. Мне было тошно до отупения. Не было желания строить версии, проявлять любопытство, укорять, обижаться. Полный пофигизм, запредельный. Хотелось встать под горячий душ, чтобы смыть, наконец, всю мерзость, в которую меня окунули. Молодец, сходила на концерт развеяться!
Снова вспомнились тела на полу и в креслах концертного зала. Разбитые инструменты на сцене. Израненные гастролеры, вскинувшие руки в едином порыве и выпившие что-то из плоских бутылочек. Будто подчиняясь приказу извне…
Разругавшиеся до мордобоя командор Фролов и Юэ Лун тотчас забыли про распри и с матюгами кинулись к сцене, а там лишь с прощальным звоном падали возле стульев маски из чеканного серебра…
Второе групповое самоубийство, совершенное на моих глазах.
– Кто такой пастырь? – спросила я, припомнив, как Юэ Лун с традиционным поклоном протягивал Фролову жетон. Или верительную бирку? Запуталась. В общем, нечто со странным названием: пайцза. Красивую бляху из бронзы, размером с ладонь ребенка, в виде щита с резными краями. На бирке кусочками сердолика инкрустирован цветок ликориса, растущий из вспененной желтой воды, собранной из светлого янтаря. Еще там была лента с девизом, не иначе, такая же муть, что и в гербе агентства.
– Проводник душ до моста Найхэ, – ну прям очень понятно пояснил Юэ Лун. – А-ля, ты должна понимать, что значит «тайная операция» и «внедрение под прикрытием». Но диплом МГУ я получу обязательно!
Увы, рядом со мной в такси ехал не обычный студент, не раздолбай-испод, как представила Китайца Марго. Коллега из Китая с неофициальным визитом, что клятвенно подтвердили те самые дипломат и атташе по культуре, с которыми знакомил меня Юэ Лун. Инспектор I класса из Отряда Желтой реки, подразделение Найхэ.
Футы-нуты. Аж зубы сводит от официоза.
Кромешник – он и в Китае кромешник, пусть у них вместо Кромки был этот Желтый источник, за которым начинается ад.
Ох, что они орали друг другу с Фроловым, обвиняя во всех смертных грехах. Подумать только, команда пастырей во главе с инспектором I класса тайно приезжает в столицу и пытается провести захват дракона, чем срывает операцию агентства «Брюс»! – А какого ракшаса кромешники лезут в чужую облаву, не понимая всех тонкостей и взаимосвязей китайской культуры?! Кто этот парень, что сорвал концерт? Влез за пять минут до того, как должен был проявиться дракон и собрать разложенные дары? – А какого, простите, черта, милостивый государь, вы решили пожертвовать жизнями ни в чем не повинных российских граждан и иностранных туристов? Почему не доложили о теракте в Бюро? Что за мода – использовать, как приманку, пятьсот человек в зрительном зале?! Да еще и подвергли опасности внештатную сотрудницу агентства «Брюс»! – Императорские сокровища так не охраняют, господин командор, как я берег А-лю во время концерта! Посадил ее рядом с собой, выводил из музыкального транса! А кто играл Баха? Кто разбил инструменты, между прочим, важные улики по делу?
Их крики, взаимные обвинения перемешались в моей голове в один нескончаемый хор. Полифония смыслов. Хорошо хоть, Обухов влез между ними, а то бы действительно подрались, не магией, кулаками, как алкоголики из-за бутылки.
Было ясно: Синг Шё, черный дракон, если и присутствовал где-то поблизости, то спокойно улетел строить новые козни. Его сообщники ослабили цепи, пока начальство собачилось, и ускользнули в небытие. Итог экзотического концерта древнекитайской классической музыки – девять трупов, несколько случаев полной потери рассудка, без счета травм, как физических, так и психологических.
Официальная версия – теракт с применением психотропных веществ. Расследование ведется, усиленные меры безопасности, проверки на дорогах, досмотры… В общем, все, что полагается в подобных кризисных случаях.
Дане вынесен выговор по требованию отряда Найхэ. Погуглить бы, что это значит. Вроде, какой-то мост… Но ведь я видела своими глазами: если бы не вмешался Обухов, подставляясь под удар гастролеров, жертв было бы много больше!
Впрочем, Данила не рыпался: он привык к тому, что Фролов раздает наказания ни за что, а через пять минут отменяет. Но меня коробило от лицемерия. Не хотелось выбирать чью-то сторону. Мечталось замуроваться в башне и показывать им фиги с балкона.
Когда вокруг монстры, предатели, твари, трудно самой не запачкаться.
На подъезде к «Сокольникам» пробрало до слез. Как же хотелось проснуться! Вот здесь, сейчас, в родных переулках! Я обычная девочка из метро, не слишком удачливая скрипачка. Живу в понтовом сталинском доме, и влезаю в долги, чтоб оплатить коммуналку. Раньше мечталось прославиться, стать востребованной, разбогатеть! Осторожнее нужно мечтать, дорогуша. Вот тебе слава, почет и богатство, востребованность – знай отбивайся. А хочется проснуться обычной!